Номер 124

Но записка и ключ не укладывались в эту картину. Они выглядели как пробоины в идеальной оболочке, оставленные чем-то, что ускользало от системы. Система ничего не фиксировала – ни звука, ни движения, ни причины. Эти дыры в её записях делали дело Натальи странным. Система не забывает, говорили они. Но здесь что-то пошло не так.

Вынув из-под стола похожий ящик, я аккуратно сложил все улики по первому случаю. Потрёпанную записку с двумя странными словами я оставил сверху, словно она была ключом ко всему остальному. Слова, которые не отпускали меня, но пока не давали никаких ответов.

Теперь случай номер два: Владимир Павлович Суржиков, 40 лет. Обычный человек, тот, кого в старые времена называли «серой массой». Водитель автобуса, день за днём выполняющий свою рутину, пока однажды всё не пошло наперекосяк. В тот день Владимир закрылся в технической подсобке депо, выпил смертельный коктейль из растворителя и прочих химикатов. Но самое странное – он заранее заварил металлические двери подсобки, словно знал, что кто-то может помешать ему.

Его нашли через несколько часов, уже мёртвым, когда спасатели прорезали дверь. Система, не справилась вовремя. Её датчики фиксировали, что что-то идёт не так, но, как обычно, точной картины не давали. И теперь я смотрел на то, что удалось собрать внутри этой подсобки, и пытался понять: что, чёрт возьми, здесь произошло?

Внутри всё выглядело стерильно. Словно он навёл порядок перед своей смертью. Всё было разложено по местам, ни пылинки, ни пятна. Но две вещи выделялись.

Первая – бутылка из-под химикатов. Крышка аккуратно закручена, как будто её даже не открывали. Ни отпечатков, ни следов, что её трогали. Как он использовал её содержимое, не оставив ни единого следа? Это выглядело так, будто бутылка была поставлена там кем-то другим. Но кто?

Вторая – обрывок старой карты маршрутов. Она лежала на столе, сложенная до идеальной геометрии. На карте его маршрут был обведён красным карандашом. Это была обычная линия: жилые кварталы, несколько остановок, старая промзона. Но рядом с маршрутом он сделал пометку: «06.15». Что это значило? Ни его коллеги, ни система не могли объяснить. Для них это было просто время. Но я знал: в этой истории мелочей не бывает.

И ещё одно – записки не было. Первая жертва оставила послание, которое, похоже, жило в её голове дни, если не недели. А здесь – ничего. Только пустота, стерильность и эти странные улики.

Я задумался, складывая всё в очередной ящик, такой же, как и для первого дела. Аккуратно, по порядку, словно каждая улика была частью ритуала. Ладно, пусть так. Улики второго дела тоже отправились под стол, в свой отдельный ящик. Каждую из них я рассматривал ещё раз, задерживаясь на том, что казалось особенно странным, но всё равно не находя ответов.

Итак, первое дело с запиской, которая выглядит старше самой смерти, и второе – без неё, но со своими загадками. Всё это складывалось в головоломку, детали которой казались слишком несовместимыми. И пока я разбирал улики, моя голова всё сильнее наполнялась ощущением, что мы пропустили нечто очевидное.

Отодвинув два ящика в сторону, я расчистил достаточно места на столе и наконец приступил к осмотру третьего дела. Самого богатого на улики. Самойлова Екатерина Васильевна, 20 лет. Девушка, которую можно было описать, как «золотую молодёжь». Молодая, умная, красивая. Она была тем, к чему все стремились в новой реальности. Студентка престижного технического университета, успешная, активная, без тени подозрений. Её друзья, по собранным данным, не могли о ней сказать ничего плохого. Преподаватели хвалили её без устали, родители ею гордились. Её жизнь выглядела безупречно, словно обложка журнала.

Но за этой гладкой картинкой скрывалась тень, которая привела её к финалу. Екатерину нашли в ванной её съёмной квартиры. Кровь растеклась по холодному кафелю, оставляя липкий след. На холодном кафеле, словно случайно выпавшая из ослабевших пальцев, лежала потёртая записка. Дрожащим почерком на ней было выведено всего два слова: «ЕЁ НЕТ». Слова, которые казались тяжелее, чем сама смерть. Её глаза, устремлённые в потолок, были пусты, как ночное небо без звёзд. Это было концом, который никто не мог понять.

