Мимо нот

2007

Дружба согласно законам военного времени

У каждого своя война. Хорошо, если она обходится без жертв. Зачастую их не избежать. Причем не всегда понятно, что страшнее – артиллерийские обстрелы или душевное самоистязание. В любом случае каждый воюет, как умеет. В силу своих умственных способностей и моральных навыков.

Военные действия, развернувшиеся на (в) Донбассе весной 2014 года, вынудили меня покинуть Донецк, в котором я прожил десять лет и отправиться в двухмесячные скитания по Украине. Уезжал в конце июля с еще функционировавшего ж/д-вокзала. Уезжал на неопределенное время, но, как выяснилось, насовсем.

Официальным поводом для отъезда послужили мои концерты, запланированные в Хмельницком и Виннице, где на тот момент уже обосновалось достаточное количество донецких друзей и знакомых. Наличие маломальских денег и отсутствие острой надобности возвращаться в опустевший город, который тяжело привыкал к жизни по комендантскому расписанию, позволило продолжить путешествия наобум.

Львов, Ивано-Франковск, Каменец-Подольский, Черновцы, Очаков, Днепр и, наконец, Харьков, где мне предстояло закончить работу над четвертым и последним студийным альбомом группы, которой я с удовольствием отдал девять лет жизни и еще больше здоровья. К слову, с последним я расставался тоже не без удовольствия, так как алкоголю симпатизирую чуть меньше, чем музыке. Дополняя классификацию Ширвиндта, отношу себя к людям, глубоко пьющим и высоко поющим.

Два месяца я в буквальном смысле жил на студии, а 1 октября мы с женой заехали в однокомнатную квартиру на Новых домах, одном из самых населенных микрорайонов Харькова. Две недели спустя Юля, будучи гражданкой РФ, беспрепятственно мотнулась в Донецк, откуда перевезла в Харьков наши немногочисленные семейные реликвии. Я контролировал эту поездку дистанционно. Организовал грузовую «Газель» и посадил в кабину знакомого журналиста с аккредитацией ДНР, который помог быстро и без нервов миновать блокпосты тамошних аборигенов.

Как таковой акклиматизации в первой столице не было. Во-первых, я довольно неплохо знал город. Во-вторых, сколько себя помню, здесь всегда было достаточно людей, с которыми можно было провести время с пользой или не напрасно. В общем, как бы то ни было, переезду в Харьков я обрадовался. Огорчало лишь то, по какой причине этот переезд состоялся.

Моим друзьям, оставшимся в Донецке или перебравшимся в другие, совершенно незнакомые, города, пришлось куда тяжелее. Одни в силу различных причин не смогли расстаться с родным городом, который в кратчайшие сроки стал совершенно чужим. Другие попали в незнакомую среду, где их встречали не менее радушно, чем заблудившегося на кухне таракана. Кто-то не выдерживал резкой смены картинки и через некоторое время возвращался домой, где, по крайней мере, можно было жить в своей квартире и ходить по знакомым улицам. К остальному, впрочем, пришлось привыкать. Изменений вокруг было слишком много.

Власть по обе стороны разграничения меня категорически не устраивала, но повлиять на это я, к сожалению, не мог. Возможность жить в несуществующей республике могла показаться романтичной лишь на первый взгляд, а потому я сделал выбор в пользу территории, контролируемой Украиной.

Различие в политических взглядах исключало возможность моих визитов в Донецк и делало невозможными вояжи полярно настроенных друзей в Харьков. С теми, кто, продолжая жить в шахтерской столице, придерживался не модной там позиции, мы неоднократно виделись в украинских городах, но все вместе своей привычной компанией могли встречаться только в России.

Можно было, конечно, рвануть в Польшу или Турцию, но такой вариант отбирал больше времени и финансов, которых и так было немного. Наша первая широкоформатная встреча состоялась в Ростове. Вторая – в Москве.

***

Важно отметить, что я родился и до шести лет жил в России, а точнее, в российской части Советского Союза. И хотя Украину я люблю гораздо больше, к своей исторической родине я испытываю очень нежные и добрые чувства. Особенно, к близким мне по духу людям, ее населяющим. Кстати, вопреки дилетантским мнениям, такие люди встречаются «за поребриком» довольно часто.

Невежественный и безальтернативный государственный строй наших географических соседей не располагает к частым визитам в их царскую усадьбу. Если до войны я ездил в Россию едва ли не каждый месяц, то за годы войны побывал там всего три раза. Решиться на такую поездку с каждым разом становится все труднее. Однако стоит добраться до пункта назначения и обняться с родным человеком, как все плохое тут же забывается и начинается марафон непобедимой и всепоглощающей любви и дружбы.

Ранним майским утром я вышел из дома и поехал на Южный вокзал, с северного терминала которого ходят маршрутки на Белгород. Несмотря на то, что отправляются они не по расписанию, а по мере наполняемости, быстрее способа попасть в ближайший российский город не существует.

