Нумизмат. Роман

– Чтобы от скуки не умер.

– Вы самый настоящий черт, Иван Иванович.

– Конечно! Причем, такого как я еще поискать надо. Только мне и больше никому доверил господин особо важное поручение. Какое поручение, тебе знать не положено. Понял? Если не понял, заберу рыбу!

– Я даже не спрашивал, а вы сразу: рыбу заберу.

Лучше предотвратить в один миг, чем потом всю жизнь исправлять!

Понял?

– Да.

– А теперь слушай внимательно. В 1453 году, скитаясь в океане со своими верными помощниками – дельфинами, я стал свидетелем кораблекрушения. Что я искал в бескрайних водных просторах, тебе знать, не положено. Ветер ревел, как дикий зверь, загнанный в угол перед последним броском. Волны величиною с гималайские горы обрушивались на все живое на своем пути. Мне все нипочем. Со мной дельфины! Не то, что кораблю, мачта которого сломалась пополам и, подхваченная ветром, улетела в неизвестном направлении. Корабль утонул. Погибли все, и только каким-то чудом уцелела прекрасная молодая девушка с бездонными зелеными глазами, белой, как снег, кожей и черными, как смоль, волосами длиною до пояса.

– И что дальше?

– И дальше вот что. Мои верные помощники – дельфины подхватили прекраснейшее из чудес на свете и доставили, как я велел, на волшебный чарующий остров недалеко от этого. Так что у тебя, Лёня, есть все шансы обрести свое счастье.

Лёня засиял и в карих глазах забрезжил рассвет новой жизни, но ненадолго.

– Иван Иванович, вы что издеваетесь? – сказал Лёня и обиженно опустил глаза, в которых надежда на обретение новой жизни стала тонуть в горьких слезах.

– Ты от счастья или еще отчего?

– Еще отчего.

– Неужели ты мне, Чернову Ивану Ивановичу, не веришь? Я никогда не вру, только приукрашиваю, чтобы было интересней.

– Говорите в 1453 году? – сказал Леня, утирая слезы.

– Да, так и есть.

– А сейчас какой?

– Сейчас 21 век.

– И я о том же.

Иван Иванович рассмеялся. – Дурья ты башка, надо до конца слушать, а не пороть горячку. У каждого настоящего автора, запомни, Лёня, только у настоящего автора, а не у писаки, зря протирающего штаны, всегда в запасе припасено такое, что переворачивает все верх дном и открывает у читателя новое дыхание. Понял?

– Понял.

– Тогда приготовься узнать, что все гениальное просто. Я, чтобы скрасить одиночество прекраснейшему созданию на земле, отправил к ней тогда такого же, как ты паразита.

– Почему сразу паразита, неужели никого не было лучше.

– Лёня, ну какая же ты все-таки недоросль, хоть и в институте учился! Самые прекрасные создания на свете, стало быть, женщины, по-настоящему, именно взаправду, а не из жалости и корысти любят таких как ты, Лёня, потому что с вами, паразитами, интересней! Вы как никто другой умеете кружить голову и признаваться в любви. Подлец всегда ярче и изобретательней порядочного, потому что его натура позволяет совершать безрассудные поступки, которые, ой как, любят женщины. И главное то, что мерзавец никогда не принадлежит женщине. Он, паразит эдакий, принадлежит Чернову Ивану Ивановичу, который в конечном итоге за его проступки задаст такую баню, что ему места бывает мало. Ну что ты улыбаешься, что ты улыбаешься, Лёня Клюев? Жизнь твоя – палка о двух концах: на одном – хорошо, на другом – худо. Женщины любят паразитов, но замуж выходят и рожают детей от честных граждан, потому что женское сердце понимает, ой как понимает, что время уходит и нужно думать о будущем, думать о детях. А вы, паразиты, «поматросили» и бросили, «поматросили» и бросили. Понял?

– Понял.

– Делай выводы: ты молодой, а молодым никогда не поздно поменять свою судьбу. Заявить о себе! Бросить вызов! Сломать стереотипы! Доказать, что молодо – не зелено, а очень даже может быть кучеряво. Понял?

– Понял.

– Раз понял, слушай дальше. Родилась у них дочь красавица. Я к ним отправил зятя паразита на перевоспитание и так далее, и тому подобное. Прошли годы, столетия, и сейчас там одна одинешенька страдает красавица, перед красотой которой солнце меркнет, луна чернеет. Людоеды не дремлют, остров сто километров отсюда, акулы покажут дорогу. Прости, если что не так. Кто помянет плохое, тому глаз вон! – сказал Иван Иванович и растворился в воздухе, оставив Лёню в полной растерянности.

В темных зарослях острова засветились глаза, раздались шорохи и душу леденящие звуки. Лёня схватил с камня оставленную ему осетрину и книгу.

Прикрываясь рыбой и высоко держа над головой книгу, словно факел, который освещает дорогу заблудившемуся в ночи страннику, Лёня на цыпочках стал пробираться вдоль берега в поиске кокосовых пальм, поваленных штормом.

Глава шестая. Аистов и Бабров

Слуга что было сил потянул на себя вожжи, и Рублев аж подпрыгнул.

– Иван Иванович, в следующий раз предупреждайте, чтобы Егор Игоревич ненароком не ушибся.

– Слушаюсь, мой господин.

– Егор Игоревич, вы не ушиблись.

– Все хорошо, мне даже понравилось!

– Вот и славно. Как ваша хандра?

– Как рукой сняло!

– Приятно это слышать.

Рублев не узнал место остановки, осматривая незнакомую улицу, где гулял только ветер между ветхих двухэтажных домов и не было не одной живой души, и обрывки бумаги бегали за листьями по тротуару.

– Отчет о проделанной работе на островах? – сказал слуга и протянул своему господину лист бумаги, свернутый в трубочку.

– А почему Иван Иванович не доставил лично? – спросил Дмитрий Сергеевич.

– А черт его знает!

– Я поэтому вас и спрашиваю.

– Может, пишет!

– Будем надеться.

Рублев удивился.

– Что такое, Егор Игоревич?

– Разве наш извозчик не Иван Иванович?