…Судьба
Жертв искупительных просит.
Чтоб одного возвеличить, она
Тысячи слабых уносит.
Ты возвеличенный. Я – слабый. Вот меня черти и уносят.
– Пусть они будут прокляты, эти самые мои деньжонки, – заскрежетал зубами Клинков. – Я их сожгу.
– Боже тебя сохрани! На всю жизнь будешь несчастным человеком. Истратить их планомерно – другое дело. Машина эта сколько стоит?
– Автомобиль? Семь тысяч.
– Ну вот, – утешил Подходцев. – Начало-то уж и положено. А там еще пойдет и пойдет…
– Ты куда едешь?
– В этот самый… как его… ну… в Харьков я еду.
– Зачем?
– А там этого… Взялся приводить в порядок библиотеку одного богатого чудака.
– У тебя деньги есть? – заботливо спросил Клинков.
– Немного есть. Рублей 25 могу одолжить, если тебе нужно.
– Ей-Богу, ты стал такой, что мне страшно и предложить тебе.
– А ты не предлагай, – ласково засмеялся Подходцев. – Вот и не будет страшно.
– Принимаешь? – раздался в передней голос Громова. – Ты прости, голубчик, я не один. Жена, узнав, что ты уезжаешь, захотела тоже с тобой проститься.
Действительно, за спиной Громова виднелась жена, прямая, как палка, строгая, с поджатыми губами.
– Ах, вы знаете, мосье Подходцев, я хоть и мало с вами знакома, но Вася вас так любит, так много говорит о вас, что я тоже как будто вас полюбила.
– А обо мне он разве не говорил? – ревниво спросил Клинков, выдвигаясь из глубины комнаты.
– Он говорил и о вас, но вы теперь такой богатый, важный. До вас и рукой не достанешь.
– Да, – сокрушенно сказал Подходцев. – Совсем человек возмечтал о себе. Я уж тут резонился с ним, уговаривал его не делать этого.
– Чего? – удивленно спросил Громов.
– Вбил человек себе в голову, что на автомобиле ездить не шикарно. Хочет купить слона и ездить на его спине по делам. В этакой расшитой золотом палатке. Я ему говорю: «С ума ты сошел, ведь народ будет сбегаться, полиция запретит». И слушать не хочет. У меня, говорит, есть связи с губернатором: устроюсь. Хоть бы вы его пожурили, Евдокия Антоновна!..
Евдокия Антоновна поглядела на Клинкова с немым изумлением.
– Серьезно, вы хотите это сделать, господин Клинков?
– Нет, он уже уговорил меня не делать этого. Мы покончили на паре верблюдов.
– Конечно, – деликатно промямлила Евдокия Антоновна, – не мое дело вмешиваться, но верблюды… тоже… это не то, не изящно. Что может быть лучше автомобиля?..
– Я люблю красочную жизнь, – серьезно сказал Клинков. – Думаю завести у себя негритянскую прислугу. В гостиной, в уголку, леопард на цепи, в другом – фонтан из старого хереса…
– Какой вы оригинал, – удивилась Евдокия Антоновна.
– Такие оригиналы носят рубашки с длинными рукавами и живут в изоляторе, – пожал плечами Громов. – Не говори глупостей, Клинков. Ты шутишь, а Евдокия Антоновна тебе верит.
Заметно было, что ему немного неловко за жену. Подходцев пришел на помощь.
– Так вот, значит, мы и расстанемся, господа…
– Ты надолго уезжаешь?
– Месяца на три.
– Так-так.
Громов и его жена сидели на стульях рядом, у стены, как бедные родственники, явившиеся с визитом.
Клинков приткнулся в напряженной позе на диване, мрачно поглядывая на Подходцева, а Подходцев по-прежнему шагал из угла в угол.
Наступило тягостное молчание. Оно продолжалось минуты две, а казалось, как месяц.
– Что это мы, – неловко рассмеялся Клинков. – Будто на похоронах. Будем же разговаривать. Ну, что вы, Евдокия Антоновна, устроились с квартирой?
– Да, ничего себе. Папа нам нанял.
– Кланяйтесь от меня вашему батюшке, – нашелся Клинков.
– Спасибо. Он будет очень рад. Хотите, завтра к ним отправимся; мы с мужем собираемся.
– Завтра? Гм… Да я завтра занят. У меня один человек будет.
– Жалко. А то бы поехали.
– Да, жалко.
– Ты, Подходцев, напишешь мне? – спросил Громов, поглядывая на Подходцева робкими, молящими глазами.
– Обязательно. А как же?
Помолчали. Клинков сосредоточенно сосал папироску.
– А ты мой адрес знаешь?