Вечерний караван

Вечерний караван
Артем Андреевич Белоусов

Безработный интеллигент, живущий на шеях своих родителей и пассии, уже давно разочаровался в любви, предпочтя ей размеренность и комфорт.Неудачливый любитель гонконгских боевиков, наоборот, верит в то, что судьба заготовила для него "ту единственную", находясь в безрезультатном розыске своей второй половинки. Жизни обоих кардинально меняются в один день – 10 июля.Две истории о безнадежных романтиках, ищущих себя на залитых солнцем улицах города.

Артем Белоусов

Вечерний караван

I

Я никогда не любил общественный транспорт. Толкотня, духота и остальные прелести дешёвого проезда были вытеснены из моей жизни при первой же возможности, а именно – карманными деньгами от родителей, что, звеня и шелестя на радость водителям, перетекали из моих карманов в бардачки их неухоженных автомобилей.

Что сегодня вынудило меня вернуться к истокам, знакомым мне лишь смутными воспоминаниями из детства? Окажись я пару лет назад в подобной ситуации, я бы с улыбкой полоумного ответил – детские воспоминания, состоящие из вони от потных людей и недовольных физиономий, что, по ощущениям, никогда и не выбираются из одного и того же автобуса годами, словно там они и были зачаты, а цель их жизни – кататься по кругу будто белки в колесе, не давая случайным пассажирам чувствовать излишний комфорт. Быть может иногда их выпускают на волю на пару минут ровно по календарю – для смены одежды, подобающей нужному времени года, дабы летом быть недовольными и потными настолько, чтобы не падать в обморок от вони, а зимой – промерзшими, но не околевшими, и всё такими же недовольными. Но, успев зачерстветь и поубавить пыл романтика, на сегодняшний день я отвечу прозаичнее – если бы вчера я отказался от ненужной бутылки вина, что продолжает напоминать о себе похмельем, то сегодня под моей пятой точкой было бы кожаное сиденье Kia Rio, а не оголившийся из-под разорванной в клочья ткани пластик.

К автобусному остановочному павильону подходит пара. Я, разлегшийся на лавочке под козырьком аки бездомный, начинаю прислушиваться к разговору. Ругань. Скрытые от моих глаз шляпой, покоящейся на моем лице от слепящего солнца, бранящиеся, судя по их голосам, все ближе и ближе. Взяв головной убор за тулью, я убираю его со своего лица. Щурясь от лучей и криков, что совместно наносят по моей голове удары, отдающиеся тупой болью в висках, я привстаю со своей общественной лежанки дабы переквалифицировать ее в насест. Устроившись я осматриваю новоприбывших. Мужчина и женщина средних лет. Она – с пакетами и в топике, что оголяет пузо с растяжками, он – с бутылкой пива и в штанах с лампасами. Стараясь не прыснуть от комичной картины, я пытаюсь разобрать их разговор.

– …Да я батрачил всю неделю и не могу выпить?

– Ты уже пьешь как свинья второй день.

– А ты выглядишь как свинья, я же молчу…

Последняя фраза скатывает диалог в подобие криков приматов. Смех сквозь слезы – голова раскалывается все сильнее, и на радость мне пара не планирует останавливаться, все увеличивая децибелы в своем выступлении. Нащупав наушники в кармане, я затыкаю себе уши, молясь, чтобы моя музыка смогла перекричать говорливую чету. Запустив плейлист на телефоне, я обращаю внимание на табло. Двойка придет в 19:05. Сверяюсь со временем – еще две минуты для концерта двух влюбленных, что обсуждают, кто же таки больше похож на свинью. Музыкальной подложкой для концерта выступила «We are the Pigs», от чего я не выдерживаю и начинаю смеяться в голос. Неблагодарный зритель обрывает выступление – пара оглядывается на меня, выжигая мое лицо недовольными взглядами. Не найдя лучшего решения, я машу им с улыбкой, стараясь разрядить обстановку. Мои социальные навыки подводят меня. Глава семейства, сделав финальный глоток, бросает бутылку наземь и, не сводя с меня затуманенных дешевым алкоголем глаз, начинает шествие в мою сторону. Экран блокировки на телефоне показывает 19:04. Мужчина открывает рот и начинает что-то говорить, но, на мою беду, первые слова из его обращения выпадают ровно на момент, когда в композиции начинается припев, в котором Бретт Андерсон в своей фирменной чувственно-томной манере заявляет о том, что «все мы свиньи». Вновь засмеявшись, я достаю один из наушников.

