Принцип бумеранга

– Короче, в новостях, товарищ младший лейтенант, только что передали, температура воздуха за бортом нашего драндулета минус тридцать четыре, – бодро отозвался Славка. – Аномальные холода опять, затянулись крещенские морозы…

– Сам ты драндулет. Это друг. Боевой, – обиженно проворчал с водительского места прапорщик милиции в расстегнутом бушлате.

– Слав, а что за дурацкая привычка, в каждую фразу слово короче вставлять? – усмехнулся Рассказов, не обращая внимания на шофёра. – Чего это у тебя там такое короткое, что ты об этом на каждом шагу поминаешь? Руки или ноги? Или ещё чего?

– Короче, не знаю, товарищ младший лейтенант, – беззаботно ответил стажёр. – Всегда так говорил. Вас раздражает?

– Раздражает меня, что выкаешь постоянку, – ответил старший экипажа, прикидывая, сколько метров от автомобиля до ближайшей урны, куда надо было бы дойти и выкинуть обертку от съеденного, да не хотелось вылезать из тёплого салона. – И хватит ко мне по званию обращаться. Не в армии. Зови по имени.

– Есть, товарищ младший лейтенант, называть вас по имени, – отчеканил Киреев.

– Тьфу, – выругался Рассказов.

– Оставь ты его в покое, Олег, – перебил водитель. – Растолкуй лучше, как это получается, что мужик изобрел лекарство от импотенции, а ему потенцию не дают, чтобы он продать его смог…

– Чего ему не дают? – перебил Олег, пристально глядя на прапорщика и с трудом сдерживая смех.

– Потенцию, – ответил тот, как ни в чём не бывало.

Первым расхохотался стажёр. Затем, пытаясь выговорить сквозь смех, не выдержал Олег:

– Патент. Понимаешь? Патент, а не потенцию…

– Короче, а чего это вы, товарищ прапорщик, так озабочены потенцией? Или всё, амба…

– А, ну вас, – пуще прежнего обиделся водитель. – Умные все стали, в начальники метют. А вы, как я, девятнадцать годов и четыре месяца покатайтесь на этом ведре, которое старше меня, полежите под ним, поковыряйтесь с его внутренностями, когда из него валится всё к чертям. В дождь, в мороз. И посмотрим, что с вашей потенцией будет…

Прапорщик милиции закурил и только потом открыл форточку:

– У меня ребятишек трое, и внучка одна, и все при мне, и жена дома борщи варит, а у вас ещё никого нет…

– Я женат, – напомнил Олег. – И дочка растёт.

– Ага, – согласился водитель и упрямо продолжил. – Год всего, а, значит, не считается. Так что мне переживать нечего, жизнь не зря прожил. Теперь вы так смогите. А то взяли моду, один в школе милиции учится и другой лыжи туда же навострил, а рулить на этих корытах, наряды возить, не кому. Уйду вот на пенсию, посмотрю на вас, как запоёте, кто вас катать туда – сюда будет…

– Тебя не поймешь, – усмехнулся Рассказов. – То стажёра в клочья готов порвать, что машину драндулетом называет, то сам её ведром кличешь, корытом. И ты по старости лет забыл, машину эту получил три года назад, на площади у мэрии в день милиции, как один из лучших водителей отдела…

– Зато на той, что раньше была, больше пятнадцати оттарабанил честно, и не ныл, – философски протянул водитель. – Я так скажу, сопляки. Стажёр – это одно, а я – другое. Он без году неделя на службе, и, может, двух дней ещё не протянет. А я за рулем с того дня, когда он не родился ещё, а ты, Олег, мамкину сиську наяривал. Мне ругать можно, вам – нет. Это как про жену, сам ругаю, но пусть хоть кто про неё вякнет, задавлю…

– Короче, всё понятно с вашей потенцией, товарищ прапорщик, – опять расхохотался Киреев. – Коли к тачке, как к жене…

– Цыц, зелень, – водитель обернулся к стажёру и посмотрел в готовности испепелить одним взглядом, да помешал неприятно режущий слух треск радиостанции.

– Двести седьмой! Я – Центр! – напомнил о своём существовании далекий невидимый оперативный дежурный.

Осетин, о национальности которого никто бы и не догадался, не говори он об этом сам и без малейшего акцента. Ему в дежурке было хорошо, сухо и тепло, как на родине его дедов. Телевизор рядом и чайник с холодильником, а ещё кровать в комнате отдыха стояла. Но бойцов мобильного экипажа он, не задумываясь, выгонит на мороз. Вон как надрывается.

– Двести седьмой! Ответь Центру!

– На приёме, – нехотя ответил Олег, поднеся микрофон к губам.

