Иннокентий Смоктуновский. Без грима

«Для меня семья – это в первую очередь жена: здесь – тепло, любовь, надежда, вера, уют, достоинство, и мораль, и нравственность. И если о том спросить, что же такое Смоктуновский, то это во многом моя жена. Потому что во мне были, наверное, заложены какие-то добрые, высокие чувства, но они дремали. Одухотворение, творческое состояние, все прекрасное открылось во мне за время моей совместной жизни с этим замечательным человеком – Суламифью Михайловной Смоктуновской».

Заключительная новелла. Память о папе

«Все чаще прихожу к выводу, что есть, должно быть, особое, до непонятного бескорыстное и оттого, очевидно, вымирающее племя творческого люда на Руси – оно немногочисленно, как говорят в народе: “раз-два и обчелся”, однако племя это столь могутно, что щедро заряжает время и современников своей одухотворенностью и началом созидания, и пока мы находимся во власти этого их влияния – мы творчески сильны и богаты».

Существует Благотворительный фонд имени И.М. Смоктуновского «Золотой Пеликан». Он был создан в 1992 году, когда многие деятели культуры оказались в очень тяжелой жизненной ситуации.

Первым президентом фонда стала великая балерина Галина Уланова. В самом начале его деятельности мой отец тоже принимал активное участие в этой работе. Помимо него в Совет фонда входили такие выдающиеся люди, как драматург Виктор Розов, режиссер Детского музыкального театра Наталья Сац, а также прекрасные актеры Владимир Зельдин и Людмила Касаткина. Руководит фондом со дня его основания и по сей день – редактор Телерадиокомпании «Останкино» Дмитрий Федорович Власов.

Ежегодно фонд проводит множество благотворительных мероприятий: встречи ветеранов театра и телевидения, организует помощь малоимущим актерам, проводит театральные фестивали, в которых нет победителей и побежденных, а есть только участники.

В совете фонда сейчас работают такие наши замечательные актеры, как Вера Васильева, Ирэна Морозова, Юрий Васильев.

Также в работе фонда участвуют театроведы и историки театра.

С 1995 года я тоже погружена в эту работу. В 2000 году выступила на фестивале «Актер конца XX века» с моноспектаклем «Меня оставили жить…» по военным воспоминаниям отца и стала лауреатом. А позже начала участвовать в работе экспертного совета в различных фестивалях, проводимых фондом.

В 2020 году фонд стал проводить фестиваль «Нам дороги эти позабыть нельзя», посвященный 75-й годовщине Победы в Великой Отечественной войне. Конечно, пандемия и борьба за здоровье людей заставили поменять планы, но фестиваль был проведен, и работа продолжается.

Недавно замечательная актриса и певица Ирэна Морозова сказала мне: «Главное – надо верить. Верить в добро. Делать добро».

Эти слова могут стать девизом фонда, как они были девизом моего папы Иннокентия Михайловича Смоктуновского всю его жизнь.

Суламифь Смоктуновская. Непостижимая жизнь актера

«В Московском театре имени Ленинского комсомола, где она работала, шел какой-то спектакль. Дверь из ложи отворилась. Я тогда впервые увидел ее. Мгновение задержавшись на верхней ступени – двинулась вниз.

Тоненькая, серьезная, с охапкой удивительных тяжелых волос. Шла не торопясь, как если бы сходила с долгой-долгой лестницы, а там всего-то было три ступеньки вниз. Она сошла с них, поравнялась со мной и молча, спокойно глядела на меня. Взгляд ее ничего не выспрашивал, да, пожалуй, и не говорил… но вся она, особенно когда спускалась, да и сейчас, стоя прямо и спокойно передо мной, вроде говорила: “Я пришла!”

– Меня зовут Иннокентий, а вас?..

Должно быть, когда так долго идешь, а он, вместо того чтобы думать о будущем, занят всякой мишурой, вроде поисков самого себя, стоит ли и говорить-то с ним.

И она продолжала молчать.

– Вас звать Суламифь, это так? Я не ошибся?

– Да, это именно так, успокойтесь, вы не ошиблись. Что вы все играете, устроили театр из жизни – смотрите, это мстит.