Но улики… Улики были совсем иного рода. Разнообразные, разрозненные, словно головоломка, которую нужно собрать без картинки на коробке. Они сбивали с толку и одновременно будили азарт.

Первой я вытащил ту самую записку. Текст казался простым, но в нём было что-то, от чего кровь стыла в жилах. « ЕЁ НЕТ». Два слова, написанные дрожащей рукой, будто в последний момент перед неизбежным. Бумага была новой, чистой, словно она взяла её специально для этого. Зачем?

Следом – фотографии с места преступления. Порезы на её руках – идеально ровные. Вены вскрыты вдоль, как учат в медицинских учебниках. Такое мастерство невозможно без инструментов, но в ванной ничего подобного найдено не было. На стене, под светом, был выцарапан странный символ. Круги и линии, соединённые в абстрактную фигуру, словно послание, которое никто не сможет расшифровать. Чем она выцарапала его? Ответа не было.

Я достал следующий пакет. В нём лежала ключ-карта, найденная в её рюкзаке. Она явно не принадлежала квартире. Система не смогла определить, где её использовали. Заброшенное место? Секретное помещение? Карта была пуста, как её взгляд.

Три книги из библиотеки. Их я тоже вытащил и аккуратно разложил на столе. Названия ничего не говорили, но одна особенно зацепила взгляд: «Протоколы сознания». Что искала студентка технического вуза в таких книгах? Они точно не входили в её программу.

Далее – разбитый умный браслет. Система не смогла из него ничего считать. Браслет был повреждён намеренно, перед смертью. Зачем? Чтобы скрыть что-то? Возможно.

В ванной криминалисты отметили слабый запах. Едкий не похожий на стандартные по их протоколу, взяли пробный анализ будут рыть, но следов вещества найдено не было. Было ощущение, будто что-то должно было быть, но оно испарилось. На её телефоне осталось только одно фото – селфи. Она сделала его за час до смерти. Лицо усталое, глаза пустые, слабая, безжизненная улыбка. Как будто она знала, что это её прощание.

Последние 48 часов её маршрут включал университет, заброшенное здание в центре города и квартиру. Но зачем она ходила в это заброшенное место? Система ничего не говорила.

Каждая улика кричала о её смерти, но ни одна не говорила «почему». Чем глубже я погружался, тем больше вопросов появлялось. В голове крутились обрывки, как старый фильм, который рвётся в самом интересном месте. Это была загадка, от которой нельзя было оторваться.

Её смерть казалась самой загадочной из всех трёх случаев. Улик было больше, чем в двух других случаях, но они не складывались в единую картину.

Глава 3

С чего начать? Четвёртая сигарета за короткий промежуток времени дымилась в полутьме моего кабинета, оставляя горьковатый привкус на языке. Пепельница, уже почти переполненная окурками, стояла сбоку, как немой свидетель моих безрезультатных размышлений. Три ящика с уликами были аккуратно распотрошены, а их содержимое пристально приколото к доске. Каждая деталь занимала своё место: фотографии, записки, карты, схемы. Всё выглядело идеально разложенным, но до сих пор не давало ни малейшего намёка на связь.

Я сидел уже больше часа, тупо уставившись на доску, не в силах провести хотя бы одну линию. Всё, что я видел, были разрозненные куски пазла, которые не желали складываться в картину. Первая жертва – записка, ключ, пустая квартира. Вторая – карта маршрутов, химикаты, заваренные двери. Третья – символы, книги, опять записка. Всё было странным, непонятным, словно кто-то намеренно оставлял детали, которые не складываются. Все кроме записки. Но второй случай был без нее, но это не точно, нужно проверить подсобку, более тщательно.

Дым от сигареты медленно поднимался к потолку, а мои мысли утопали в этой туманной мешанине. Слишком много улик. Слишком много вопросов. И ни одного чёртового ответа. Каждая жертва казалась как будто из другого мира, и всё же я не мог избавиться от ощущения, что они связаны. Какая-то невидимая нить связывала их, но я не мог ухватить её. Она была как призрак – то появлялась, то исчезала, оставляя только раздражение и ещё одну затяжку.

