Круги по воде

Виталий, все так же жмурясь, лениво достал трубку, набил её табаком, чиркнул спичкой и не торопясь затянулся, потом подбросил коробок в руке и опустил в карман. Все это время он исподтишка наблюдал за другом.

По мере того как Игорь читал, смуглое лицо его все больше хмурилось, тяжёлый подбородок выдвинулся вперёд.

Лист бумаги был исписан торопливо, строчки шли косо и неровно, к концу то густея, то, наоборот, обрываясь раньше времени. Лучинин писал:

«Дорогая Вера Афанасьевна!

Каюсь, грешен. Давно следовало написать Вам. Извинить меня могут только чрезвычайные события. И они произошли. Я уже не в Ленинграде. Я о нем только вспоминаю теперь по ночам как о близком человеке. Эдакий седой красавец, умница, интеллигент, театрал и учёный – вот каким он мне кажется издали. А сейчас к живу у славного рабочего парня, если уж продолжать такое сравнение. Шапка набекрень, ворот расстегнут, на ногах валенки, руки в масле и ссадинах. Словом, небольшой, заваленный снегом, пронизанный всеми ветрами Окладинск. Слыхали о таком?

Приехал я сюда директорствовать. Дали заводик. Интересно – страсть! Продукция, между прочим, важная —

электроды для промышленности. Но технология никуда. Помудрили мы тут с полгода и, кажется, кое-что вышло. Электродики пошли на уровне мировых стандартов. Не хуже, чем в Америке и Швеции.

Далось, конечно, нелегко. Потрепал нервы себе и другим. Особенно себе. Всяко бывало. И ссор хватало. Характер у меня, как вы знаете, тоже не сахар. Кое-кому не нравится. И потом всего не хватает – то одного, то другого. „Доставалой“ стал, „коммерсантом“. И конечно, кое-кто норовит тяпнуть за икры. Горько бывает.

И на душе неспокойно. Черт её знает, эту душу, чего ей надо? С Ольгой живём, между прочим, мирно. Она учительствует. Только ей до Вас – ой-ой!.. Нет, сложная это штука – душа. Как с ней атеисту поступать?

Ну да ладно. Не к лицу мне Вам плакаться. Ещё влепите тройку за поведение. А у меня и так…

Как Вы, Вера Афанасьевна, как здоровье? Ребят наших охота повидать – страсть! Привет им всем, кого увидите.

С низким поклоном Ваш (да и всем) „трудный“

    Е. Лучинин».

Виталий заметил, что Откаленко уже кончил читать и о чем-то думает, не отрывая глаз от письма. Он некоторое время наблюдал за ним, по-прежнему развалясь на стуле и вытянув вперёд свои длинные ноги, потом, не утерпев, спросил:

– Ну, что ты скажешь?

Откаленко хмуро взглянул на него исподлобья и буркнул:

– Ехать тебе надо, вот что.

– А старик считает, что не надо.

– Он письмо это читал?

– Представь себе, читал.

– Ну так я к нему пойду.

– Думаешь, поможет?

– Увидим.

Откаленко решительно поднялся и стал убирать в папку разложенные на столе бумаги.

– Между прочим, интересная деталь, – сказал Виталий, тоже поднимаясь. – Почему старик велел тебе материалы по «Фрезеру» передать Маслову?

Откаленко поднял голову.

– Ну и что?

– Так… Мысли вслух.

Зазвонил телефон. Виталий рывком снял трубку.

– Слушаю. Лосев.

– Здравствуйте, товарищ Лосев. Говорит Коршунов. Из министерства. Приехать ко мне сейчас можете?

– Так точно, Сергей Павлович. Могу.

– А где Откаленко?

– Здесь, Сергей Павлович. Напротив меня стоит, – Виталий многозначительно подмигнул другу.

– Жду вас обоих. Только по-быстрому.

– А наше начальство, Сергей Павлович…

– Начальство в курсе.

Однако они все-таки кинулись сперва к Цветкову. Это уже сработал рефлекс. Но Федора Кузьмича на месте не оказалось. «Выехал», – сообщил дежурный. Теперь уже можно было мчаться в министерство.

Друзьям повезло. Выскочив на улицу, они увидели у тротуара синюю «Волгу» соседнего райотдела. Водитель уже завёл мотор.

Виталий подскочил первым и, нагнувшись, торопливо сказал:

– Слушай, друг, подкинь до министерства. Во как надо, – он провёл ребром ладони по горлу.

– Давай.

Всю дорогу они молчали.

Виталий грыз пустую трубку, поглядывая в окно на плавившуюся от жары улицу, всю в золотых солнечных бликах. Тугая горячая струя ветра разметала по его лбу светлые волосы. Живые глаза его лукаво щурились, словно говорили: «Ох что-то мы знаем, чего вы все не знаете».

Игорь же откинулся на спинку сиденья, глядя прямо перед собой, на смуглом лице с выдвинутым вперёд тяжёлым подбородком ничего нельзя было прочесть.

Только в высоком и прохладном вестибюле министерства, предъявив часовому удостоверения и дожидаясь лифта, Виталий, наконец, произнёс:

– Ну, видал?

– Да, – коротко кивнул Откаленко. – Только причём здесь я?

– А про Маслова забыл?

Откаленко поднял одну бровь.