Ну вот поди ж – узнай, что именно этот хрупкий человек, только что сошедший ко мне, но успевший, однако, уже продемонстрировать некоторые черты своего характера, подарит мне детей, станет частью моей жизни – меня самого…»

Семья – это совершенство. Ни больше, ни меньше. Любящая семья – это постоянное творчество.

Что нужно, чтобы стать хорошей женой? Надо уметь готовить хорошие котлеты. Вкусные. Остальное – это уже потом. В семье главное – кухня. Умение из чего-то на очень небольшие деньги сделать чудесный обед. Вот это искусство. В нашем доме при Иннокентии Михайловиче основным питанием были овощи. Капуста тушеная, простое картофельное пюре. Чудесное, пышное, взбитое такое, знаете? Иннокентий Михайлович очень любил такие простые блюда. Когда это приготовлено с любовью, то это та самая пища, которая необходима. Которая приносит какое-то удовольствие, а не только насыщает. Ведь плохо, равнодушно приготовленный обед, он же не может давать положительные эмоции.

Конечно, большая часть интересов Иннокентия Михайловича была вне дома, ведь стремился-то он к своей работе. Но чтобы ее выполнять, нужно было много сил иметь. Поэтому дома все должно было быть очень как бы легко и непринужденно, чтобы не отвлекать его, не раздражать ничем. Это он и любил.

Конечно, часто он бывал уставший и вымотанный, но это не значит, что его настроение как-то влияло на отношения. Все домашние понимали и старались безукоризненно следить, прежде всего, за собой. И, конечно, не обращать внимания на какие-то проявления усталости Иннокентия Михайловича, потому что после такой эмоциональной отдачи в ролях, в спектаклях, разве можно было ожидать какого-то хорошего такого, благостного состояния? Конечно, уставший человек всегда может что-то неправильное сказать, наверное, какой-то пар выпустить, как иногда говорят. И он это делал. Но ведь это свидетельствовало о большой нашей нужности для него. Все это мы преодолевали, опять же, любовью, нас это нисколько не смущало. Мы понимали, что значит где-то наша накладка, где-то что-то мы не так сделали, недостаточно были внимательны к нему. Такие люди, как Иннокентий Михайлович, должны пользоваться безукоризненным вниманием, все должно быть подчинено их творчеству. В этом и состояла моя задача как жены. И это не так уж было и сложно, требовало не очень больших усилий, просто надо это понимать. Да и сама жизнь подсказывает. Надо уметь слушать эту жизнь, что она хочет от вас в отношениях с мужем. И надо жизни соответствовать.

* * *

Когда мы познакомились, Иннокентий Михайлович был весь в поисках. Он приехал в Москву, чтобы устроить свою актерскую судьбу. Пытался поступить в театр Ленинского комсомола, где я работала заведующей пошивочным цехом, художником по костюму.

Здесь я впервые его увидела. Это было в начале 1955 года. Иннокентий Михайлович туда «показывался», существует так называемая система показов, иными словами, прослушивание. Он понравился, выступил очень успешно, но в основную труппу его не взяли. Софья Владимировна Гиацинтова – замечательная актриса, чудесный человек, наш главный режиссер, сказала ему: «Иннокентий Михайлович, у нас нет штатных единиц. Я буду хлопотать, но пока вы можете продолжать участвовать в наших спектаклях на разовых ролях». Это было участие в массовках, статистом, в маленьких ролях и эпизодах. Иннокентий Михайлович, конечно, согласился. Таким образом, какой-то мостик, связующий с театром, все-таки оставался.

Он не падал духом. Это был человек величайшего мужества, отваги, безукоризненной целеустремленности. И поддержку от друзей, конечно, он тоже чувствовал. Были актеры нашего театра, Римма и Леонид Марковы, замечательные, очень колоритные театральные актерские индивидуальности, которые ему помогали. Познакомился он с актерской четой, Валентином Васильевичем Бектиным и его женой, Марицей Викторовной Донцовской, это были чудесные актеры и прекрасные люди. Они его даже приютили на какое-то время.

В нашем пошивочном цехе, с которым Кеша был уже очень связан по работе, потому что в нем обязательно подгонялись костюмы для участников массовок, тоже нашлись друзья. Должна сказать, что для массовки костюмы не шились специально, но им подбирали что-то подходящее. И отсылали в наш пошивочный цех: «Идите, там костюм вам подгонят по фигуре».