– Я смотрю тебе весело, манерный?

Я, пытаясь объясниться, не могу остановить свой смех, постепенно переходящий в неподконтрольный хохот. Прося жестом подарить мне момент для последнего слова перед тем, как мое лицо встретит его кулак, я, выдохнув, смотрю на своего оппонента. В его губах перекатывается сигарета, а ноздри напоминают две черные дыры, что еще чуть-чуть и засосут мое хлипкое тело в свое бескрайнее пространство, очерченное торчащими волосиками. Самец готов показывать перед своей самкой, кто на этой автобусной остановке альфа-единица. Стараясь подобрать нужные слова для разрядки накала, меня обдувает легкий ветерок. Прямо за спиной распаленного защитника чести стоит автобус, что приветливо открывает свои двери. Накинув шляпу на темечко и подобрав сумку с лавки, я, желая всего хорошего, запрыгиваю в салон спасительного транспортного средства. Двери закрываются, я оборачиваюсь и на прощанье салютую шляпой. Мужчина выругивается и пинает пустую бутылку.

Буду считать это прощальным жестом на его языке.

*

Мои опасения были напрасны – в салоне не было толкотни, а кое-где даже зияли свободные места. Расплатившись с кондуктором, я, понапрасну стараясь никого не задеть, опускаюсь на сиденье возле окна, параллельно успев извиниться перед моим соседом по правую руку за вероломно задетый мной туфель. Поправив наушники, я обращаюсь к окну, разглядывая уже заученный пейзаж проспекта. Я закрываю глаза. Песня сменяется, на место детской кричалки приходят изящные клавишные. «In the Backseat». Головной боли уже почти нет – видимо, встряска на остановке пошла мне только во благо. Вспоминая диалоги о свинье, я вновь улыбаюсь, раздумывая о том, кто же по итогу вышел победителем в этой равной схватке. Маргинальное равноправие во всей красе. Открыв глаза, я поднимаю свою голову…

Девушка, чей взгляд за линзами роговых очков, встретившись с моим, смущенно отводится хозяйкой в сторону окна. Легкое покалывание в кончинах пальцев. Чувство, что, как мне казалось, я уже успел забыть, с головой накрывает меня. Я закрываю глаза, стараясь привести свои мысли в порядок. Просто симпатичная девушка, которую я заинтересовал. Ничего такого. Сколько их было на моей памяти? Десятки? Ничего необычного, просто пробудились гормоны. Обращать внимание на подобное – попытка запрыгнуть в лодку юношества, что уже как пару лет отчалила в последний путь. Просто девушка.

Стараясь оболванить самого себя, я отворачиваюсь к окну, внимательно читая вывески заведений, раскинутых по всей траектории моего маршрута. Бесчисленные шаурмичные – здесь, в Ч., вы никогда не останетесь голодным, пускай это и чревато несварением и смертью от язвы.

Вновь поднимаю глаза. Встреча взглядов. Ее улыбка в ответ. Одергиваю себя и закрываю веки, повторяя про себя словно мантру цель поездки. Автобус замедляет свой ход, открывая свои двери для всяк желающего к выходу. Мой сосед встает с места и покидает омнибус индустриальной эпохи, оставляя меня наедине с попытками не замечать ту, чей взгляд я продолжаю ощущать на себе. В песне зазвучали скрипки, вырисовывая в моей фантазии полет поднятых ветром цветы качима, чутко реагирующими на движения смычка по струнам. Картина вытесняет собой священное заклинание. Я сдаюсь. Цветы летят по загруженным автострадам, маневрируя меж потоков автомобилей. Поднявшись ввысь, цветочное шествие разлетается в разные стороны, поселившись на безоблачном небе в качестве дневных звезд. Весь небосвод усеян маленькими белыми благоухающими точками. В нос ударяет сладковатый аромат. Я чувствую легкое прикосновение к своему колену.

