– Нормально доехали. Только на арьергард немецкий нарвались. Роту наших положили, гады. Откуда он тут взялся, если линия фронта… мать честная…
– Ну, разве так надо встречать сослуживцев?
Это был дядя Серега. Высокий, широкий в плечах, с лысой головой и широким шрамом на лбу, которого ранее не было, в офицерской гимнастерке, полковник. Таким мужественным я его даже в Сталинграде не видел.
– Что б меня гром убил… дядь Сергей, это ты!
– Других Сергеев тут нету. Иди сюда, богатырь.
Он обошел стол, и мы обнялись. Я так был рад его увидеть, прижался к нему, как к отцу. Мы не виделись полгода, а от него все так же пахло дешевым табаком. Странно, но ему всегда нравился именно дешевый, низкосортный табак. Чем-то он ему пришелся по душе. Отстранившись, я осмотрел него.
– Во, как же ты так? Ты же был солдатом обычным в Сталинграде.
– Ой-ой, – усмехнулся Сергей, – а ты прям в Сталинграде генералом был.
– Да ладно. Я в хорошем смысле
– Давай кофе попьем. У вас еще есть время перед отправкой.
– А мы еще куда-то поедем?
– Да, ваши позиции чуть дальше. Это танки здесь будут, а вы туда.
– Ладно, – я немного удивился такому заявлению.
Сев за стол, я расстегнул верхнюю пуговицу гимнастерки. Дядя Серега начал наливать кофе.
– Мне не крепкий, – сказал я, – не люблю крепкий кофе. Кстати, а откуда он у тебя? Он ведь не так часто встречается, а с начала войны так тем более.
– Пачку дали в качестве награды. А в твоем Сталинграде откуда кофе был? Ты вроде рассказывал, что у вас там в кафе его продавали.
– Да, продавали. Дядя Коля говорил, что ему поставляют вместе с другими продуктами. Кофе тогда был редким явлением, появился-то только за полгода до войны.
– Твой дядя Коля, случаем, не контрабандой занимался?
– Не знаю, милиция его не трогала, а нам кофе нравился. В любом случае, это было в прошлом.
Серега пожал плечами и со словами: «как скажешь», налил и протянул мне кружку. Я взял его, понюхал этот приятный запах, отхлебнул. Кофе был необычный, с каким-то сладким привкусом.
– С чем он? – спросил я, улыбаясь.
– Шоколадку чуть—чуть покрошил, – Серега улыбнулся в ответ. – Товарищи прислали из-за Урала. Трогательный факт. Ну, давай, рассказывай.
– Что рассказывать? – я немного опешил.
– Как дела, как тебе твоя рота, нравится?
– Нравится, даже очень, правда, зеленые у меня ребята. Конечно, они немного поучились, когда полицаев ловили, на переподготовке выучились, да и сегодня, когда нам засаду устроили, тоже опыт получили какой-никакой, а так… ох, не знаю.
– Что? Прямо все зеленые?
– Ну, не прямо уж все. Родион под Севастополем воевал, у него есть опыт, Саша, ну то есть Литовченко, воевала под Москвой в сорок первом, да и там есть еще десятка два опытных ребят. По сравнению с ними уже я зеленый, получается.
– Ты так не говори, – взгляд Сергея приобрел сердитый вид. – Ты в Сталинграде кровь проливал, невеста твоя там погибла, да и Сталинград ты спас, когда немцы к окруженцам пробивались, не забывай. По сути ты один из первых был, кто в Сталинграде по немцам огонь открыл. Надеюсь, не забыл. Ты еще тогда с дедом в окопах твоих сидел, когда мы пришли.
– Не забыл, – сказал я с грустью. – Погоди. Дед, где он? – неожиданно пронеслось у меня в голове. – Ты знаешь, куда дед делся после Сталинграда? Он жив?!
– Да жив, не переживай. По крайней мере, когда меня в училище забирали, после того, как немцев окружили, он еще был живой.
– Екарный бабай… – я положил локти на стол и уперся лицом в руки. – Как я мог про него забыть…
– Тебе, видно не до него было. Если хочешь, я сделаю запрос, постараюсь выяснить, где он сейчас и жив ли.
– Хочу, дядь Серег, очень хочу. Найди его, пожалуйста. Не знаю, что с собой сделаю, если не узнаю, где он.
– Все-все, успокойся. Поищу, не переживай.
– Спасибо, я… спасибо.
Мы продолжили пить кофе. Я был погружен в свои мысли, просидел так минут пять. Когда немного очнулся, завел разговор.
– А ты как полковника-то получил?
– Так я ж говорю, в училище меня отправили после Сталинграда. Комбат ходатайствовал, чтобы меня в училище взяли.
– И что? Прямо сразу до полковника?
– Ну, а что? В Сталинграде я какое-то время взводом командовал, в училище способным оказался. Вот считай, ты с ноября по март в госпитале был, а я все это время учился управлять бригадой, ну и другим офицерским тонкостям. Я ж когда узнал о тебе, так сразу ходатайство Ватутину написал, чтобы он тебя с ротой ко мне отправил. Так что я тоже в командовании немного зеленый. Ну, то-есть обучение прошел, а боевого опыта еще нет.
– А у меня наоборот. Опыт боевой есть, а обучение, как таковое, не прошел.
– Наверное, даже небольшой боевой опыт важнее, чем месяцы обучения, я думаю.
– Не знаю, возможно. Только вот этих всех командирских тонкостей я не знаю.
– Знаешь, я вот тебе скажу от себя. Тебе дают задание: держать оборону, и если ты можешь сделать так, чтобы рота это задание выполнила, то больше ничего и не нужно. По крайней мере, это так работает сейчас. Неважно, как к тебе подчиненные обращаются, неважно, как ты к ним обращаешься. Если ты можешь ею грамотно командовать, а рота может грамотно воевать, то все остальное уже второстепенная важность, хотя устав тоже обязан быть. Он же дисциплину держит, а если в войсках дисциплины нет, то как воевать? Никак. Так что мотай на ус: надо, чтобы была дисциплина у тебя в роте, и чтобы солдаты могли воевать. Боевой дух и прочее, ну ты понимаешь. Это такие, базовые вещи, которые от тебя зависят.
– Буду знать. Ладно, – я допил, – пойду я. На позиции ехать нужно, пока совсем не стемнело. Ребятам еще окопы копать.
– А ты что, копать не будешь?
– Я-то выдержу – поспал пока ехали, – а вот они – не знаю.
– Ой-ой, выдержит он. Смотри гимнастерку не запачкай, герой социалистического труда.
– Ладно-ладно. Давай, дядь Серег, увидимся.
– Давай, – мы обнялись, – вызову тебя, как про Архипа узнаю что-нибудь.