Закат

Закат
Арсений Долохин

Закат – время необычное, порой тревожное, но зачастую торжественное. Героям этой истории нравилось наслаждаться последними мгновениями перед заходом солнца, каждому по-своему.

Арсений Долохин

Закат

Она сидела на скамейке и пила пиво из стеклянной бутылки, когда дверь подъезда отворилась и показался он, совсем не похожий на все, что было во дворе. Почти все, кто его в тот момент увидел, сочли его забавным: он был в вязаном свитере, сильно растянувшихся домашних штанах и резиновых тапках. В каждой руке он держал по большому пакету с мусором; отыскав взглядом мусорный бак, который ранним утром кто-то зачем-то отодвинул на противоположный край двора, он направился к нему, не глядя ни на кого и ни на что. Дети, качавшиеся на качелях, о чем-то весело зашептались, пожилая женщина, сидевшая у подъезда, неодобрительно покосилась ему вслед. Человек в вязаном свитере выбросил мусор и пошел обратно к подъезду. Дети следили за ним, широко улыбаясь и совершенно не стесняясь своего любопытства. Человек шел, опустив голову, как будто боялся навредить кому-нибудь взглядом. Когда дверь подъезда захлопнулась за ним, пожилая женщина неодобрительно высказалась о человеке в вязаном свитере, заметив, что и без него у них в доме много таких как он.

Вскоре день пошел на убыль, дети разошлись по домам; она оставила пустую бутылку под скамейкой и медленно пошла вдоль двора, раскинув руки в стороны и воображая у себя под ногами узкую рейку, с которой в любой момент можно сорваться. Обойдя весь двор, она пошла вдоль дома, так же медленно и с раскинутыми в стороны руками, не обращая внимания на тех, кто обращал внимание на нее. Небо краснело, солнце понемногу становилось меньше; дойдя до конца дома, она опустилась на корточки и стала наблюдать за раскинувшейся над городом бесконечностью. Руку вдруг стало колоть; она отдернула рукав до плеча и умиленно всмотрелась в открывшийся ей узор, который давно знала наизусть. От самого плеча до запястья спускались нестройные ряды шрамов, многие уже почти исчезли, но некоторые были совсем свежие. Большинство из них она оставила себе с завязанными глазами или в темноте, не зная наверняка, куда именно попадет. Наиболее отчетливые шрамы формировали какой-то невнятный рисунок – то ли розу, то ли глаз, внимательно следящий за верностью ее движений каждый раз, когда она бралась за себя. Рисунок этот целиком помещался на запястье; в очередной раз убедившись в этом, она улыбнулась самой себе как в те моменты, когда кто-то уличал ее в какой-нибудь беззлобной лжи.

Придя домой, человек в вязаном свитере не стал раздеваться – его наряд был единым и для дома, и для улицы. Тихо, чтобы никого не разбудить, он прошел в свою комнату, где почти никогда не зажигал свет, и посмотрел в окно. Залитое алой краской небо было очень красивым. Человек в вязаном свитере задернул шторы и сел на кровать, задумавшись; затем он пересел за стол и включил компьютер, блок которого неуклюже приютился на полу в компании намертво вцепившихся друг в друга шнуров и кабелей. Экран загорелся, на нем была старая фотография; человек в вязаном свитере некоторое время смотрел на нее, потом стал узнавать, какие были новости. Мать писала из родного села, спрашивала, хорошо ли идут заработки и скоро ли приедет погостить. Он долго смотрел на письмо от матери и решил пока что ничего не отвечать; потом достал из ящика в столе маленький листок со своими личными записями и набрал адрес другого почтового ящика. Там тоже было письмо; прочитав его, человек в вязаном свитере не стал отвечать и на него, тем более в письме пока что ни о чем не спрашивали.