Девушка, все с той же улыбкой, стоит возле меня, держась за горизонтальный поручень над нашими головами. Присев на раннее опустевшее сидение, она начинает внимательно рыскать рукой в своей сумке. Я, наблюдая за этим, хочу что-то сказать, но слова предательски вылетают из головы, оставляя мне на выбор лишь две участи – молчать в тряпочку и ждать, пока моя новая знакомая волшебно щелкнет пальцами, дабы с меня были сняты чары на безмолвие, либо же мычать как душевнобольной. Рационально выбрав первый вариант, я начинаю заинтересованно наблюдать за поисками в сумке-шоппере, что, по всей видимости, обладала сверхъестественными особенностями – девушка, чье лицо сейчас выражало крайнюю обеспокоенность, все также продолжала безуспешные поиски в казавшемся бездонным тканевом пространстве. Лисья улыбка озаряет до этого хмурое лицо, и на солнечный свет, что залил собой весь салон автобуса, из своего прежнего дома является блокнот на кольцах. Передав его мне в руки, она вновь отправляется на поиски, но на этот раз они не занимают слишком много времени. Выудив карандаш из внешнего кармана шоппера, девушка забирает у меня блокнот. Прикусив феррул, она с прищуром осматривает меня, после чего открывает записную книжку и стремительным росчерком пишет послание, состоящее из одного слова. Передав мне блокнот с карандашом, моя новая знакомая опускает взгляд на пол, покрытый резиновым ковриком, ритмично постукивая по нему подошвой своих кед.

«Привет»

Растерянность все еще со мной. Ее выдает трудночитаемый почерк, которым я усиленно стараюсь ответить на приветствие символом в символ. Еле как нарисовав шесть букв, я кладу наш бумажный островок для коммуникации ей на ноги. Взяв его в руки, девушка внимательно осматривает мое послание. Убрав свисающую прядь волос за ухо, девушка открывает моим глазам наушник. Должно быть со стороны мы выглядим как двое глухонемых подростков, чьи отофоны от переизбытка чувств вышли из строя. Эта мысль меня настолько умиляет, что я расплываюсь в улыбке. Заметив это, девушка отвечает тем же, после чего начинает писать второе послание уже на следующей странице. Закончив его, в этот раз она не передает мне стило с блокнотом, вместо этого демонстрируя выведенное на нем грифелем из своих рук.

«Ты выходишь на повороте у леса?»

Я, уже успевший позабыть пункт назначения, утвердительно киваю головой, только после выказанного ответа вспоминая, что так оно и есть. Вновь лисья полуулыбка, что отдается разливающимся теплом в моей груди. Быстро написав ответ, девушка вручает мне блокнот.

«Коллега»

Боднув меня лбом в плечо, новообретенный попутчик указывает жестом, что теперь моя очередь задавать вопрос. С непосредственностью ребенка, ожидающего, каким фокусом его развлекут на этот раз, девушка опускает голову на свои ладони, переводя взгляд с моего лица на лист и обратно. Я же, постукивая ластиком карандаша по листу, стараюсь упорядочить мысли, что хаотично летают в моей голове, отказываясь от какой-либо навязанной моими беспомощными потугами структурированности. Не сумев сформулировать вопрос, я вывожу карандашом следующее:

«Своим появлением ты выбила меня из колеи»

Прочитав мое замечание, девушка, прикусив губу, выхватила у меня карандаш из пальцев, второй рукой попросив поднести блокнот поближе. Удерживая его двумя руками, я протянул его в сторону собеседницы, дабы она смогла на весу дать мне ответ. Сейчас она походила на художника, рисующего мой портрет в порыве творческого вдохновения, – что, на деле, было недалеко от правды. Попроси она рассказать меня свои потаенные секреты, скрытые от глаз самых близких людей, я бы ни секунды не раздумывая выдал ей список всего, что заперто в сундуке с грязным бельем. Я был на крючке. Осознание этого не стало для меня драмой, на которую я рассчитывал при первом взгляде на нее. Да, потом, через пару остановок, когда мы разойдемся, и я приду в свое изначальное состояние, в котором я пребывал уже как несколько лет, все моральные вопросы, дилеммы и попытки объясниться перед самим собой за произошедшее вернуться с утроенной силой. Но сейчас я отдался чувству, эмоции, что подобно Фениксу восстало из пепла, застав меня врасплох. Обезоружив того, кто в тайне мечтал об этом годами.