Я медленно потушил сигарету, раздавив окурок с таким усилием, будто хотел уничтожить весь этот беспорядок. Встав, я подошёл к доске ближе. Символы, записи, фотографии. Всё казалось таким ясным, но отказывалось становиться простым.

– Ну же, – пробормотал я себе под нос. – Где ты? Где эта грёбаная связь?

Тишина кабинета давила на уши. Четыре лампы всё так же освещали доску, а я, словно шахматист, выжидал ход, который мне никто не собирался подсказывать.

Посидев так ещё минут тридцать, я наконец поднялся с места, понимая, что пора действовать. Решение созрело – навестить место второго самоубийства и внимательно его осмотреть. Благо полномочий у меня хватало, а новых дел не подворачивалось, что было одновременно странным и даже немного тревожным. Для меня каждое новое дело – это глоток свежего воздуха в душном городе. Но сейчас мне хватало и этих трёх, которые уже успели завязать узелок из загадок у меня в голове.

– Пора, – произнёс я своё привычное заклинание, которое всегда толкало меня к действию. Подойдя к вешалке, я машинально попытался очистить пальто и поля шляпы. Тусклый свет кабинета и мрак коридора не позволяли разглядеть, чистые они или нет, а это меня устраивало. Чистить свою одежду я всё равно не собирался. «Когда-нибудь позже», – это мой вечный девиз.

Выходя из участка, я достал блокнот, где уже успел записать все детали найденных улик. На одной из страниц я обвёл адрес места второго самоубийства, аккуратно подчеркнув его карандашом. Глядя на этот адрес, я вспомнил путь туда, и будто услышав мои мысли, система податливо вывела на видимый интерфейс предложение построить маршрут. Ну конечно, она всегда слушает. Иначе зачем ей быть системой? Вот только когда нужно, её логи оказываются пустыми.

Эта странная череда самоубийств со стертыми данными не оставляла меня в покое. Хотя кто сказал, что они стерты? Пусть будет так. Легче представить, что данные стерлись, чем поверить, что она знает больше, чем показывает. Всё это вело в тёмные углы этого города, которые стали ещё мрачнее с приходом системы. Заброшенные места здесь множились, как плесень. Иногда казалось, что сам город скоро станет одним большим заброшенным местом. Но всё же, ни один из трёх погибших не выглядел как человек, которому могли быть интересны такие локации.

Я снова начал закапываться в собственных мыслях, пока система не вывела маршрут прямо перед глазами. В правом углу интерфейса вспыхнула карта, на которой было указано направление к месту второго самоубийства. Пробежав глазами маршрут, я понял, что до ближайшей станции метро всего минут пять пешком. А это значит, можно закурить. Не теряя времени, я сунул в зубы сигарету, чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся.

Серый пейзаж за пределами участка навалился на меня с новой силой. Улицы были такие же унылые, как и всегда. Под ногами хлюпала грязь, а редкие прохожие прятали глаза, словно боялись, что их мысли тоже могут быть прослушаны. Подняв воротник пальто, я выпустил облако дыма и двинулся по маршруту, построенному системой. В зубах сигарета, в голове сумбур, а вокруг – город, который давно перестал быть живым.

Путь к депо и подсобке, где произошло второе самоубийство, занял у меня около часа. Оказалось, что место находилось довольно далеко, но я прошёл этот путь стойко. В конце маршрута я оказался в старом автобусе, который, как по иронии, следовал до конечной остановки – прямо туда, куда мне нужно было попасть.

День только начинался, хотя по нынешним меркам это понятие стало расплывчатым. Депо медленно оживало, словно ленивый зверь, который неохотно выходит из своей норы. Подходя к проходной, я идентифицировал себя в сканере системы. Зелёный сигнал – и без слов меня пропустили на территорию. Вахтёр, как и несколько других работников, проводил меня редкими, долгими взглядами, словно хотел что-то сказать, но не осмеливался. И это было к лучшему. Мне не нужно было ни их мнение, ни их слова.

