Ревизор: возвращение в СССР 32

А тот опять разнервничался и вместо того, чтобы дать слово адвокату, начал ругаться, что тут работают одни жулики! Покрывают друг друга… Еле уговорили его с Альникиным помолчать немного.

– Борис Андреевич! Вы хотите продолжить здесь трудиться? – спросил он Черкашина.

– Да видал я этот завод! Ноги моей здесь не будет! – в ярости прокричал он.

– Тихо, тихо… Тогда предлагаю вам исправить статью в приказе об увольнении товарища Черкашина и запись в трудовой, – произнёс Альникин, глядя на директора.

Они сверлили друг друга глазами несколько мгновений, но в конце концов, директор сдался и нехотя кивнул.

– Когда товарищу Черкашину принести трудовую? – спросил Альникин.

– На следующей неделе, – ответила начальник отдела кадров, переглянувшись с директором.

На том мы и разошлись.

– А почему мы не стали официально оспаривать подпись Вдовина на акте о нетрезвом состоянии? – поинтересовался я, когда мы уже вышли с Альникиным и Черкашиным на улицу.

– А смысл какой? – ответил мне юрист. – Исправить статью они и так согласились.

– Можно же было восстановиться и получить зарплату за всё время вынужденного прогула? – предположил я.

– Нет. Оспорить увольнение на таких условиях можно было только в первый месяц после увольнения, – ответил он. – Сейчас уже ни один суд на это не пойдёт…

– То есть, мы сегодня выжали максимум из этой ситуации? – уточнил я для Черкашина.

– Да.

– И сколько мы вам должны за помощь?

– Времени потрачено немного… пятьдесят рублей, – ответил он.

– Спасибо, – схватил его руку Черкашин и стал благодарно трясти. – Вывели этих аферистов на чистую воду!

Он попросил у адвоката телефон и адрес работы, чтобы отблагодарить уже не только на словах. Явно с собой у него столько денег не оказалось. Я подумывал было сам тут же расплатиться с юристом, но понял по лицу Черкашина, что тот обидится. Даже если у тебя полно денег, ты не вправе считать, что каждый, кого ими облагодетельствуешь, будет тебе благодарен. Тем более советское время, деньги многими рассматривается всерьез, как зло, с которым разберутся, построив коммунизм. Даже те, кто уже не верит, что к 1980-му году он будет построен. Так что все, что связано с деньгами, вопрос уж больно щепетильный… Но ничего страшного. В принципе, все проблемы Черкашина с будущим трудоустройством по специальности я решил, так что да, полсотни он и сам может отдать. И его благодарность за помощь мне не будет омрачена воспоминанием, что я пытался еще и денег сунуть его же юристу…

Но странный все же человек, этот Черкашин. Пунктуальный, не запил, даже когда такой удар судьбы получил… А с другой стороны, если посмотреть, как он действовал, когда на него напраслину начали гнать? Ехал домой и думал, откуда у наших людей такая вера в русский авось? Неужели нельзя было просмотреть все документы, когда увольнялся и подписывал приказ об увольнении? Сразу бы пошёл к Вдовину и спросил, какого черта он на него засвидетельствовал то, чего не было? Тот сразу бы ему и сказал, что не расписывался в акте о нетрезвом состоянии, и уволили бы Мурзина за подделку подписи, а не Черкашина…

Получается, сам себя наказал… Меньше надо было психовать, а больше думать.

***

Москва. Пролетарский исполком. Комиссия по усыновлению.

– Вы серьёзно, Александра Мироновна? – с неподдельным изумлением уставился на директора детского дома председатель комиссии по усыновлению Исаков. – Отдать ребёнка цыганам?