Мне захотелось получше разглядеть черты новой знакомой, дабы оставить ее в своей жизни хотя бы образом, картинкой, к которой я смогу обращаться в моменты необходимости; в мгновения, когда мне нужно будет доказывать самому себе, что мое сердце по-прежнему сделано не из камня. Большие глаза со стрелками-хвостиками, аккуратный нос с кончиком вверх, прическа чуть длиннее классического каре. Но, к сожалению, главного зафиксировать на фотопленке под названием «память» мне бы не удалось при всем моем желании. Что-то неуловимое, труднообъяснимое вынуждало меня созерцать ее лицо, обрамленное русыми, чутка непослушными волосами. Она дышала жизнью. Благоухала ей, как цветы гипсофилы, что распустились на небосводе в моих недавних фантазиях. Быть может дело в мимике и движениях – то, как она покусывала карандаш, хмурясь из-за обдумывания нового послания для меня; то, как поднимала глаза и, встречаясь с моим взглядом, мимолетно улыбалась, пока по ее щекам пробегали солнечные зайчики; то, как ее нога, вторя ритму автобуса, что подпрыгивал на дорожных выбоинах, чуть касалась коврика носком; то, как…

Вихрь грез был прерван легким постукиванием карандаша по моей коленке. Вскинув брови, девушка провела ладонью у моих глаз. Вновь улыбнулся как последний дурак. Улыбка в ответ. Развернув блокнот к себе, я обнаруживаю, что огромное послание, которое моя спутница так старательно выводила на белом листе, полностью зачеркнуто. Вместо него, чуть ниже каракуль, емкое предложение в одну строку.

«Поняла, что ты не успеешь прочитать, ведь нам выходить на следующей»

Взяв мою руку, девушка встала с сидения, потянув меня за собой. Чуть не выронив блокнот, я, стараясь не упасть, последовал за ней, протискиваясь сквозь утрамбованную толпу пассажиров. Автобус с шумом затормозил, открыв свои двери.

*

Оказавшись на раскаленной от июльского солнца улице, мы молча двинулись вперед. Девушка слукавила – вышли мы на несколько остановок раньше необходимого, но кто я такой, чтобы возражать и отказываться от совместной прогулки?

Тополиный пух, в этом году взявший бразды правления над улицами позже положенного, витал над нашими головами, пока мы неспешно брели в сторону леса, каждый погруженный в свои мысли под собственный аккомпанемент, доносящийся из наушников. Интересно, с какой музыкой у нее будет ассоциироваться наша встреча?

Девушка, до этого держащая мою руку за предплечье, пробежала пальцами в сторону кисти, вложив свою ладонь в мою. Переплетение пальцев. Уже знакомые покалывание в подушечках и тепло, разливающееся в груди. Я, по-прежнему волочащийся позади, решаюсь поравняться.

Обмен взглядами; мимолетные улыбки; смущение; глаза в пол.

По правую сторону от нас проносится юная компания детей на велосипедах – явный признак того, что мы приблизились к парку, выстроенному у начала леса, что в нынешнее время года всегда взрывается от голосов особо активного населения города. Мы, не сговариваясь, замедляем свой шаг. Ни я, ни моя спутница не хотим неотвратимого окончания волшебного мгновения, которое в будущем останется лишь выцветшей картинкой на задворках памяти. Стараясь обмануть безжалостное время, девушка меняет курс нашего пути, сменяя оживленный проспект на поросшие кустами дворы пятиэтажек, скрытых за монолитным фундаментом пятиэтажных домов, которые, по ощущениям, всегда являлись единым многокилометровым зданием, протараненным дорожными перекрестками. Мы оба знаем, что нам нужно в противоположную сторону. Мы оба даем негласное согласие на самообман.