Выйдя на простор стоянки, я осмотрелся. Передо мной стояли чуть больше двадцати автобусов, выстроенных в ряды, как забытые солдаты. Я закурил, пустив густой дым в холодный утренний воздух. Система тут же выдала привычное предупреждение о здоровье, но я его проигнорировал, как и всегда. Пробежав взглядом по стоянке, я заметил нужное направление – ангар, возле которого ярко маячила красная ленточка с надписью: «Не входить. Объект под расследованием».

Докурив сигарету перед входом, я наклонился, чтобы не нарушить ленточку, и надел перчатки. Дверь ангара была холодной на ощупь, скрипнула, когда я открыл её. Внутри меня встретил затхлый запах: смесь масла, солярки и ещё чего-то – пота или, может, страха. Воздух был густым, и я невольно поморщился, но отступать было поздно. Сделав глубокий вдох, я двинулся вперёд, поёживаясь от мерзости происходящего.

Подсобка, где всё случилось, была в дальнем углу ангара. Металлическая дверь была взломана кустарным способом: следы говорили о спешке, о том, что времени на аккуратность у вскрывающих её явно не было. Возможно, тогда система сигнализировала на всех доступных частотах, пытаясь привлечь внимание и спасти Суржикова. Но спасти его не успели. Он уже выбрал свой путь.

Я нагнулся, чтобы пройти под второй лентой – на этот раз жёлтой. Такие места считались «особо охраняемыми», сюда могли попасть только избранные. И я. Невольно усмехнувшись, я почувствовал странную гордость, будто эта жёлтая лента была символом того, что я всё ещё нужен в этом проклятом городе.

Включив фонарик, я начал осматривать место смерти. Основные улики уже давно вывезли криминалисты, так что бояться нарушить что-то не стоило. Но я искал не то, что они считали важным. Я искал то, чего не хватало. Что-то, что могло связать все три «самоубийства» вместе. Записку.

Этот чёртов клочок бумаги, который казался ключом к разгадке, но которого здесь, скорее всего, не было. Всё выглядело чисто, слишком чисто. В углу я заметил лишь еле уловимые следы масла, а на стене – потёртости, будто что-то двигали в спешке. Но ничего, что могло бы объяснить, почему три совершенно разных человека связаны одной ниточкой тайны.

Обойдя периметр подсобки, я заглянул под каждое укромное место, под каждый уголок, в который могло затесаться хоть что-то полезное. Ничего. Всё было вычищено криминалистами, вывезено и досконально изучено. Никаких следов, никаких зацепок. Всё выглядело стерильно, будто это не место «убийства», как классифицировала его система, а больничная палата. Нет, даже операционная. Это было неправильно. Что-то здесь кричало о своей фальши.

Присев на корточки, я заглянул под металлическую лавку – ту самую, на которой Суржиков умер, корчась в диких конвульсиях. Никому не пожелаешь такой смерти. Пол был чистым, вымыт до блеска. Даже запаха не осталось. Здесь всё дышало ненатуральной стерильностью. Это место было противным своей пустотой.

Но я не собирался останавливаться. Сунув фонарик в зубы, я попытался пошевелить лавку. Металлические ножки оказались не прикручены к полу, и лавка легко отъехала в сторону, скрипнув по плитке.

– Интересно, – прошептал я себе под нос, слова едва различимые из-за фонарика, зажатого в зубах.

Я наклонился ниже, осветив пространство, где стояла лавка. Что-то блеснуло в самом углу, в тени. Присев снова, я осветил это место получше. Там, где ранее была ее дальняя часть, задний край, обнаружилось небольшое отверстие, прикрытое металлической стенкой. Остаток света пробивался через щель.

– Ну вот, – ухмыльнулся я, больше себе, чем кому-то ещё, и, достав из внутреннего кармана небольшие плоскогубцы, аккуратно начал вытаскивать скомканный пакетик, который был спрятан внутри.

Пакет зацепился за острые края отверстия. Металл цеплялся, царапался, мешал. Это была настоящая борьба – я нервничал, выдирая его миллиметр за миллиметром, стараясь не повредить содержимое. Пару минут борьбы с этим проклятым металлом, и, наконец, пакет оказался у меня в руках.