На следующий день она снова пришла к этому дому, гулять в других местах ей уже надоело. Скамейку, на которой она сидела вчера, заняли дети, поэтому она присела у двери подъезда, на то самое место, где вчера сидела пожилая женщина. Бросив крышку куда-то в сторону, она сделала большой глоток и посмотрела на небо. Небо было чистым как море, в котором она купалась когда-то в детстве, поэтому вид лазурного полотна не сильно ее воодушевил – ее давно перестали вдохновлять полотна, не испещренные хоть каким-нибудь замысловатым рисунком. Из-за железной двери подъезда послышались шаги, через несколько мгновений дверь отворилась, и из подъезда показался тот самый человек в свитере и резиновых тапках, который вчера выносил мусор. Она невольно взглянула на него. В его гардеробе не изменилось ничего, только вместо пакетов с мусором была пустая авоська. Человек с авоськой тоже заметил ее и замер – скорее всего, давно не видел ничего похожего так близко. Она не поняла, откуда он был родом; лицо его было таким же крепким и загорелым, как и руки, торчащие из рукавов свитера, большой нос как будто когда-то ломали, и он сумел вполне достойно срастись, или же так было с самого рождения, глаза не совсем понятного ей цвета смотрели честно и немного тревожно – человек с авоськой вряд ли слишком часто ощущал уют этого мира. Он был ощутимо старше ее. Она немного наклонила голову вбок и сощурила один глаз, чтобы человек с авоськой понял, что теперь она рассматривает его под совершенно иным углом. Человек с авоськой опомнился и пошел куда-то мимо площадки, где под присмотром родителей резвились на качелях беспечно смеющиеся дети. Она смотрела ему вслед, пока он не исчез. Что-то странное было во взгляде его не совсем обычных глаз; она вдруг поняла, что человек с авоськой не всматривался в нее, а лишь давал ей понять, что он одинаковый абсолютно для всех. Она снова запрокинула голову и снова взглянула на небо. На небе начинали появляться облака. Опустошив бутылку, она бросила ее в мусорное ведро и снова пошла вдоль дома, представляя, что идет над пропастью или уже летит в невесомости. Когда она дошла до угла дома, ее кто-то окликнул. Обернувшись, она увидела нескольких молодых людей, собравшихся вокруг недорогой с виду легковой машины с откинутым капотом; один из них, тот, который привлек ее внимание, спросил, не желает ли она сделать этот серый день немного ярче для них, остальные смотрели на нее с неприятными усмешками, очевидно, понаблюдав за ней, идущей с раскинутыми подобно крыльям руками, они решили, что она тоже чего-то ищет, как и они. Она постояла на месте, развернулась и пошла дальше. Ее снова окликнули, убеждая не ошибаться, но она больше не остановилась. Оказавшись вечером дома, долго наблюдала в окно за закатом, который был ничуть не хуже вчерашнего, потом легла на кровать и, согнув левую руку в локте, стала рассматривать свои письмена.

Человек с авоськой вернулся домой поздно, когда во дворе уже никого не было. Поднявшись на свой этаж, человек осторожно открыл дверь квартиры, вошел, не включая свет, пробрался на кухню, переложил содержимое авоськи в шкаф и холодильник, так же незаметно добрался до своей спальни. Человек в свитере выглянул в окно, там было темно, но при этом все равно красиво. Присев на кровать, человек в свитере задумался; потом включил компьютер. В почтовом ящике было новое письмо от матери, в котором она спрашивала, как идут его дела и прочитал ли он старое. Человек в свитере долго сидел, глядя в бледный экран, потом коротко ответил матери, что дела у него идут хорошо и переживать за него не нужно; ответив матери, он полез в ящик за маленьким листом с записями. Его, как и вчера, ждало еще одно новое письмо, правда, уже не от вчерашнего отправителя и не на его имя, но все равно предназначенное ему. Человек в свитере медленно и внимательно прочитал письмо; в отличие от вчерашнего, оно призывало его ответить. Подумав, он набрал на клавиатуре единственное короткое предложение, перечитал его много раз, изменил в нем половину слов и отправил в ответном письме. Выключив компьютер, человек в свитере снова сел на кровать и задумался; потом лег спать.

