Ревизор: возвращение в СССР 32

– А ты мои деньги не считай, – мрачно взглянул на него Гончарук. – Радовался бы лучше, что со мной больше делиться не придется. Или, вообще, спасибо бы сказал…

– А… Спасибо! – так и сделал Белов, сообразив, наконец, что ему это откровенно выгодно.

– Товарищи, а можно к моему вопросу вернуться? – взял слово Некрасов. – А то вы сейчас все разбежитесь кто куда со своими матрасами, а я выйду и получу хрен с маслом! Я хочу гарантий!

– Каких? – устало посмотрел на него Володин.

– Мне будет гораздо легче сидеть, если получу деньги вперёд, – решительно ответил тот.

– А как ты это себе представляешь? – удивлённо посмотрел на него Белов. – Мы же не знаем, сколько тебе дадут…

– А это не важно, – с нажимом произнёс Некрасов. – У меня должна быть подстелена соломка на случай, если я выйду, а меня тут никто не ждёт. На работу нормальную с судимостью-то не устроиться.

– Хорошо. Что ты хочешь? – напряжённо спросил Володин.

– Я хочу получить тридцать тысяч до суда, – оглядел тяжёлым взглядом всех Некрасов.

– Да что ты с ними делать-то будешь? – тут же возмутился Белов. – У тебя их конфискуют тут же!

– А это не твоё дело! – перегнулся к нему через стол Некрасов.

– Тихо! – шлёпнул по столу рукой Володин. – Нас трое, – посмотрел он на Гончарука и Белова. – Завтра с утра с каждого по десять тысяч и закрываем этот вопрос.

– Согласен, – кивнул Гончарук.

– Ладно, – недовольно ответил Белов.

– И завтра я звоню Захарову насчёт тебя, Дим. И останется только решить вопрос с Быстровой, – зловещим тоном произнёс он.

***

Первая половина вторника получилась суматошной. Возил детей и Ирину Леонидовну к стоматологу. Коляска очень выручила. Мы детей из неё практически не вынимали. Очередей не было, как в обычных районных поликлиниках. В памяти всплыло, как в прошлой жизни метался между кабинетами, занимая заблаговременно очередь, но в кремлёвской поликлинике это оказалось ни к чему.

Мы с Ириной Леонидовной ездили от специалиста к специалисту и за час их всех обошли. Единственное, у стоматолога пришлось поработать арлекином, а то дети рот не хотели открывать. Показал там целое представление. Наша няня и немолодая уже стоматолог сами смеялись не меньше пацанов.

Привёз их домой как раз к первому дневному сну, а сам поехал в Комитет по миру.

Наши уже собрались и радостно поприветствовали меня. Сегодня была смена Булатова, Сандалова и Тании.

– Ну что? Всё в сборе. Едем? – с деловым видом осмотрел нас Ильдар.

– Едем, – развёл я руками, – вписались уже, назад дороги нет. Сегодня нас немного. Может, на машине поедем?

– Давай! – охотно согласился Ильдар.

– Кстати! Товарищи! Чуть не забыл, – шлёпнул я себя по лбу. – В газету на моё имя пришло коллективное письмо из того детского сада, где мы поварих отлавливали.

– Правда, что ли? – спросил Булатов, но заинтересовались все.

– Уволили их. Новые повара в саду, готовят вкусно. Написали, мол – большое всем родительское спасибо!

Попрощались с Марком, не рассчитывая сегодня уже возвращаться, и я повёл всех к машине. Доехали быстро, такое удовольствие кататься по Москве без пробок!

Завод «Красный металлист» занимал приличную территорию. Вызвавшийся нас проводить охранник с опаской поглядывал на нас. А я оглядывался вокруг. Старые приземистые корпуса завода говорили о его долгой истории. Здесь было бедненько, но чисто. Старые кирпичные здания были тщательно покрашены в какой-то матово-красный цвет. Территория сплошь заасфальтирована. Если и лежали поддоны под открытым небом, то аккуратной стопкой. Чувствовалась рука крепкого хозяина.

