Хроники Бальдра. Творение рук человеческих

– О, великие Бледные! – произнес конунг обычное приветствие, опускаясь на одно колено. – Верховный колдун сообщил мне, что вы хотели меня видеть. Чем я могу быть полезен космосу?

– Ты не торопился сюда идти, – проговорило лицо с экрана, оценивающе смерив Ингварра взглядом, – дело касается твоего сына.

Сердце конунга будто пронзили копьем.

– Мой сын… С ним что-то случилось? Смертельный удар нашел его?

– Вовсе нет. По крайней мере, пока. У нас другой вопрос – почему ты так не хотел показать нам своего наследника? Боишься чего-то, конунг?

«Значит, Сверр им все рассказал», – с досадой подумал Ингварр. Он решил сказать правду.

– Я просто хотел, чтобы он стал воеводой. Магия сгубит его, о великие. Он слишком горяч, слишком… Слишком сорвиголова. Он не так мудр, как Сверр, и не так холоден. Игры с колдовством его погубят.

– Это не оправдывает того, что ты скрыл от нас интерес мальчишки к технол… Кхм. К магии. Помни, кто поставил тебя на трон, Ингварр. Помни, в конце концов, кто вас создал! Кто подарил вам мир, богатство, славу, леса, поля и горы! Забыл, кому должен подчиняться? Думаешь, сам все решишь, без нашей помощи?

– Нет, что вы! Нет! – Ингварр пал ниц и упер лоб в холодный пол. – Прошу, простите меня! Я знаю, что ошибался. Знаю, что должен был показать его вам… И я готов понести наказание! Я бы никогда не посмел вас ослушаться!

– Нет необходимости в наказании, – задумчиво ответил Бледный. – Мы хотим знать, что власть в величайшем городе планеты представляет кто-то, кто безгранично нам верен. Мы – Боги. А вы – просто смертные, несущие нашу волю. Ты все еще верен нам, Ингварр? – вкрадчиво процедил небожитель.

Кровь прилила к лицу правителя. Он вскочил на ноги и выхватил клинок. На мгновение лицо Бледного исказилось, но конунг поднял меч над головой и громко провозгласил:

– Да! Нет никого в этом мире вернее, о великие! Я долго служил вам, и продолжу это делать с честью! Любой, кто посмеет даже неосторожное слово швырнуть в вашу сторону, падет пред моими ногами, пронзенный этим самым мечом! И пусть даже… Пусть даже это будет мой сын! Или жена! Нет ничего важнее вашей воли, и моя жизнь принадлежит Кархайму!

Бледный помолчал. Пожевал губу. Наконец, удовлетворенно кивнул.

– Хорошо, – сказал он спокойно, – можешь идти, конунг. Мы на тебя рассчитываем. Последнее время среди твоих людей нарастает недовольство, беспорядки разгораются на улицах. Избавь нас от этой заботы.

– Будет исполнено. Даже если мне нужно будет вырезать половину королевства, – в глазах Ингварра горел темный огонь.

За дверью залы конунга ждала жена. Гул поутих, и Ингварр, все еще погруженный в размышления, смотрел, как свет факелов играет с золотыми волосами возлюбленной.

– Ты что, ты… Подслушивала?

– Нет, любимый. Но ты так громко кричал, что слышал весь замок, наверное, – она обвила руками шею конунга и положила голову ему на плечо, – не переживай. Ты все делаешь правильно. Я горжусь тобой! Если я когда-нибудь посмею перечить Бледным, ты должен зарубить меня на месте. Что бы они нам ни поручали – это высший суд. Нам могут быть непонятны пути Богов, но это не значит, что мы идем по правильной дороге.

Ингварр твердо кивнул. Мятежные деревни будут наказаны. Жестоко наказаны.

***

– Ну, вот мы и на месте, – удовлетворенно сказал я, – быстро сделаем дело и через день-два уже будем греться в теплых домах Стохетхейма.

Дружинники одобрительно заворчали.

– Да, снега выпало необыкновенно много. Для этого-то месяца! И холод прямо кусается…

– Как злой пес! У меня все пальцы синие!

– Кто же знал, что так все обернется? Надо было прихватить теплых варежек да плащи.