Той же ночью, когда человек, отправивший два коротких письма, видел во сне родной край, где не был уже очень давно, а она, стоя перед зеркалом в ванной, вытирала непослушной тряпкой покрасневшую раковину, в кабинете, находившемся на самом верхнем этаже одного неприметного дома, горел свет. За столом, на котором стоял компьютер, сидел человек и перелистывал какие-то бумаги. Делал он это совершенно бесшумно, ему не нравилось перекрывать звуки, доносившиеся извне. Он часто работал по ночам, в поздний час дела у него шли намного лучше. Бумаги были однообразными, но не скучными, поэтому ему было не тяжело перелистывать их часами напролет. Вдруг компьютер издал беспокойный сигнал, оповестив листавшего бумаги человека о новом письме; человек отложил бумаги и стал читать письмо. В письме был отчет одного из подчиненных человека, к нему прилагался ряд фотоматериалов, хотя на поверку это оказались не фотографии, а снимки с экрана компьютера. Ознакомившись со всеми материалами письма, человек ответил подчиненному, поделившись с ним в свою очередь некоторыми материалами из своей коллекции. Потом снова стал перелистывать бумаги.

Работа человека, листавшего бумаги, была весьма интересной и необычной – он изучал людей, которые писали другим людям.

На следующий день она решила, что сходит к дому со скамейкой и детьми на качелях в последний раз, а потом найдет какое-нибудь новое место для прогулок. По случаю прощания она взяла с собой целых три бутылки пива, которые еле поместились в маленькую торбу. Приблизившись к знакомому двору, она остановилась и огляделась по сторонам. В этот раз она пришла позднее, чем в предыдущие дни: солнце уже устало озаряло округу предзакатной позолотой. Детей во дворе в этот раз было совсем немного, за ними следили две угрюмо молчащие женщины, которых в это время, скорее всего, занимали совсем другие заботы. Она вынула из торбы первую бутылку и пошла к тому же подъезду, у которого сидела вчера. Когда она проходила мимо площадки с качелями, одна из женщин, следивших за играющими детьми, повернула голову и неодобрительно посмотрела на нее. Она могла бы просто пройти мимо, но все же остановилась и, улыбаясь, стала смотреть на женщину в ответ. Их разделяло не больше десяти шагов, женщина могла хорошо рассмотреть ее всю вместе с собранными в изящный хвост волосами, расстегнутой джинсовой курткой, черной футболкой, щедро изрезанными джинсами. Женщина, рассмотрев ее целиком, как будто захотела что-то ей сказать, но не стала и надменно отвернулась. Она пожала плечами и пошла дальше, чтобы тоже присесть на скамейку, как эти две женщины, но ни за кем при этом не следить. Скамейка у подъезда снова оказалась свободной, чему она немало обрадовалась; она давно привыкла наслаждаться жизнью в одиночестве. Сев на скамейку, она вдруг сама заинтересовалась своим внешним обликом, слишком уж подозрительным был взгляд той женщины на игровой площадке. Достав из кармана телефон, она внимательно рассмотрела свое отражение. Черный экран отразил то же лицо, какое всегда у нее было; некоторые люди говорили ей, что видели такое лицо только во сне. Она улыбнулась своему отражению точно так же, как улыбалась тем людям, когда они говорили что-то подобное, убрала телефон обратно в карман и сорвала крышку с бутылки.