Охранник целенаправленно привёл нас в приёмную директора завода, где нас уже ожидало человек пять. Начали знакомиться. Директор завода Симонов решил лично принять участие в этой встрече, что говорило о серьёзном настрое руководства. Сразу представился журналистом, чтобы не удивлялись, что я пишу всё время что-то в блокноте. Сам уволенный Черкашин оказался высоким, крепким мужиком лет тридцати пяти – сорока, со здоровым цветом лица и близко не напоминавшим пьющего человека.

На встречу с нами пришли ещё председатель месткома, начальник отдела кадров и начальник цеха.

– Прошу, товарищи, проходите ко мне в кабинет, – довольно сдержанно пригласил нас Симонов.

Мы расселись, Ильдар зачитал письмо Черкашина и особо выделил его просьбу о восстановлении на работе.

– Послушайте, ну это уже ни в какие ворота! – не выдержала начальник отдела кадров Стрельникова. – Прождать целый год и только потом заявить о своём несогласии с увольнением? Все сроки пропущены!

– Подождите, Вера Георгиевна, – остановил её директор. – Товарищ Черкашин был уволен по статье в марте семьдесят второго года. Сейчас на дворе май семьдесят третьего. Спрашивается, где был товарищ Черкашин всё это время? И почему завод должен теперь восстановить его с оплатой всего периода вынужденного прогула?

– Хороший вопрос, – заметил я, записывая за директором и посмотрел на Черкашина в ожидании ответа.

– А я не в мае начал просить! – сильно нервничая, ответил тот. – Я ещё в январе первый раз пришёл.

– В марте вас уволили, и вы до января следующего года ждали? – уточнил Ильдар, переглянувшись со мной.

– А я только в декабре перед самым Новым годом приятеля с завода встретил, и он мне рассказал, что Мурзина уволили за пьянку. Я сразу и пошёл на завод.

– Мурзин – это мастер нашего цеха, – объяснил начальник цеха Вдовин в ответ на наши недоумённые взгляды.

– Это он меня уволил! – разволновался Черкашин и вскочил с места. – Я трезвый был, просто попал ему под горячую руку. А он сам бухал на работе! Михалыч не даст соврать, – кивнул он на начальника цеха, – он тогда мастером на соседнем участке был.

– Кхе-кхе! – многозначительно прокашлялся директор, глядя на начальника цеха и тот промолчал под его взглядом.

– Так… Это что же получается? – посмотрел я на Ильдара. – Получается, что мастер уволил работника, обвинив в пьянстве, а сам тоже был потом уволен за пьянство. И никто из руководства не удосужился проверить правомерность его действий перед увольнением? Не возникла мысль, что такой вот специфический руководитель мог что-то не так сделать, как-то ущемить права трудящихся?

– Получается так, – согласился со мной Ильдар. – А что сделал профсоюз в этой ситуации?

– А что должен был сделать профсоюз? – довольно неприязненно посмотрела на нас председатель месткома Яшина. – Как профсоюз должен был узнать, что нарушены права трудящегося? Где заявление товарища Черкашина? Почему профсоюз только через год с лишним узнаёт о том, что произошло?

– Если бы я знал, какую вы мне характеристику дадите, – побелел от злости Черкашин, – я бы сразу в суд пошёл. А тогда я думал, уволили и уволили, ну, и чёрт с вами! Хотите с алкашами работать, ваше право. Думал, найду работу, не без рук… А они мне что написали? Что я деньги всему цеху под процент давал!

– А вы не давали? – уточнил Ильдар.

– А вы найдите хоть одного, кому я давал!

– Подождите, но вы же видели, какую вам характеристику при увольнении дают? – предположил Ильдар.

– Я сначала пытался устроиться только с трудовой, а там статья… В одном месте, вроде, брали, но попросили характеристику… Думал, я пятнадцать лет отработал, у меня премии, благодарности в трудовой, думал, нормальную характеристику дадут… А они!..

– Что это, вообще, за история с процентами? – заинтересовался я. – Откуда она взялась? Были свидетельства, заявления? Всё-таки, это серьёзное обвинение… На основании чего?