Иннокентий Михайлович пришел в каком-то огромном комбинезоне, который был ему размера на два больше. И Ваня Толкушкин, наш портной, очень быстро взялся за это дело. В общем-то, мы всех актеров всегда встречали с пониманием, ведь актеры в то время были очень бедные, не всегда ухоженные, а здесь можно было всегда какую-то помощь получить. Ваня Толкушкин – это была такая палочка-выручалочка, он отутюживал, пришивал пуговицы, штопал, чинил, ушивал.

Иннокентий Михайлович тоже от нас получал какую-то поддержку. Потом наступила весна, надо сказать, чудесная, он появлялся уже с каким-то букетиком мимозы или подснежников. Мы были молодые, веселые, свободные. И между нами, естественно, возникло очень теплое, светлое чувство. К концу театрального сезона мы поженились. Одна наша сотрудница вызвалась помочь с трудоустройством Иннокентия Михайловича. Она была личной портнихой жены знаменитого режиссера, у которой, естественно, были большие связи.

Когда мы поженились, Иннокентий Михайлович, конечно, переехал в дом моих родителей. Вышла я замуж не за великого, прославленного актера, а за дорогого для меня человека по глубокому взаимному чувству – очень ответственной любви. И в дальнейшем, когда мы прожили какое-то время, Иннокентий Михайлович стал прославленным, знаменитым, пользовался бесконечным вниманием и интересом со стороны окружающих, все равно мне-то он оставался дорог как нежный друг, чудесный муж, отец наших детей, которых он бесконечно любил.

А тогда, когда он был никому не известным актером, наша портниха, которая обещала помочь, действительно добилась для Иннокентия Михайловича аудиенции у знаменитого режиссера Ивана Александровича Пырьева. Пырьев тогда был очень влиятельным директором «Мосфильма», и при этом очень добрым человеком. Жизнь показывает, что человеческий фактор – это, в конце концов, основа всего. И вот пошел Иннокентий Михайлович на прием к директору киностудии «Мосфильм». Иван Александрович встретил его очень приветливо, беседовал с ним, внимательно на него смотрел. Потом он дал Иннокентию Михайловичу запечатанное письмо и сказал: «С этим письмом пойдите на студию киноактера. Желаю вам успеха и думаю, что успех будет обеспечен».

Иннокентий Михайлович поехал в Театр-студию киноактера, где он уже бывал, кстати говоря, до этого, и где первый раз, когда его увидели, несчастного и оборванного, сказали: «Да что вы? Нам электромонтеры не нужны». Он представился актером, но ему сказали: «С таким лицом кто вас будет снимать? Вы не можете сниматься с таким лицом». Тогда он ушел ни с чем. А теперь вернулся с письмом от самого Пырьева.

И 25 июля, как сейчас помню, 1955 года Иннокентий Михайлович был зачислен в Театр-студию киноактера 3-й категории. И это в корне поменяло всю нашу жизнь. Немедленно Иннокентия Михайловича стали вводить в спектакли. Там была большая текучка кадров. Актеров вызывали на съемки, и нужны были замены. Иннокентия Михайловича ввели в какие-то спектакли, и буквально через несколько дней он с театром уехал в длительную гастрольную поездку.

Когда он вернулся с гастролей, в Театре киноактера шли репетиции маленького спектакля Бернарда Шоу «Как он лгал ее мужу». Там была занята замечательная актриса, Елена Александровна Кузьмина. Жена и друг Михаила Ильича Ромма. Она репетировала уже достаточно долго, но партнера ей никак не могли подобрать. И вдруг она встретила Иннокентия Михайловича, побеседовала с ним и поняла, что надо его попробовать на эту роль. Он очень живой, он интересный, и так необычно двигается. Пригласили его на репетицию, поначалу все шло очень тяжело, мучительно. У Иннокентия Михайловича первый опыт на столичных подмостках был довольно-таки сложный. Но Елена Александровна – удивительный человек, все-таки, опять же, человеческий фактор. Она не отказывалась и терпеливо добивалась результата. И вместе они добились успеха. Отрепетировали, и спектакль пошел. Иногда на спектаклях присутствовала Татьяна Березанцева – была такая женщина-режиссер в Театре киноактера. Посмотрела и сказала: «А вы знаете, можно снять чудесный маленький фильм». Она сама написала сценарий, по которому сняла фильм. И фильм получился замечательный. Иннокентий Михайлович самозабвенно играл роль молодого влюбленного поэта. Очень живо, изящно, искренне. Это был первый фильм Иннокентия Михайловича. Хотя все же начало было очень мучительное…

