В курилке, когда шефа не было рядом, Алексей веселил коллег рассказами про затейницу Ольгу Викторовну, доводившую его до нервных срывов и воскресных запоев.
– Я скоро успокоительные вместо пива начну пить, – жаловался Лёшик. – Я не представляю, как учителя в школе детей учат и при этом не убивают. У меня от неё перманентная истерика. Сидит, кивает, всё записывает, а потом выясняется, что ничего не услышала, не поняла, но тупой из нас двоих я. Я всё объясняю и делаю неправильно, потому что не разбираюсь. И диплом у меня, наверное, купленный. А комп мне трогать нельзя, я пароли украду! Или вирус запущу! Поэтому можно только объяснять, а она всё сама сделает.
Добило Лёшу последнее воскресное общение с Ольгой Викторовной, у которой в очередной раз не работал Интернет.
– Алексей, вы в курсе, что здесь у всех тарелки?! – возмущённо заорала Ольга Викторовна, позвонив компьютерщику в семь утра в воскресенье.
В семь! Утра! В воскресенье!
Лёшик пальцами разлепил глаза и сел на диване, покачиваясь, как поплавок на волнах.
– Вы что молчите? Вы меня слышите? Аллё! – надрывалась Ольга Викторовна.
– Слышу, – просипел Лёша, пытаясь привести мозг в рабочее состояние.
Давным-давно у его отца были «Жигули», старая «копейка» с ржавым дном. И всякий раз, когда они пытались завести эту развалюху, мотор чихал, крутил вхолостую и издавал безнадёжные звуки, никак не похожие на то, что машина сможет завестись. Примерно так же сейчас на холостых оборотах пытался заработать Лёшин разум.
– Какие тарелки? – промычал он наконец. И сдуру добавил: – Летающие?
– Вы что, пьяны? – с металлом в голосе осведомилась Ольга Викторовна. Она умела разговаривать таким тоном, что позвоночник цепенел, и в груди, помимо воли, нарастало чувство вины и какой-то детский «страх перед училкой».
– Не успел ещё, – буркнул компьютерщик. – Что за тарелки-то?
– Обычные! – презрительно процедила Ольга Викторовна. – Интернетные! Мне мужчина с соседней улицы сказал. У них Интернет нормально работает, потому что тарелка есть. Он мне может её продать!
– Ну, купите, – хмыкнул Лёша, мстительно представив, как шибко умный сосед будет объясняться с продвинутой юзершей. Но потом вспомнился шеф, и остатки сна мигом слетели. – Пошутил я. Не надо покупать. Нет никаких тарелок…
– Если вы о чём-то не в курсе, то это вовсе не означает, что этого нет, – менторским тоном отчеканила Ольга Викторовна.
Подавившись сочными эпитетами, так и капавшими ядом с языка, Лёша елейным голоском попытался наладить диалог:
– Скажите, а Интернет вы подключили? Ну …э-э-э-э …модем вставили?
– Ваш модем перестал подходить, он не лезет, – мрачно буркнула Ольга Викторовна.
– То есть как это? – Лёша аж зубами скрипнул. – Я только вчера у вас был, всё …ммм …лезло! Как он может не лезть? Куда он у вас не лезет?
– А никуда, – легко оповестила его оппонентка. – Куда ни ткну – не всунуть.
У Лёши были ещё варианты для размещения модема, но он сдержался.
Прикинув, почему устройство может не вставляться в разъём, он решил, что мадам просто не сняла колпачок и суёт в гнездо закрытый модем. Она могла. Эта училка ещё и не такое могла.
– А колпачок вы сняли? – вежливо уточнил Лёшик.
– Нет! – рявкнула Ольга Викторовна. – В колпачке сижу, бубенчиками звякаю! Какой ещё колпачок?
– С модема, – всхлипнул Лёша, забившись в приступе беззвучного хохота.
– Вы там плачете? – насторожилась собеседница. – Модем, кстати, тоже без колпачка. А я без Интернета.
– Сейчас приеду, – простонал Алексей. – Ждите.
А в понедельник он бухнулся в кабинете Николая Борисовича на колени и умолял снять с него заботы о директорской мамане.
– У меня нервная система расшаталась, не могу я! – причитал Лёшик.
Николай компьютерщику верил. Мама запросто могла довести до нервного срыва любого, даже глухонемого китайца.