Высокая цена проезда продиктована сервисом ускоренного прохождения таможенного и приграничного контроля. Нужные люди в погонах получают фиксированное вознаграждение, которое раздвигает очереди, поднимает шлагбаумы и настроение, сужает круг вопросов, а иногда способствует подчеркнуто вежливому и даже приветливому обращению к путнику.

Привычный ход дел может нарушить лишь досадное недоразумение, вроде найденных на полу россыпей марихуаны, в результате чего тщательному досмотру подвергается не только автомобиль, но и все участники регаты. Памятуя о внештатных ситуациях, выезжать к пункту назначения необходимо заблаговременно, дабы ваш поезд (в моем случае скоростная электричка) не ушел без вас.

Излишняя предусмотрительность привела к тому, что на белгородском вокзале я оказался за три часа до отправления «Ласточки». Ситуацию исправила купленная у букинистов книжка Довлатова и сваренные накануне яйца, которые под завистливые взгляды завсегдатаев станции были съедены с хрустом уже расставшихся с нитратами овощей.

Когда еды не осталось, а читать надоело, я занялся изучением окружающего антуража. Сразу же привлек внимание охранник, пистолет и резиновая дубинка которого явно диссонировали с синими шлепками, из которых торчали рваные носки. Немолодой мужчина, призванный следить за порядком на вокзале, был едва ли не единственным в зале ожидания, кто вносил хоть какое-то разнообразие в его размеренную жизнь.

Он активно пересаживался с места на место, самозабвенно и безостановочно постукивал правой ногой в ритме, которому позавидовал бы любой барабанщик. Параллельно бурчал себе под нос несвязные слова, цокал языком и ухмылялся. Набор непонятных звуков вперемешку с периодическими всхлипываниями рации напоминал чудодейственную мантру, с которой давние обыватели Белогорья охотились на мамонта или загоняли в сети ерша.

Полчаса спустя с пульта охраны поступил сигнал о смене дислокации, в результате чего объект моих наблюдений переместился в четвертый квадрат. Ему на смену пришел среднестатистический представитель слежения за правопорядком – скучный и предсказуемый.

***

Наконец-то подали поезд. Правда, двери его открылись лишь через полчаса – еще одно доказательство непредсказуемости железнодорожного искусства. Этот театральный ход, видимо, предпринимают по той причине, что только окончательно растаявший на солнцепеке пассажир может оценить преимущество вагона с кондиционером.

Предприняв несколько безуспешных попыток заснуть, я сосредоточился на просмотре фильмов, предложенных проводницей. В этот раз в меню оказались «Операция «Ы», «Берегись автомобиля» и «Посторонним вход воспрещен».

Семь часов спустя я вышел на Курском вокзале и направился в сторону пригородных электричек. Любая из них всего за четверть часа могла доставить меня в Реутов, где вот уже несколько лет живет мой хороший друг, а также бывший трубач моей группы.

Паша встретил меня на выходе из вокзала. В машине он был не один, а со своей сестрой. Люба гостила в Вене и через Москву возвращалась домой. До самолета оставалось около семи часов, которые она справедливо решила провести с братом, его женой и, как выяснилось, со мной. Оставив машину в подземном паркинге, мы поднялись на 12-й этаж, где и располагается «ежиная нора». Паша и Маша еще до свадьбы начали называть друг друга ежиками, а потому вопрос о названии их первого совместно купленного и отремонтированного жилища не стоял вообще.

Хозяин подготовился к встрече гостей соответствующим образом. В холодильнике томилось предусмотрительно купленное пиво и напитки покрепче. За встречу на одном дыхании выпили по три баночки немецкого хмельного нектара. После этого я отправился в правильный, но опасный магазин за добавкой, а Павел начал готовить ужин.

Сбив с языка алкогольную оскомину и удовлетворив гастрономические потребности, плавно перешли к музицированию. Мне досталась гитара. Мой друг, ввиду отсутствия достаточной практики, пренебрег трубой и взял в руки гармонику (такая миниатюрная смесь дудочки и пианино – дуй да жми). Дамы подпевали, хлопали и достойно несли неблагодарную ношу благодарных слушательниц. Постепенно пиво испарилось и в ход пошли тяжелые напитки, в частности привезенная Машей из Сочи чача. Неплохое, к слову, название для панк-рок альбома – «СочиМашаЧача».

Странное дело. Когда переходишь от легкого алкоголя к тяжелому, появляется зверский аппетит, но совершенно пропадает желание готовить. Когда же пища чудодейственным образом оказывается на столе (заказали доставку или нашелся кухонный герой), выпито уже столько, что закусывать не хочется вовсе. Таким образом, в культуре поглощения крепких жидкостей как ни в чем другом важна гармония и чувство общего для всех такта и времени.

Барышни, как правило, входят во вкус позже, но стремительнее. Впрочем, и остановиться в силу внутренней дисциплины им гораздо проще. Маша и Люба, которым оставалось два часа до выезда в аэропорт, благоразумно поспешили на боковую. Мы же с Пашей продолжили экспериментировать на себе, чередуя исполнение собственных песен с прослушиванием проверенных композиций других авторов, а балконные перекуры – с красноречивыми или, напротив, бессловесными, но до боли близкими нам обоим тостами.