– Почему сразу не отвечаешь? Где находишься?

– Революции, пять, – нехотя ответил Олег и, пытаясь прогнать из засыпающего мозга отчаянно свербящие мысли: «Нет! Нет же! Утро! Конец смены скоро»!

– Дуй во двор тридцатого дома. Жильцы звонят, машина чужая раскачивается подозрительно и крики оттуда. Может, душат кого…

– А пэпсы уже сдались? – вмешался в эфир голос командира первого взвода старшего лейтенанта милиции Андронова, заступившего на сутки старшим второго экипажа. – Умеют вовремя слинять, бросив город на два наших экипажа и гайцев.

– Лёша, дорогой, не начинай. Графики несения службы подразделениями не я придумываю. Недоволен, иди завтра с утреца к царю и выскажи ему…

– Апсахыч, чё ты сразу с козырей ходишь? Не пойду я к начальнику отдела, не дурак, предъявы ему кидать, – даже сквозь хрипы радиостанции угадывалась самодовольная ухмылка взводного. Андронову одному нравилось, как он шутил.

– А раз не дурак, то чего глупые вопросы задаёшь. Ты командир, а треплешься, как старуха на базаре. На всякий случай сообщаю, гаишники на аварии со смертельным, и кроме вас, Лёша, не кому. Если тебе полегчает, то пэпсы один экипаж оставили, но они двойную превенцию собирают, в микрахе муж за молоток схватился и предупредил жену, что достала его, и он её когда-нибудь кокнет.

Заставив Андронова ретироваться, строгий оперативный дежурный вновь обратился к Рассказову.

– Двести седьмой, как принял?

– Нормально принял. Лечу уже, – обреченно выдохнул Олег, надевая бронежилет.

– Рассказов, смотри, чтоб стажёр не лез вперед батьки в пекло, – напомнил далекий командир взвода. – Если что, кричи в рацию, подскочу…

Вместо ответа командиру Олег обернулся и внимательно посмотрел на Киреева.

– Короче, я понял, товарищ младший лейтенант, – убедительно пробурчал Славка.

Водитель, сноровисто застегнув бушлат и справившись с бронником быстрее старшего экипажа, уже вырулил с обочины на проезжую часть, не включив сигнал поворота, и с характерным звуком передвинул рычаг переключения скоростей с первой на вторую. На месте были через минуту – в три раза быстрее, чем того требовал приказ. Это же не мегаполис столичный, здесь и днём от силы машин сорок каталось туда – сюда, а ночью так и вовсе никого не было.

Двор с едва различимыми по его периметру единственными в Григорьевске многоэтажками, был тёмным. Новый район. В том смысле, что возвели его под занавес Советского Союза, и после в райцентре уже ничего не строили и не производили, а только продавали и перепродавали.

Кроме рёва двигателя отечественного внедорожника, ничто больше не нарушало ледяную тишину. В дальнем свете фар угадывалось невысокое строение детсада, окруженного металлическим забором. Ворота были распахнуты настежь, и меж створок раскачивалась жёлтая вазовская семерка. Подъехали близко, загородив единственный проезд, и глушить двигатель уазика водитель не стал. Рассказов вышел из машины, поправил шапку на голове и ремень укороченного калаша на плече. Попутно выкинув в сугроб смятую обёртку от хот-дога, милиционер зевнул и шагнул к раскачивающейся машине. Не обращая внимания на мороз, обжигавший лицо, Рассказов достал из кармана бушлата фонарик и попробовал заглянуть в салон через правые стекла. Ничего не увидев, он хотел постучать по стеклу, но сдавленный звук изнутри, похожий на умоляющий: «Пусти», заставил сразу дёрнуть за ручку задней дверцы.

– Чё там, Олег?! – будто из другого мира донесся до Рассказова голос водителя экипажа, но младший лейтенант милиции не ответил.

Ноги. Нет. Колготки. Серые. Шерстяные. Неаккуратно стащенные до чёрных кожаных женских полусапожек. А между ними обнаженный мужской зад, ритмично двигающийся вниз – вверх, вниз – вверх. Ничего необычного, но тонкий, полный ужаса и мольбы, вопль, вперемешку с неуёмным от безысходности плачем, недвусмысленно говорил, что, не говоря о любви, здесь и до обыкновенной симпатии было, как до Поднебесной в тапочках.

– Не надо! Пустите! Да, помогите же! – испуганно верещала женщина.

И выныривающий из рукава полушубка, маленький, словно игрушечный, девичий кулачок бессильно, но исступленно колотил по огромной спине, обтянутой в чёрную кожанку над голым задом.

– Не надо! Пожалуйста, не надо!

А в ответ рык:

– Заткнись! Убью!

– Хватит, прошу вас!