Беспечно болтая, мы въехали в круг домов, где уже собрались местные жители. Они переглядывались между собой и окидывали нас подозрительными взглядами; жители шептались так тихо, что слов не разобрать. Кажется, нашего визита не ждали. Я спрыгнул с коня и отцепил от седла свернутый в трубочку лист бумаги. Указ конунга. Откашлявшись, прочел так громко, чтобы услышали все:

– Именем Бледных я, конунг Ингварр Благородный, повелеваю жителям сей деревни не противиться воле космоса и оказать колдуну и прибывшим с ним дружинникам всяческую поддержку. Если же вы посмеете причинить магу вред или воспротивиться моей воле, то воеводе, Верманду Суровому, разрешаю обнажить меч для наказания неверных.

Обычное послание – его всегда зачитывал воевода или колдун перед населением. Свернув бумагу, я сложил руки на груди и кивнул колдуну. К нам вышел коренастый старейшина, опираясь на узловатую палку:

– День добрый, воины. Коли Бледные велят, мы сопротивляться не смеем. Скажите только, что боги нам уготовили, а мы вас после и накормим, и напоим, да у печей согреем. Зима нынче ранняя пришла!

Дружинники заулыбались и потерли руки. Редко нам оказывали такой прием! Даже я ухмыльнулся и убрал меч в ножны – какой удачный исход!

– Колдун, ступай со старейшиной и обговори дела. Воины, привяжите коней и отправляйтесь, куда вам скажут жители.

– Наконец-то, тепло! – радостно воскликнули дружинники и помчались выполнять указание.

Старик, правда, не спешил сдвинуться с места. Поглядывая то на своих подопечных, то на меня, он поглаживал бороду.

– Верманд, говоришь? Воевода? Хорошо, хорошо… Знаешь ли, последнее время нехорошая молва про колдунов ваших идет, будто бесчинства они творят всякие, да указам конунга не следуют. Будь добр, юноша, пойдем с нами! Я не хочу быть негостеприимным, но деревня мне роднее – проследи за магом, чтобы все точно исполнил, как приказано. По букве закона!

Я посмотрел на дружинников и махнул рукой – пусть идут, справлюсь и сам.

– Добро, идем.

Колдун выбрал один из домов и осторожно зашел внутрь, сбив о порог снег с сапог; мы со старейшиной шагнули следом. Убранство хижины предстало бедным, даже аскетичным – грубо сколоченная мебель, стол да стул, старая печь и лучина в углу. Когда старик, стуча палкой, вошел внутрь, хозяин дома поднялся с лавки, стоявшей у стены. Кроме него в хижине находилась женщина и ребенок лет семи.

– Не волнуйся, – старейшина похлопал мужчину по плечу, – это маг из Стохетхейма, пришел по воле Бледных.

Глаза друида остановились на ребенке. Пока я разглядывал хижину, он усадил мальчика на стул перед собой и пульты ожили, наполнив комнату таинственным зеленоватым свечением.

– Что это он делает? – прижав руки к груди, волнуясь, спросила женщина.

Седой старейшина поспешил ее успокоить:

– Все будет хорошо, ничего с вашим сынишкой не случится. Может, хворь какую убрать хотят… Вот и воевода с нами пришел – он проследит, чтоб все было как приказано.

Я перевел взгляд на пульты – что-то странное, нехорошее таилось в этом зеленом свете. Энергия, исходившая от них, сочилась угрозой, а не мощью ветров, как у Сверра Тучегона. Я нахмурился и приблизился, решив понаблюдать внимательнее. Мать ребенка, казалось, успокоилась, но все же опасливо поглядывала на татуировку друида.

Маг зашептал неизвестные слова, от которых мурашки пошли по коже. Внезапно я заметил, как глаза ребенка закатились, а на коже расцвела, словно плесень, ужасная сыпь.

– Эй! – крикнул я, хватаясь за клинок. – Что это ты делаешь?!

Друид посмотрел на меня одним глазом, едва обернувшись, чтобы не отвлекаться.

– Исполняю волю Бледных, воевода, что же еще?

– И что они велят тебе?

– Им нужно видеть, как эта болезнь будет пожирать тело мальчика. Зачем – мне неведомо.

Старейшина ахнул, а отец ребенка, увидав гнусные пятна на коже, вскрикнул и бросился к друиду; мать залилась слезами.