Круги по воде

– На товарища Ревенко мне плевать. Просто самому неприятно. Впрочем, тебе это не понять, – высокомерно ответил Виталий.

Уже садясь в машину, Игорь заметил:

– Все-таки посидели мы не зря.

– Да. В общих чертах картину можно представить. В самых общих, я бы даже сказал.

Машина затормозила около больших, настежь распахнутых ворот, из которых в этот момент медленно выползала, тяжело урча, длинная грузовая машина с прицепом. На подножке её, держась рукой за дверцу кабины, стояла худенькая девушка в пёстром сарафане и красной косынке.

Нагнувшись, она что-то кричала в открытое окошко водителю. Ветер доносил только обрывки фраз:

– …не отдам! Покажешь груз!..

Машина, шипя, остановилась, наполовину выехав из ворот. По другую сторону кабины появилась фигура водителя, вихрастого, до черноты загорелого парня в измазанной, с расстёгнутым воротом рубахе. Он заорал, яростно жестикулируя рукой.

– Я те дам, не отдашь!.. Показывай ей тут все!.. Может, в карманы мне залезешь или ещё куда?!.. Давай, говорят, путёвку!..

– Ты не очень-то! А то сейчас ребят позову! – крикнула девушка, спрыгивая с подножки. – Открывай борта! Много вас тут таких!

Виталий и Игорь с улыбкой переглянулись и вышли из машины.

– А вы, граждане, куда? – крикнула им девушка.

– Мы к товарищу Ревенко, если, конечно, пустите, – откликнулся Виталий. – Нас тут немного.

Но девушка не расположена была шутить и сурово спросила, доставая из кармашка сарафана вчетверо сложенный листок бумаги:

– Фамилии ваши как?

Виталий назвал.

– Проходите.

Виталий и вслед за ним Игорь осторожно проскользнули мимо стоявшей в воротах грузовой машины и оказались в большом дворе, кое-где поросшем чахлой травой. Прямо перед ними словно вросли в землю два низких и длинных, до крыш прокопчённых здания с битыми и кое-как залатанными окнами, в которых дробились и ломались солнечные лучи. За ними тянулось третье здание, точно такое же, только казалось ещё больше ушедшим в землю и уже совсем, до черноты, закопчённым. Слева, в глубине двора, расположилось двухэтажное, неопределённо бурого цвета здание заводоуправления, рядом с ним, под навесом, стояли три или четыре грузовые машины и «газик». А справа от ворот, сверкая свежим розовым кирпичом, тянулась огромная недостроенная коробка нового цеха.

Друзья направились к заводоуправлению.

Виталий с пристальным интересом поглядывал по сторонам. Здесь работал Женька Лучинин! Здесь он совсем недавно ещё ходил, разговаривал с людьми, волновался, спорил, распоряжался, что-то придумывал, мудрил. Невероятно! Но все материалы следствия говорят о самоубийстве. Все! Хотя кое-какие неувязочки и недоработочки все-таки есть. Что ж, увяжем и доработаем. А там поглядим. «Ещё поглядим», – зло повторил про себя Виталий.

В это время из заводоуправления вышел какой-то человек в расстёгнутом тёмном пиджаке и белой рубашке с галстуком. Он на минуту задержался у двери и, щурясь от солнца, всмотрелся в идущих по двору людей, потом двинулся им навстречу.

Это был невысокий, уже начавший полнеть человек лет тридцати, с шапкой вьющихся светлых волос, сейчас разметавшихся от ветра. Открытое, чем-то неуловимое симпатичное лицо его, розовое от загара, было озабочено.

Подойдя, он протянул руку и быстро сказал:

– Ревенко. А я вас увидел в окно и сразу узнал. Вернее, догадался. – Он вздохнул и добавил: – Тяжёлое дело. Тяжёлая утрата.

По скрипучей, обшарпанной лестнице они поднялись на второй этаж и, пройдя приёмную, где сидела хмурая девушка-секретарь, вошли в кабинет, на двери которого была прикреплена дощечка с надписью: «Гл. инженер».

Напротив, на другой двери, Виталий заметил надпись: «Директор». И ещё он заметил внимательные, насторожённые взгляды, которыми их проводили девушка-секретарь и трое находившихся в приёмной людей. Этих троих Виталий тоже успел рассмотреть. Высокая, темноволосая молодая женщина с большими, выразительными глазами на смуглом лице, в сером костюме с красной полоской по краю отложного воротничка, худой, лысоватый, с небольшой тёмной бородкой человек лет пятидесяти, в очках и галстуке, нервно теребивший в руках кожаную папку на «молнии», и лобастый, угрюмый парень в красной футболке и мятых брюках. «Красивая какая», – подумал Виталий о женщине.