Четверг плавно перетек в пятницу. Вскоре прекрасная половина нашей компании отправились в Шереметьево. Люба полетела домой в Краснодар, а Маша – на экономический форум в Питер. В то же самое время и на то же взлетное поле приземлился самолет «Аэрофлота» из Архангельска, который принес нам достойную замену в лице моего давнего друга, а с недавних пор еще и кума.

***

Виталий Сергеевич Иванов, в быту – Иваха, родился в Донецке. Там он, наверное, провел бы всю сознательную жизнь, если бы не один случай, произошедший не без моего участия.

Отдыхая в Крыму, я сфоловал товарища вырваться ко мне на выходные. Тот не без приключений, догоняя поезд на вековой «восьмерке» Лени, который еще появится на страницах этого опуса, все-таки добрался до тогда еще во всех смыслах украинского полуострова. На серебряном пляже Балаклавы моя подруга из Северодвинска, с которой мы подружились в ранней юности во время совместного семейного отдыха в Севастополе, познакомила Иваху с некой Лизой, прилетевшей на юг вместе с ней.

Несуществующая любовь с первого взгляда в очередной раз состоялась. Несколько месяцев спустя рыжая девочка с севера переехала в столицу Донбасса. Когда же началась война, ребята рванули к Белому морю. Там их отношения не заладились, и свое счастье они продолжили строить по отдельности.

Со временем Иваха встретил новую и более зрелую любовь. Влюбился, как мне показалось, не сразу, но куда сильнее, что гораздо важнее. В мае 2016-го Маша родился сына Женю, крестным которого стал горе-музыкант из Харькова, то есть я. Своего крестника я видел пока что всего один раз и разделяющие нас 2 000 км вряд ли могут служить мне оправданием.

С момента нашей последней встречи с его батей прошло почти десять месяцев. Ожидая рейса в аэропорту Талаги в Архангельске, Иваха следил за нашими с Пашей подвигами в интернете и очень переживал, что к его приезду мы будем не в форме. По этой причине на протяжении всей ночи он уговаривал нас прилечь отдохнуть.

Мы, как и подобает настоящим друзьям, на уговоры не поддавались. Сам я тщетно пытался отконвоировать в спальню Пашу, которому с утра пораньше предстояло двигать на работу. Павел, закаленный на флоте и в консерватории, не дрогнул и друга дождался.

Порог «ежиной норы» Иваха переступил около семи утра. Мы с Пашей к тому моменту были на ногах больше суток, что не помешало нам продолжить несение алкогольной вахты в снова расширившемся составе. Поднявшееся высоко солнце победило усталость, а мысль о скором открытии опасного магазина с холодным пивом придало уверенности в себе и наступившем дне (тут речь не о нижнем пределе существования, а о календарном капризе, хотя до конца я в этом не уверен).

***

Паша, как и подобает настоящему Терминатору, после кратковременного, как дождь в июне, возлежания на диване выдвинулся в типографию. Острую необходимость личного руководства производственным процессом продиктовал серьезный заказ.

Обожаемый украинскими болельщиками голкипер Александр Филимонов, который осенью 1999-го в «Лужниках» пропустил нелепый гол от Андрея Шевченко, оставив сборную России за бортом чемпионата Европы, в свои 44 года, наконец-то, решился попрощаться с футболом. По такому случаю, вратарь подмосковного «Долгопрудного» заказал моему другу печать футболок со своим изображением.

В общем, Паша отправился «печатать Филимонова», а мы с Ивахой, обновив пивные запасы, продолжили общение. Для разнообразия и смены антуража прогулялись до близлежащего пруда, где сделали круг почета по тропе здоровья, распугивая ароматным выхлопом велосипедистов и собачников. К возвращению друга заказали японской и итальянской еды, перекусили и продолжили банкет.

Вечером наш оркестр пополнился новым исполнителями. Леня и Люда приехали на машине из Донецка. Вместе с ними пришла еще одна пара, мне вообще незнакомая. Единственное, что я понял: Ваня и Ира (а может, и не Ира) долгое время жили в Донецке, но из-за войны переехали в Москву. Ну, переехали и переехали. Из-за разного количества алкоголя мы с ними находились в разных часовых поясах, а с такими людьми у меня, как правило, нет общих тем для разговоров. А может, что вероятнее, таких тем нет у них.

Подробно восстановить картину последующих нескольких часов не представляется возможным. Да и особой нужды в этом нет. Пели, пили, танцевали, курили. Пили, что характерно, все, а вот пели и танцевали лишь некоторые. В какой-то момент, когда девочки были на балконе, Ваня заговорщицки наклонился ко мне:

– Как вы относитесь к легким наркотикам?

– Легко.

Дождались своей смены, вышли на балкон. Никто, что характерно, не отказался. Владимир заблаговременно наделал плюшек, но в процессе транспортировки некоторые из них слиплись в один солидный блин, чем застали неудачливого «кулинара» врасплох.

– Московский? – спрашиваю.