Глава 3
Николай въехал на участок и сразу же увидел маменьку. Ольга Викторовна прогуливалась по дорожке в белой широкополой шляпе и деловито записывала что-то в блокнот. Ясно, опять изображала бурную деятельность. В посёлке имелся приходящий садовник, обслуживавший несколько участков, в том числе и мамин, на хозяйстве у Ольги Викторовны была домработница, в общем, самой хозяйке оставалось только руководить. Но после целой школы оголтелой ребятни и свившихся в змеиный клубок коллег резкий переход к руководству парой человек ввергал маменьку в депрессию. При этом ни в коем случае никто из соседей и знакомых не должен был заподозрить, что ей скучно и нечем заняться. Наоборот, все должны были считать, что мадам Гордиенко счастлива, довольна жизнью и страшно занята. Освоение просторов Интернета дало лишь временную иллюзию какого-то важного дела. Но разочаровавшись в новых технологиях, Ольга Викторовна вернулась на бренную землю и снова начала внимательно присматриваться к сыну. Что может быть важнее для любой матери, чем личная жизнь родного чада? А уж заниматься этой личной жизнью, распугивая охотниц за Колясиковыми деньгами, – одно удовольствие.
Именно этого Николай и опасался. Он хотел жить спокойно, без скандалов, разборок и просто работать. А ещё – отдыхать. Не опасаясь при этом, что в любой момент его рандеву с очередной подругой прервёт нашествие маман с пирожками, как уже было пару раз. Не мог же он отнять у неё ключи от квартиры!
Николай приехал к родительнице с новой идеей. Бог с ним, с Интернетом. Маме необходима точка для приложения сил, которая отвлекла бы её от сына. Внуков он ей в ближайшем будущем предоставлять не планировал, поэтому самым подходящим вариантом представлялось какое-то животное.
– Животное? – озадаченно переспросила Ольга Викторовна. – В каком смысле?
– В прямом, – терпеливо пояснил Колясик. – Какую-нибудь кошечку или собачку. Хочешь? Будет у тебя такая очаровашка бегать, любить тебя, облизывать, в глаза заглядывать.
– Не знаю, – с сомнением протянула маменька.
При слове животное в её мозгу сперва всплыл довольно размытый образ брутального самца в набедренной повязке, а потом и вовсе – карликовый бегемот.
Кошек она не любила. Не то чтобы терпеть не могла, а просто как-то равнодушно взирала на этих грациозных зверьков и недоумевала, как их можно обожать. Ну, мурлычет – и что? О ноги трётся, ластится. Прелесть, да. Но не ах-ах-ах. Собак она и вовсе побаивалась. Даже мелких. Причём мелкие вызывали у Ольги Викторовны даже больший страх, чем большие. Большие выглядели добрее и безобиднее, чем мелкие, трясущиеся собачонки, остервенело лаявшие на каждого встречного. Одну такую она как-то сдуру решила погладить. У собачки оказались зубы, как у щуки. Укушенный палец потом ещё долго ныл, а хозяйка даже не извинилась, отчитав пострадавшую, мол, нельзя чужих собак трогать, соображать надо.
В общем, идея завести дома кошку или собаку была маменькой категорически отвергнута.
– Я буду тогда как престарелая инфантилка с собачонкой или кошечкой. Это признак одиночества, признак того, что я никому, кроме этой четвероногой животинки, не нужна, – нахмурившись, выдала Ольга Викторовна. – Только одинокие старые девы заводят себе такого, кхм, друга. Я, может, ещё замуж выйду, а ты мне ерунду какую-то предлагаешь. Лучше внука мне заведи.
– Мама, я же сказал, – начал раздражаться Николай. – Об этом даже речи быть не может. Я не хочу никаких детей. И жены у меня даже в проекте нет…
– А вот это плохо для здоровья, – погрозила наманикюренным пальчиком маменька.
– Для здоровья у меня всё есть, – отмахнулся Николай. – Я не хочу это обсуждать.
– Как это «не хочу»? – заволновалась Ольга Викторовна. – Кто она?
– Мама, никто. Тебе это точно неинтересно. Это именно для здоровья.
– Вот не скажи. – Родительница аж стойку сделала, вытянув шею и насупившись. – Это ты думаешь, что всё хиханьки и несерьёзно, а женщины страшно коварны. Ты мявкнуть не успеешь, как она уже с животом и просится замуж. Поэтому даже для здоровья нужны такие девочки, которые потом, если что, могут и в качестве жены сгодиться. В самом крайнем случае. Ты предохраняешься?
– Мама! – взвыл Коля. – Мне тридцать один год, я уж как-нибудь сам разберусь! Давай мы купим тебе животину, и ты будешь ею заниматься. Пока вместо внуков. А когда появятся внуки, им будет не скучно.
– А когда появятся внуки? – бдительно вернулась к животрепещущей теме Ольга Викторовна.
– Фиг знает когда. В необозримом будущем, – порадовал её несознательный сын. – Так что по поводу кошечки или собачки?