Они зашли в кабинет. Ревенко плотно прикрыл дверь и приглашающим жестом указал на два стула перед письменным столом.

– Присаживайтесь, товарищи. И уж извините, что попрошу ваши удостоверения. Для порядка.

– Правильно, – коротко одобрил Игорь.

Ревенко внимательно посмотрел их удостоверения, затем обошёл письменный стол, сел в кресло и, осторожно прихлопнув ладонями, сказал:

– Итак, я к вашим услугам.

Друзья переглянулись и с молчаливого согласия Игоря Виталий попросил:

– Расскажите нам, как все это случилось. С чего началось. С ревизии?

Ревенко вздохнул и, не отрывая локтей от стола, развёл руками, затем нервно их потёр.

– Прямо скажу, ревизия была неприятная. И выводы тоже, мягко говоря, неприятные.

– А кто был председателем комиссии? – спросил Виталий, доставая из кармана трубку.

– Лучше не спрашивайте, – махнул рукой Ревенко. – Гроза наша. Референт замминистра, некто Кобец Николай Гаврилович.

– Так. Ну и что же они записали в акте?

– Записали следующее. Только заранее предупреждаю: с некоторыми их выводами я не согласен. А кое-что следовало мне в вину поставить, как главному инженеру, а не Евгению Петровичу. Я даже своё мнение написал, – он достал из ящика два сколотых листка и протянул Виталию.

Тот машинально сложил их и спрятал.

– Но во всем был обвинён он один, – продолжал Ревенко.

Полное лицо его словно отвердело, глаза сердито сузились.

– Так вот, начну по порядку, – продолжал Ревенко и провёл рукой по лбу. – Первое обвинение – это всякие хозяйственные нарушения и якобы незаконные сделки. Но сделок не было! Сделка, как я понимаю, предполагает корысть. А нарушения действительно были. Вынужденные. Ну, например. Нам до зарезу нужны были пилорама, маятниковая пила, фуговальный и строгальный станки. Без них завод не мог работать! Нам всюду в них отказали – и тресте, и в главке. Тогда Евгений Петрович лично договорился с соседним заводом и железнодорожными мастерскими. И они дали нам все это во временное пользование. Причём без всякой арендной платы. А мы им за это изготовили из их же сырья партию электродов высокого качества. И они оплатили их через банк. Нарушение это? По существующим порядкам – нарушение. Есть тут корысть – моя или Евгения Петровича? Нет, нет и нет! Но это, к сожалению, не самое главное обвинение. – Ревенко снова вздохнул и, похлопав себя по карманам пиджака, обратился к Откаленко: – Разрешите, я у вас закурю.

Обычно-то я не курю… – он взял у Игоря сигарету и прикурил от его зажигалки.

– Что же главное? – нетерпеливо спросил Виталий.

– А главное – это изобретение самого Евгения Петровича и то, как он его использовал. Тут уж, возможно, корысть и была. Но тоже не поручусь. Дело, честно говоря, тёмное. Даже, я бы сказал, какое-то детективное, что ли.

Ревенко, хмурясь, сделал паузу, раскуривая сигарету.

Друзья молча ждали.

– Изобретение заключалось, – приступил наконец к рассказу Ревенко, – в новом способе изготовления стержней электродов. В результате они получались очень высокого качества. Я не буду углубляться в детали. Но были изменены вся технологическая цепочка, все режимы, часть оборудования. Правда, некоторые утверждали, что способ этот не нов и где-то уже описан. Но я не проверял, не знаю. Да и главное не в этом. Главное в том, что перестроили мы производство под руководством Евгения Петровича, и электроды пошли отличные. Это факт. Причём технического отдела у нас тогда не было. Вообще, у нас тогда ничего не было. Одно название – завод, а были мастерские, и то чуть не кустарные. Это уж с приходом Евгения Петровича появились склады, упаковочное и дозировочное отделения, паровое отопление и все другое. Словом, появился какой-никакой, а завод. Ну так вот. Значит, технического отдела, как я сказал, тоже не было, и все чертежи нового производства хранились в столе у Евгения Петровича. Это важная деталь. Вам пока все понятно?

– Да, да. Продолжайте, пожалуйста, – заинтересованно откликнулся Виталий.