Из подъезда послышались медленные шаги. Не обратив на них особенного внимания, она поднесла горлышко ко рту и сделала несколько долгих затяжных глотков. Шаги стали ближе, она поняла, что шедший за дверью был или почтенного возраста, или нездоров. К шагам вдруг примешалось что-то странное, какое-то неритмичное беспокойное шуршание, но и оно не отвлекло ее от привычных мыслей. Наконец железная дверь отворилась, и из чрева подъезда вышла на свет та пожилая женщина, которая сидела на этой скамейке позавчера. В руке пожилой женщины был поводок, к другому концу которого была привязана собака. Пожилая женщина хотела осмотреться по сторонам перед началом прогулки, но сразу заметила ее, и взгляд ее окаменел. Она тоже посмотрела на пожилую женщину, убрав бутылку ото рта. Пожилая женщина отчего-то смотрела не на нее саму, а на ее изрезанные джинсы. Чтобы не смущать пожилую женщину, она отвела взгляд и посмотрела на ее собаку. Собака была незнакомой ей породы, низкой, с широкой грудью и короткими лапами, очевидно, она родилась такой, чтобы ее было нелегко перевернуть на спину или хотя бы на бок. Морда собаки была совсем нелепой – нижняя челюсть мощнее верхней, глаза располагались слишком далеко друг от друга, поэтому ей показалось, что собака видит не ее всю, а отдельно левую половину ее тела и отдельно правую. Хвост собаки согнулся в кольцо с такой силой, что кончик хвоста касался спины собаки. Шерсть собаки была совсем короткой, уши сидели почти на затылке. Ростом собака была примерно ей по колено. Она рассматривала собаку без всяких лишних чувств – у нее самой животные были только в детстве, и она быстро поняла, что жить легче без них. Собака смотрела на нее, и в ее смешных черных глазах понемногу появлялось что-то непонятное. Грудь собаки вздымалась осторожно, размеренно, как будто собака знала цену своего существования и ничего не делала без лишней нужды. Потом она отчетливо увидела, как рука пожилой женщины поднялась вместе со сжатым в ней поводком и опустилась – и по всему поводку прошел какой-то незримый сигнал, который, дойдя до конца поводка, коснулся шеи собаки и что-то передал ей.

Она успела заметить, как глаза собаки изменились окончательно, после этого собака громко залаяла, подбадривая себя, и бросилась на нее. Выронив бутылку, она вскочила со скамейки, заранее зная, что собака приспособлена к жизни куда лучше, чем она. Собака ударила ее лапами в живот, но не растерялась и прыгнула снова. Нелепые челюсти собаки непонятно как сумели полностью вынуть ее левое запястье из-под рукава джинсовой куртки и резко сдавили его, вся ее рука до локтя словно вспыхнула изнутри. Едва устояв, она схватила собаку свободной рукой за несуществующую шкирку и стала отрывать от себя; ей сразу стало понятно, что у нее не получится. Собака злилась, глухо рыча и сжимая ее запястье еще сильнее. В попытке хотя бы стряхнуть собаку она развернулась на месте и встретилась взглядом с пожилой женщиной; на лице пожилой женщины сияла ликующая улыбка, пожилая женщина совсем не стеснялась своих редких, похожих на сухари зубов, в глазах горел какой-то озорной огонек, рука неустанно теребила поводок, посылая в мозг собаки все новые и новые импульсы. Поняв, что собака сможет висеть на ней вечно, она дотянулась правой рукой до задней лапы собаки, согнула собаку подобно коромыслу и ударила ее о стену предподъездной площадки, та взвизгнула, но не отцепилась. Вдруг она вспомнила, что у всех собак независимо от породы и размеров должно быть хотя бы одно уязвимое место. Сжав свободную ладонь в кулак, она изо всех сил ударила собаку по носу, та машинально разжала челюсти и, вырвав поводок из руки пожилой женщины, понеслась куда-то далеко, жалобно визжа. Пожилая женщина испуганно взглянула на нее, как будто ожидая, что она и ее ударит по носу, но изгрызенное собакой левое запястье стало занимать ее куда больше мыслей о дальнейшей расправе, и она осторожно села на скамейку, почувствовав начало каких-то странных процессов в своем теле; пожилая женщина развернулась и трусцой побежала за собакой, которая уже скрылась за соседним домом.