Помню, как Кеша приходил и говорил: «Не знаю, не знаю, как мне это все играть». Но Иннокентий Михайлович был одарен уникальным свойством. Он не имитировал чувства, он их не изображал, он являл чудо перевоплощения. Он становился тем человеком, которого изображал. Это было поразительно. Когда я сама видела его в каких-то ролях, это был другой человек. Это не был мой муж, отец моих детей, это был не тот, кто жил с нами рядом. Это был какой-то удивительный человек. Мы его так и воспринимали. Такое двойственное отношение. Дома он никогда не подавлял домашнюю обстановку своим величием, какими-то репетициями или чем-то еще. Он готовился к перевоплощению совершенно незаметно. И, видимо, еще помогало основное его, опять же, уникальное, свойство – колоссальная интуиция, непосредственное чутье, которое всегда в нем присутствовало.

Так было и в спектакле «Идиот», где, конечно, эта потрясающая интуиция Иннокентия Михайловича и вывела к созданию поразительного образа. Это была очень сложная роль, и в театре с большим недоверием в середине репетиционного периода начались всевозможные обсуждения и предложения, что надо снимать Смоктуновского с роли, не получается у него. И все-таки в какой-то момент интуиция ему помогла, интуиция и наблюдательность. Неожиданно в каких-то кулуарах «Ленфильма» он увидел человека, который стоял и читал книгу, хотя кругом шла какая-то свистопляска. Люди передвигались, люди куда-то шли, и, значит, жизнь кипела, а человек стоял и читал. Иннокентий Михайлович обратил внимание на этого человека и что-то важное понял в роли. Отрешенность и удивительное внутреннее духовное движение. И он этого Сережу – так звали человека, которого он встретил – привел домой. Интересно было. Иннокентий Михайлович пришел и сказал: «Смотри, кого я тебе привел. Это будет Мышкин». И эта встреча его очень подтолкнула. Есть какие-то божественные, космические излучения. Здесь нам не дано понять жизнь гения, его творчество не поддается никакому математическому анализу. А существует, как некая загадка.

А до Мышкина был кинофильм «Солдаты». Александр Гаврилович Иванов, режиссер этого фильма, увидел как-то Иннокентия Михайловича в спектакле «Как он лгал ее мужу». И он ему понравился. Иванов сказал своим ассистентам, чтобы в Москве в Театре-студии связались с актером Смоктуновским и пригласили к нему на пробы. У него было занято большое количество артистов, так как снимался полномасштабный военный фильм.

И вот приехала ассистент режиссера в Москву и просто увезла Иннокентия Михайловича на «Ленфильм». Там он познакомился с Виктором Платоновичем Некрасовым, автором повести «В окопах Сталинграда», которая легла в основу сценария фильма и где была замечательно описана военная жизнь. Вскоре Иннокентия Михайловича утвердили на роль. Во время съемок на «Ленфильме» он познакомился с актерами из БДТ – Евгением Лебедевым, Ефимом Копеляном и другими. И они ему сказали, что в их театре сейчас готовится спектакль «Идиот». И предлагали Иннокентию Михайловичу зайти побеседовать, попробоваться на роль Мышкина. Но Иннокентий Михайлович был увлечен работой в «Солдатах». К тому же у него на тот момент уже была семья, родился первенец – наша чудесная девочка, Наденька, и Иннокентий Михайлович спешил домой и в БДТ не пошел. Но когда съемки в «Солдатах» закончились, Лебедев посоветовал Товстоногову посмотреть этот фильм и обратить внимание на роль Фарбера, которую играл Иннокентий Михайлович. Лебедев сказал: «Вот же Мышкин. Ты посмотришь в его глаза, Георгий Александрович, и сразу поймешь, что это Мышкин». Так Иннокентия Михайловича пригласили в БДТ после фильма «Солдаты».

27 или 28 июля 1956 года Иннокентий Михайлович был зачислен в труппу Большого драматического театра в Ленинграде.

