Братья: от Сталинграда до Берлина. Книга вторая

– Мы не можем сказать наверняка. Я видел только несколько десятков немцев, что с рощи шли. Сколько их было в самой роще, непонятно. Быть может, не только арьергард, но и энные подразделения, которые мы на марше пропустили.

– Во всяком случае, я думаю, добренько их там было, – сказал Родион, качая головой. – Минометы так нас задавили, их там точно штук десять было, минометов, я имею в виду.

– Во всяком случае, я узнаю потом у полковника.

Спустя пару минут, ко мне подошел замполит.

– Товарищ ротный командир.

– Да? – я повернулся.

– Я тут посчитал, – замполит оглядел дорогу. – Шестнадцать грузовиков разорвало, из них девять полных людей. В овраге лежит тридцать три тела, примерно, это не считая тех, кто лежит на дороге. Здесь четыре взвода, не меньше. Почти полностью разбит зенитный дивизион, половина артбатареи. В общем, у десяти танков полностью разбита ходовая часть, три других можно восстановить, шестнадцать грузовиков уничтожило, еще пять подлежат восстановлению, потеряли зенитный дивизион, пол артбатареи, а люди…

Замполит еще посмотрел на всю картину разрушения и, тяжело вздохнув, сказал:

– Человек сто пятьдесят – двести потеряли… просто так.

– А с моей роты? – спросил я.

– Ну, не знаю. Может человек двадцать – тридцать.

Я повернул голову, и, осознав масштабы потерь, сказал:

– Нет, Григорий Викторович, – посмотрел я на замполита, – они погибли не зря. Они погибли, защищая страну от фашизма, и даже те, кто не успел ничего сделать, ехали защищать Родину. Они погибли не зря, товарищ замполит. – Я снял каску и отряхнул от мусора. – Нужно доложить комбату.

Сложно смириться с тем, что кто-то погибает вот так, по пути на передовую. К обычной-то смерти солдата привыкнуть невозможно, хотя если смотреть на всю войну, то стоило бы, а к смерти неожиданной, которая даже не в бою на передовой, а в пути на передовую, привыкнуть еще сложнее. Конечно, эти ребята погибли не просто так, нельзя так говорить, что просто так. Просто так на войне никто не погибает.

Я посмотрел на солдат, осматривающих тела погибших бойцов.

– Родь, ты это… построй роту, посчитай, кого нет.

Родион, казалось, не расслышал меня, или намеренно проигнорировал этот не то слабый приказ, не то просьбу, которую я так неуверенно выдал.

– Я что, тихо говорю? – прикрикнул я, повернувшись к Родиону. – Немедленно построить роту, хватит сопли жевать!

Мне показалось, что Родиона даже удовлетворил такой ответ. На углах губ показалась еле видимая улыбка. Он отдал честь и со словами: «Так точно!», ушел, отдавая приказы солдатам.

Я подошел к трупу красноармейца, и присел. Молодой сержант в новеньком обмундировании с погонами, к которым я еще не привык, на груди его красовался орден Красного Знамени. В горле у него был осколок железа, от чего вся его одежда была пропитана кровью. Я закрыл ему глаза, а сам подумал: «Прямо как Катю». От этой мысли стало тяжело на душе. Подошел Родион.

– Товарищ лейтенант, рота по вашему приказу построена!

– Хорошо. Встать в строй.

Родион встал в голове строя, который расположился с краю дороги. Командиры «двадцаток» вышли из строя. Я встал с колен, подошел и посмотрел в глаза командиру третьей «двадцатки» Ковальчуку. Он, казалось, был самым хмурым среди всех.

– По порядку рассчитайсь! – дал я команду.

– Уже рассчитались, – сказал Родион.

– Сколько?

– Девяносто шесть. Трое ранены, остальные убиты.

– Откуда такая точность?

– Разрешите? – спросила Саша.

– Разрешаю.

– Вся наша рота устремилась в овраг, в начале боя. У меня трое раненых, у остальных раненых нет.

– Понятно. Двадцать один человек убит. У кого больше всего людей погибло?

– У меня, – сказал Ковальчук. – Четырнадцать ребят полегло.

– Ясно, – я глубоко вздохнул. – Слушайте приказ. Пятая и шестая «двадцатки» пополняют другие за счет своих людей, даже если это приведет к расформированию. Будем надеяться, что нам быстро дадут пополнение. Но этим займемся потом, когда прибудем в место расположения. Сейчас нужно расчистить дорогу от обломков и грузовиков. Саперы пусть танки буксируют, а вы дорогу расчищайте. Сейчас должен уже комбат подъехать. Вопросы? Приступайте.

Бойцы принялись расчищать дорогу. Вскоре и другие построенные роты начали сталкивать остатки грузовиков в кювет. На служебной машине приехал комбат Васильев, который ехал в конце колонны и только пробился в пробке. Сам был среднего роста, хотя довольно крупный, голос его был хриплый от прошлогоднего ранения в горло.

– Командиры рот, стройся! – крикнул он, еще не высунувшись из «виллиса».

Мы построились. Я возглавлял первую роту, поэтому стоял первый. Когда комбат подошел, я начал командовать:

– Командиры! Равняйсь! Смирно! По порядку рассчитайсь!

Да, и к «офицерам» я еще не привык. Весь сорок второй, сколько было военных в Сталинграде, всех называли командирами. Как-то приелось к языку, хотя казалось бы, молодым перемены даются легко.

Итоговый счет дошел до девяти. Одного офицера не хватало.

– Расчет окончил лейтенант Белоглазов!

Подойдя к комбату, я начал сдавать рапорт:

– Товарищ командир батальона, ротные командиры, в числе девяти человек, по вашему приказу построены. Отсутствует один. Причины отсутствия выяснить не успели. Рапорт сдал лейтенант Севцов!

– Выяснить, где отсутствующий и доложить, немедленно!

– Есть!

Я побежал в поисках замполита. Увидел его, как он руководил укладкой трупов вдоль обочины. Я подбежал к нему.

– Григорий Викторович, вы знаете, где командир четвертой роты?

– Тихомиров, что ли? – замполит посмотрел на меня, после чего указал на труп, прикрытый брезентом. – Вон он. Убило его снарядом. Придется его роту разделять. Она потеряла треть своего состава.

– Разберемся. Спасибо большое.

Отдав честь, я вернулся к комбату.