– Сколько вам лет?
И Михайлова внутренне сжалась, так как цифра была огромной:
– …
– Надо же, какая молодая! – поразилась «соборянка». – Как странно… Мы обычно берём тех, кому семьдесят…
Михайлова с юности и не пыталась давить на жалость, но поняла, что можно говорить прямо:
– А что ещё делать, если нечем платить за квартиру?
– А как вас звать-величать?
– Екатерина Алексеевна.
– Нет, вы ещё молодая, просто Катя. Я – Наталья Сергеевна. Катя, а вы принимаете участие в таинствах?
– Только в таинстве исповеди.
– Вы причащаетесь?
– Нет.
– А почему?
– Я недостойна! – с излишней патетикой воскликнула Михайлова.
Не могла же она сказать, что…
– Просто нам велено брать на работу лишь тех, кто участвует в таинстве причастия. Хорошо, приходите завтра в храм к десяти.
***
Утром она идёт в собор, как на каторгу. Величественный красный храм в псевдоготическом стиле, озарённый богатым золотым светом, который льётся в наши окна только в октябре. В притворе зелёная крышка от гроба, а на столике для записок – какие-то листовки. Михайлова берёт почитать.
Наталья Сергеевна работает в храмовой канцелярии. Словно строй солдат, её охраняют высокие пышные туи. А у входа – шикарные розы, красная, и две розовые.
Надо же, розы – осенние цветы как какие-нибудь астры, хризантемы или георгины. Розовая напоминала спаниеля с виновато поникшими ушками.
Михайлова заранее пытается оценить, что ей предстоит. В соборе пол плиточный, а на уборщицах спецодежда – противные зелёные халаты. На двери объявление: «Хорошо вытирайте ноги, чтобы в нашем храме всегда было чисто!»
Канцелярия за десять лет преобразилась, – предбанник обложен плиткой. Вот подобострастная бабушка из «администрации» с двумя вёдрами, – только коромысла не хватает. И Михайловой стало тошно.
Наталье Сергеевне лет пятьдесят пять, но она выглядит молодо, стрижена коротко и крашена в «блонд».
– Где вы раньше работали? – всё также приветливо спрашивает она.
Похвастаться Михайловой нечем, но она старается выглядеть прилично:
– Делопроизводителем, на выборах…
– И вы, такой активный человек, хотите таскать вёдра?!
– А что делать?
– Оставьте ваши данные, может быть, мы вас возьмём. А если нет, то не обессудьте.
Михайловой нравится, как Наталья Сергеевна выражается, – как в русской классике. Она дала ей листок бумаги, где были написаны сведения о претендентках.
Собеседование постоянно прерывали звонки на мобильный и городской телефоны. Наталья Сергеевна извинялась и говорила в трубку: «Да, я знаю, что мы должны вам сорок тысяч рублей за свечи».
– А ещё я хочу подарить вам книжечку о таинстве причастия «Недостоин тот, кто считает себя достойным».
– Спасибо. До свидания.
– Спаси Господи!
Михайлова могла бы и солгать, будто причащается, – в большом храме это невозможно проверить. Но она не стала врать в Божьем доме, это же,тебе не секта какая-нибудь!
Когда она подошла к «Эльдорадо», позвонила Раиса Михайловна:
– Катенька, ты не могла бы мне помочь? Я сейчас дома.
«Как же хорошо, что я не занята! – обрадовалась Михайлова. – Иначе не смогла бы прийти!
Раиса Михайловна была очень умной, образованной женщиной, но попала в переплёт. Её отец был муллой, и в молодости она смеялась над исламом. Но какая-то её родственница оказалась дитём Божьим[5 - Дети Божьи – самоназвание одной распространённой протестантской конфессии.], что посеяло в Раисе Михайловне зловредное семя.
Как зловеще иной раз складывается наша судьба! Два года тому назад, еще будучи формальной мусульманкой, женщина искала комнату. И нарвалась на Нину Андреевну из церкви детей Божьих. Та смущённо пригласила квартирантку в свою церковь, и Раиса Михайловна сказала:
– Если детейБожьих, то я приду.
Пришла и осталась в церкви, покаявшись через две недели.
А ведь они с мужем в то же самое время усиленно искали жильцов! Если бы они встретились, то не стала бы Раиса Михайловна культисткой![6 - Последователи какого-либо культа, сектанты.]
В таких churches[7 - Church – церковь по-английски.] считается, что все свои дела ты должен решать через сестёр и братьев, иначе удаляешься от церкви. Если в собрании[8 - Собрание, молитвенное собрание – богослужение в евангельских церквях.] есть свои парикмахеры, маникюрши, мастера по ремонту компьютеров и машин, то стричься и чинить технику ты обязан только у них.
Но Раиса Михайловна стриглась и делала маникюр у людей мира[9 - Люди мира, человек мира (пренебр.) – «неверующий», не посещающий никакую евангельскую церковь. Похоже на «одичалых» и «людях за стеной» в сериале «Игра престолов».], а не у Валечки Дуду и Амиры Стефанчук, так как боялась заразиться СПИДом и гепатитом С через сомнительные молдавские инструменты.
Но вот со съёмом жилья она влипла. Две комнаты подряд снимала у сестёр по вере, и те её, горянку, гнобили. И Раиса Михайловна стала в собрании святых просто переходящим вымпелом: вся церковь гадала, к кому эта «бомжиха» в очередной раз «пойдёт жить»?
Катя с удовольствием взяла бы её к себе, Раиса Михайловна была близким ей человеком. Но проблема – в её муже Максиме: он безобразно пил. А Раиса Михайловна хоть и не встречала его лично, но очень уважала, он же – мужчина! Хоть она с детства и бунтовала против горских законов, кровь-то не вытравишь!
После припадочной сестры Юлии Дружининой, по нескольку раз на дню прибегавшей с другого конца города проверять чистоту, которую сама она никогда не соблюдала, Раисе Михайловне пособила сестра Светлана Михайловна Явлинская, мать брата Валеры, элиты церкви, администратора группы «ВКонтакте» их дома молитвы. У неё было трое детей, младшие – успешные: у Валеры – фирма по ремонту компьютеров, у Вали, налоговички, машина и коттедж в процессе постройки. И только самый старший, Саша, никчёмный пьяница.
Вечно улыбающаяся, как дебилка, сестра Светлана Михайловна жила в апартаментах Валеры, но прописана в комнатушке сына-алкоголика. За комнату никто не платил, и вырос долг в девяносто тысяч. Сашу отправили в санкт-петербургский ребцентр, а комнату сдали сестре Раисе Михайловне как «богатой» ипэшнице – гасить коммунальный долг.
Жизнь в Сашиной коммуналке оказалась не слаще отдельной квартиры сестры Дружининой. Михайлова, на свой страх и риск, приглашала её к себе, но пастор церкви Анатолий Александрович переезд строго запретил: раз сестра Раиса взялась выплачивать долг сестры по вере, то должна исполнить обещание! И она, такая бунтарка, послушалась!