– Надеюсь завтра доктор Лоуосон научит тебя вытирать задницу. – комментарий Мириам, протирающей окна не заставил себя долго ждать.
Старик Гарфанкл снова предложил показать фокус.
– Вы вчера мне показывали.
– А это другой, сынок!
Фокус оказался тем же самым. Кори похвалил больного за чувство юмора и помог лечь обратно в постель. Поправляя подушку, Кори обнаружил целую горсть таблеток. Такую, что не влезала в две ладони.
– Сестра Грегсон, что это?
– Таблетки. – ответила Грегсон.
– Я вижу. Что они делают под подушкой мистера Гарфанкла? Вы вообще контролируете прием препаратов больными? – Кори высыпал горсть в мусорной ведро. – С сегодняшнего дня все мои пациенты пьют лекарства в вашем присутствии.
– Ваши, не ваши. – начала Мириам, облокотившись на швабру. – Вон они эти таблетки, по всему полу, по всем тумбочкам. Мне и без них мусора хватает.
– Доктор Лоусон, поступил больной, Льюис Бартон, мы положим его к вам в палату? – в палату вошла Алана со свежей тонкой историей в руке.
– Разумеется, сестра Колбан.
Сестра кивнула и завела средних лет мужчину. Правый глаз был почти невиден из-за отека. Щека синела. Пижама оказалась ему велика, и он прикрывал тощую грудь.
– Диагноз?
– Не указан. – пожала плечами Алана. – Он считает себя женщиной.
Кори приподнял бровь.
– И что? Это повод для госпитализации?
– Это не Нью-Йорк, доктор. Здесь это болезнь.
– Кто направил его сюда?
– Доктор. Почему меня кладут сюда? За кого вы меня принимаете? Что происходит?
Кори вывел обоих в коридор.
У Льюиса наблюдался невроз, нарастало паническое состояние. Нужно было что-то делать.
– Я доктор Лоусон. А как вас зовут?
– Люси. – представился Бартон. Алана закатила глаза.
– Что вас беспокоит, Люси?
– Мой глаз. Господи, я уродина.
– Не правда, Люси. Это всего лишь синяк! – Кори взял больного за руку. Пульс уряжался. – Вот как мы поступим. Сестра Колбан, отправьте больную на рентген черепа и лицевых костей. Потом в перевязочную и в третью палату.
– Это женская палата. – настаивала Колбан.
– Алана, – Кори отвел сестру, чтобы Бартон не слышал. – Нам сейчас нужно не усугубить положение. Если он считает себя женщиной, положите его в долбаную женскую палату! Там все равно никто не лежит! А еще у него все симптомы сотрясения.
– Нет. Согласно статье о застройки земельных участков от две тысячи первого года, вам не нужно оплачивать свыше двадцати пяти процентов! – Николсон опять вопил по воображаемому телефону-тапочку.
– Мистер Николсон, вы в больнице! Немедленно уберите телефон!
Николсон впервые замолчал и вытаращил глаза на Кори.
– Хватит работать. Пора лечиться. – Кори отобрал тапок у мистера Николсона. И тот вовсе растерялся. Через минуту он кричал, что будет жаловаться в министерство и выкрикивал номера статей. Но Кори было все равно. Кори назначал ему галопиредол.
На обед давали хваленый Аланой рыбный суп. В зеленой воде плавали куски картофеля и какой-то крупы.
Мириам говорила без остановки и у Кори разболелась голова. Запах рыбного супа, пульсирующие воспаленные глаза, непрерывное недовольство санитарки. Голова хотела лопнуть. Кори бросил алюминивую ложку в тарелку и вышел. Слыша за спиной как Мириам, возмущается не вымытой им посуде.
Это оказалось тяжело. И не больные и их состояние, а коллектив и царившая в нем атмосфера. Все ругались. Кричали, высказывали недовольство, из кожи вон лезли чтобы зацепить друг друга. Санитары лезли в работу врачей и сестер. Сестры томно вздыхали и закатывали глаза на назначения врачей, будто их просили ни укол сделать, а разгрузить вагон металлолома.
Кори закрылся в кабинете Фарелла и разложил перед собой листы назначений. Да, у Фарелла таблеток не выпросишь, как снега летом. Зато доктор Апекс был слишком щедр. Кори отменил все одной большой чертой. Обед закончился. Отделение погрузилось в тишину. Ну как тишину? Все продолжали шуметь и только Мариам напоминала им о сон часе.
Кори достал пропуск в полиэтиленовой упаковке, чтобы тот не истерся. Охранники приветствовали его, все так лениво куря под навесами, прячась от дождя. Как и вчера.
– Добрый день, доктор Лоусон. А где доктор Фарелл? Валяется у себя в кабинете? – охрана внутри была более общительной.
– Нет. Доктор Фарелл решил дать мне немного личного пространства для обучения.
Охранник усмехнулся. Он, разумеется, в это не поверил. Дастина увели на электросон. Бригс еще не отошла от вчерашнего потрясения. Смита Кори не хотел видеть сам. Он уверенно шел по коридору к палате номер одиннадцать.
– Убоитесь судного дня, ибо станет он единственной вечностью и истиной. – доносилось из соседнего коридора.
– Решили отрастить бороду, доктор Лоусон? – спросил санитар Ли. Мейсон Ли, был очень шумным, но не раздражающим как Мариам. Веселый, но не простак. Наряду с чудаковатой внешностью в виде кучи пирсинга у него были крашеные в вишневый старушечий цвет волосы и вечно грязный костюм в пятнах. Его упрекали в неопрятности даже больные, но Кори был слишком воспитан, чтобы тоже делать это.
– Вы бы получили шокер у охранника.
– Я пришел лечить, а не демонстрации разгонять. – грубо ответил Кори санитару. И у решетки в ту же секунду возник Крашер.
– Виски. А я знал, что ты придешь.
– Разумеется, обход каждый день. – резко сказал Кори, и Крашер отпрял от решетки.
– Кто тебя так разозлил? Это ты, Мейсон, засранец. Только попробуй злить Виски, и я тебе пальцы переломаю.
– Задницу себе не сломай. Я тебе такую сладкую жизнь устрою… – из весельчака Ли в миг превратишься в какую-то бестию. Кори растерялся.
– Мейсон, оставьте нас. – приказал Кори, но это совершенно не подействовало. Ли продолжал вопить и сыпать угрозами, а Крашер смеялся, прижимая свое лицо к решетке.
От шума у Лоусона вновь загудела голова. Он ведь доктор и его должны слушать.