Я тогда еще оставалась в Москве. У Иннокентия Михайловича началась такая мучительная работа по поиску рисунка роли князя Мышкина, к тому же у нас произошла страшная трагедия. Первенец наш, наша девочка Надя, скончалась 6-ти месяцев от роду. Это был тяжелейший удар, и для того, чтобы его пережить, конечно, нужно было какое-то время.

Иннокентию Михайловичу нужно было входить в новую сложнейшую роль и одновременно переживать постигший нашу семью удар – это была слишком большая эмоциональная нагрузка. Иннокентий Михайлович целиком втянулся в работу, в ней он находил спасение от личных переживаний, и все было подчинено этой роли. Еще бы, такой образ! Князь Мышкин, Достоевский!

А я никак не могла оторваться от своего пошивочного цеха, от своей тоже любимой профессиональной деятельности, и я все еще оставалась в Москве. К тому же жить-то в Ленинграде было негде. Но в конце 1957 года я все-таки оставила свою работу и приехала в Ленинград. Уже с маленьким сыном. Бог велик. Он дает нам спасение. Послал нам сына, чудесного мальчика. Когда мы приехали в Ленинград, с большим волнением я пошла на премьеру «Идиота».

На премьере все для меня было удивительно. Я сразу почувствовала атмосферу Достоевского. Георгий Александрович Товстоногов – величайший режиссер. Как ему удалось создать такой шедевр? Думаю, и художники помогали, и осветители, был какой-то необыкновенный свет в этом спектакле. Как потом писали: это весна света, это Достоевский, это открытие. И, конечно, актеры потрясающие. Иннокентий Михайлович – это был живой Мышкин. Он вышел из Достоевского. Это не мои слова, так говорили выдающиеся деятели искусства и простые зрители. Евгений Алексеевич Лебедев – потрясающий Рогожин, фактура была такая, как будто это плоть от плоти Достоевский. Замечательный. И потом он был несколько обескуражен, что ему очень мало внимания оказывали. Всех так потряс Мышкин, что Рогожина как бы и не замечали. А Мышкин… Премьера – это же не единственный спектакль, а только начало начал. Перед артистом открывается возможность двигаться дальше в унисон с Достоевским. Пришел на спектакль внук Достоевского, посмотрел, пошел за кулисы к Иннокентию Михайловичу и сказал: «Иннокентий Михайлович, вы – гений». Это откровение Мышкина всем уже дало понять, что явился новый великий актер, гениальный актер, который нес с собой удивительный дух, атмосферу Достоевского, жизнь Достоевского.

Что тут сказать? У Иннокентия Михайловича началась совершенно новая жизнь. Как говорят, он в одночасье проснулся знаменитым. И слава, которая постепенно, но достаточно быстро стала расти и набирать силу, конечно, накладывала очень большую ответственность, влекла за собой новые обязанности и огромное нервное напряжение. Но в то же время он продолжал все больше проникаться образом князя Мышкина, общался с тем же Сережей, который своими позами, жестами, движением, и не знаю, чем еще, послужил ему неким прототипом. Так что Сережа стал чуть ли не членом нашей семьи.

Конечно, вокруг Иннокентия Михайловича что-то происходило. В театре многие считали: «Подумаешь, какое это достижение?» Смоктуновский такой, какой он в жизни. Посмотрите, как он ходит, как он взял стул, как он сел. Он и играет самого себя. Но Иннокентий Михайлович, опять повторюсь, – величайший человек. Он как-то совершенно игнорировал все эти мнения, он продолжал удивляться судьбе Мышкина и проникаться этой жизнью, этой сложнейшей удивительной личностью, ведь и психически, и физически это же человек Достоевского. Конечно, сложнейшая была задача. Поэтому он в это время очень много читал.

Тогда же Иннокентий Михайлович стал более востребован, и вскоре посыпались ему бесчисленные приглашения на разные роли в кино. А жизнь в театре – это по-своему уникальная жизнь, это очень сложный организм, состоящий из многих людей, а актерская профессия сама по себе очень амбициозная. Ведь, как оказалось, на роль Мышкина претендовало очень много людей. У Товстоногова лежал целый список, и все они ждали случая, что вдруг понадобится замена и удастся Смоктуновского заменить. Но этого не произошло.

Только во время отпуска в театре Иннокентий Михайлович мог сниматься, и в ближайший отпуск он поехал в Москву сниматься в картине «Неотправленное письмо».