Шум оживленного проспекта, до этого беспардонно вклинивающийся в музыку, сопровождающую мои уши с самого выхода из дома, отступает, оставляя меня наедине с безлюдным двором, дребезжащим звуком скрипок и безымянной соратницей по прогулке. Девушка ускоряет шаг, я стараюсь не отставать. Предметом ее заинтересованности оказывается клумба возле одного из подъездов, на которой произрастают большие ярко-желтые подсолнухи. Вещь и в правду редко встречаемая в городской среде. Перелезши через низкую ограду, все также не выпуская мою ладонь из своей вытянутой руки, девушка с упорством, сравнимым с настойчивостью Филиппа Гарреля по канонизации Нико, пытается беззастенчиво вырвать цветок из цепких лап разрыхленной земли. Изначально готовый помочь с учиненным варварством над бедной грядкой, я отвлекаюсь на раннее мной незамеченную деталь. На внутренней стороне предплечья девушки красуются небольшие латинские буквы, выведенные каллиграфическим шрифтом.

ILY

Аббревиатура от «Я люблю тебя». Кто адресат этого послания? Мне это не так важно. Айли. То имя, которое останется высеченным в моем нутре. Имя той, что будет незвано приходить в мои сны, захватывая над ними власть на радость моему подсознанию.

Айли все же удается сорвать один из подсолнухов. С чувством выполненного долга она вручает мне цветок. Отряхнув свой джинсовый черный сарафан, девушка покидает место преступления, и наш путь, прерванный сиюминутным актом вандализма, продолжается. Двор за двором, мы медленно ступаем меж груд припаркованных автомобилей, временами нарушая спокойствие мирно прогуливающихся по тротуару голубей, что взмывают в небо, не рискуя воспрепятствовать нашему уединению.

Сделав крюк, мы вновь оказываемся на проспекте. Наша поступь продолжается. До финала приключения осталось буквально несколько минут – вдали становится различимым здание, у которого нам придется расстаться.

Сколько песен, проигранных сегодня по чистой случайности, навсегда будут связаны с Айли и этим июльским вечером? Сколько из них будут отдаваться жгучей болью спустя недели, месяцы, годы, что пройдут в постоянном ожидании нашей второй встречи, которой, быть может, и не суждено случиться?

Я чувствую внутреннее напряжение, мои ноги становятся ватными. На расстоянии вытянутой руки – черный витиеватый забор, за которым высится постройка, что своим исполинским видом вынуждает меня проклинать ее в разы сильнее, чем она того заслуживает.

Шаг. Второй шаг. Третий.

Я останавливаюсь. Мои пальцы выскальзывают из ладони Айли. Ее поступь, словно по инерции, продолжается. Пройдя еще несколько метров, девушка замирает, после чего разворачивается и не спеша шагает в мою сторону. Стараясь не смотреть мне в лицо, Айли берет блокнот из моей свисающей ладони. Открыв его на последней странице, она медленно выводит буквы карандашом. Замявшись, девушка достает телефон, смотрит на экран блокировки, после чего, убрав его обратно в карман, продолжает запись. Закончив, Айли вырывает страницу и вручает ее мне вместе с карандашом. Последний обмен взглядами. Наши глаза говорят за нас. Слова излишни. Последние улыбки. Айли разворачивается и уходит прочь. Мне остается смотреть ей в след, стоя посреди улицы с цветком подсолнуха, приковывая к себе взоры окружающих, до которых мне нет никакого дела. Наверняка их жизни текут в размеренном русле, ровно, как и моя еще час назад. Забавно, как одно событие в корне меняет бытие, казавшееся изученным вдоль и поперек.

В момент, когда Айли окончательно растворилась в толпе зевак, снующих подобно муравьям в своем муравейнике, выстроенным из асфальта и бетона, я, тяжело выдохнув, решаюсь посмотреть на финальное слово своего потерянного спутника.

«10 июля, 19:** – 19:55»