Запах одиночества

– Я бы бросил, было бы для кого.

– Для меня бросай.

– Когда эта пачка закончится, я перестану курить. Ради тебя. – выпустил он густой дым из лёгких.

– Ты уверен в этом?

– Моё слово – это всё, что у меня осталось. Им я дорожу. В этом можешь не сомневаться.

Докурив сигарету, Геля бросила бычок с балкона. Легла на кровать. Он лёг рядом. Дежавю – прошла мысль в голове. Хорошо зная французский, он мысленно перевёл два слово: dеj? – уже, и vu – видеть. Уже виденное. Слишком банально, подумал он.

Такие сцены у них были неоднократно. Они только и виделись у него в квартире. Только Геля не курила, а стояла рядом и наблюдала. Первый раз они встретились тут, готовили вместе на кухне, лежали на этой кровати и молчали часами. Каждая встреча происходила только внутри этих стен. Единственным исключением был поход в магазин за кефиром.

Он слишком серьёзно относился к этой восемнадцатилетней девочке, поэтому у них никогда не было никакого интима. Просто дорожил ею, не ожидая ничего взамен.

Она вдруг спросила с грустной улыбкой:

– Ты тоже вспоминаешь, как я хомячила фрукты, лежа в этой постели?

– И шоколад. – ему на миг показалось, что она читает его мысли.

– Самый лучший момент за прошлый год. Этот вечер. Спасибо тебе.

– Мои лучшие воспоминания прошлого года тоже связаны с тобой. Я почувствовал себя нужным кому-то, когда ты уснула на моей руке.

Она так смотрела на него, как будто преследовала в городской суете сбежавшую от неё собаку. Геля хотела понять истинный смысл этих слов. Значили ли эти слова, что она тоже ему нужна? А он нужен ей на самом деле? Её глаза разбежались по лицу, то обследуя его губы, то анализируя его седоватые волосы. Наконец она посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

– Пойдём покурим, и я поеду.

– Неожиданно, – бросил он с пустыми глазами и, вставая с кровати, пошел на балкон, – покурим, и ты поедешь.

– Злишься?

– Огорчаюсь.

– Нет, ты злишься.

– Я давно ни на кого не злюсь. Злость не позволяет людям адекватно смотреть на ситуацию. Злые люди всегда предвзяты, они не видят выход из туннеля, а только смотрят на ярко горящие лампочки освещения в темноте. Злой человек – как капризный ребёнок. Разница только в том, что ребёнок, не получая желаемое, может заплакать, а злой человек сорвётся и совершит подлость. Я не злой, я просто очень плохой.

Не докурив сигарету, он бросил её вниз с балкона. Бычок, достигнув земли, ударился об асфальт, разбросав куски своего пламени, и погас в одиночестве.

– С людьми тоже так, – подумал он. Их разжигает другой человек, наслаждается и успокаивает свои нервы, а потом бросает. И столкнувшись о жесткую реальность, ты теряешь частичку себя, в конечном итоге угасаешь в одиночестве.

– Все мы как сигареты. – произнёс он вслух и вышел с балкона, чтобы вызвать такси.

Геля конечно не поняла, но сделала вид, что ничего странного не произошло. Молча вошла в комнату вслед за ним. Телефон завибрировал, на светящемся экране появилась надпись «водитель подъезжает». Она взяла сумку, накинула куртку, и они вышли во двор. Спускаясь по лестнице, она вдруг вспомнила, что вчера прогуливалась по магазинам, и решила рассказать, какую красивую сумку видела там. Пока она руками показывала размеры этого произведения искусства и с яркими глазами рассказывала, какой необычный и приятный цвет у этой сумки, он думал о том, что шопинг всё же спасает женщин от одиночества. Или же женщины не бывают одинокими? Глупость какая-то! Конечно бывают. Просто не подают виду. На самом деле женщины бывают более одинокими, поэтому мужчины смеются дольше, громче и чаще женщин. Женщины же в основном просто улыбаются, скрывая своё одиночество под прелестной улыбкой.

С этой мыслью он открыл дверь подъезда и, встретившись лицом к лицу с прохладным воздухом, пришёл в себя. Машина ещё не приехала. Он разблокировал телефон, открыл приложение. «Машина подъедет через 3 минуты».

– У нас три минуты.

– Нормально, успеем пообщаться.

– Сколько стоит?

– Что сколько стоит?

– Сумка. Сколько стоит?

– Две тысячи. Получу аванс и куплю себе.

– Не дождёшься. – буркнул он и спиной почувствовал приближающуюся машину.

– Эта моя машина. Ну всё, я поехала. Пока!

– Пока, – сухо ответил он, и добавил вслед, – доедешь – пиши.

Поднимаясь по лестницам, он размышлял об опустевшей квартире, которая всегда верно ждала его. Съёмная квартира, которая стала для него своим уголком и делила с ним его одиночество. Подслушивала все его разговоры, следила за изменением его настроения и всегда принимала его таким, какой он есть. Всё это она держала в себе, и не жаловалась, даже когда он пьяный в хлам приходил домой и полчаса пытался раскупорить дверь от её души. Пол жалобно не скрипел под его шагами, от окон не дуло холодным обиженным воздухом, краны не капали ночью каплями обвинений. Она терпела всё это, как послушная жена, и принимала его в свои тёплые объятия каждый день. Открыв дверь и войдя в квартиру, он произнёс вслух: