А вечером бутылочку да под гармони
С огурчиком, хрустящим и родным.
Но после люди стали разъезжаться,
Бурьяном стали зарастать дворы.
И стало тихо в шумной некогда деревне,
А сколько их – покинутых в стране.
* * * * *
дом
Едва заметен посреди крапивы
Почерневший деревенский дом.
Хозяев нет, а может быть не живы,
И вот он коротает день за днём.
Дверь покосилась, окна перебиты,
А ведь когда-то жили здесь.
Дым над трубою вился спозаранку
Семья с утра готовилась поесть.
Но годы шли и жизнь ушла из дома
Признали нерентабельными их.
И сад, как будто после бурелома
И никому не нужно яблок наливных.
А сколько их разбросано в России
Не малых сёл, а целых городов.
Не потому ль духовно нынче нищие,
Что позабыли родину дедов.
Выходят на Бессмертный полк с плакатом,
А дед в слезах от виденного вкруг.
Едва ль мечтал искореняя он фашистов,
Что поросли подымутся не там, не вдруг.
Не думал он увидеть ту разруху
В стране, что уничтожила фашизм.
Он проклял бы и внука, и старуху,
Что вновь у нас царит капитализм.
* * * * *
Ты
Ты, где бы ни прошёл, повсюду за собой,
Ты оставляешь трупы, исковерканные судьбы.
Лишь горстка тех, что движимы тобой
Пока изображают некое подобье дружбы.
И всё же веришь в избранность свою,
Наивно полагая, что сие извечно.
Но только вечна – синева над головой,
А остальное, остальное – быстротечно.
Ведь даже горы, что веками возвышались
Однажды рушатся – уж такова природа.
И годы, годы, не смотря на всё умчались,
Всё ближе к смерти: у Вечности, у входа.
И как ты объяснишь Властителю всего?
Как оправдаешь властолюбие своё?
Что миру ты принёс? Совсем уж ничего?
И нынче райское ты пожелал житьё?