А КАПЕЛЛА

– Поехали, я сказал! – еще более противным голосом взвизгнул Шурик. – Или я тебе дырку в башке сделаю!

Его руки дрожали, а некогда красивые глаза сейчас были глазами безумца.

Филя краем уха слышал, что он в последнее время вроде бы серьезно пристрастился к ****. Но чтобы до такой степени? Чтобы пойти против Эда?! Ну просто полный абзац!

Единственное, что было понятно, – так это то, что теперь он сам невольно оказался впутанным во что-то такое, что, вполне возможно, может стоить ему жизни. А может быть, и не только ему.

То, что Шурик подставил всех, Эду явно не понравится. И это еще мягко сказано.

Но зачем? Неужели этому бездельнику плохо жилось под теплым крылышком такого воротилы? Какая муха укусила этого придурка, купающегося в деньгах, проживая каждый божий день в свое удовольствие?

Сказать, что Филя был зол, – это не сказать ничего. Но еще больше он был растерян, так как не находил ни одного разумного объяснения происходящему.

«Я в ловушке», – эти слова, точно набат, стучали в его голове.

Шурик же молча сидел, сверля его своим совершенно обезумевшим взглядом.

И тут Филипп заметил, что на его коленях лежит кейс… тот самый пропавший кейс… забрызганный кровью…

«Бедная Светка…»

При виде этих уже немного подсохших пятен Филя почувствовал, что ему становится дурно, и отвернулся.

Положение было – хуже не придумаешь!

Еще через мгновенье у Фили в мозгу мало-помалу начала вырисовываться жуткая картина: значит, это Шурик, сам лично, убил ее. У этого кретина совсем поехала крыша, если он начал убивать своих!

Непонятно только одно: почему?

«Но какая теперь, собственно, разница? Теперь я заложник этого проклятущего наркоши!»

Время шло, и Шурик всё больше погружался в прострацию, но всё же продолжал держать ситуацию под контролем.

Он упрямо шел к какой-то неведомой цели, известной лишь ему одному, и, по всей видимости, ему было глубоко плевать, сколько еще трупов он оставит на своем пути.

– Ну! – снова истерически взвизгнул он. – Поехали!

И тут Филя вдруг почувствовал невероятную усталость.

Неожиданно и совершенно не к месту перед его глазами стали проноситься события из его жизни. Но эти видения были какими-то безликими. И Филе захотелось раскрасить их в самые яркие цвета, вдохнуть в них тепло и радость, прожить заново эти драгоценные минуты…

Но реальным было только дуло Шурикова пистолета.

– Куда едем? – безразлично спросил Филя, заводя мотор.

Эд еле досидел до конца шоу.

Фотовспышки, аплодисменты, восторженные отзывы прессы о его находке – «девочке-мечте»… Всё это теперь лишь выбешивало.

Ну это же надо! Пока он тут развлекался, купаясь во всеобщем внимании, у него практически из-под носа были похищены бесценные документы! И это не считая кучи денег и приличной партии отборнейшего белого порошка для VIP-клиентов!

Да еще кем? Его ближайшим другом! Человеком, которому он доверял, как самому себе!

Но шоу нельзя было отменить, и ему вместе с Валерией всё же пришлось сделать кучу фотоснимков. Реклама – дело святое!

Но счастливая улыбка теперь давалась ему с неимоверным трудом – все его мысли были заняты похищенным кейсом.

И хотя Эд совершенно не сомневался в том, что его люди очень скоро поймают непонятно отчего вдруг взбесившегося Шуру, тем не менее случившееся сильно действовало ему на нервы.

Наблюдая за всем этим со стороны, Максим, тоже присутствующий в зале (Снежка наотрез отказалась всё это видеть!), был несколько озадачен: отчего это вдруг Эдик так загрузился? И сразу как-то заспешил?

Никто из присутствующих, конечно, не заметил этого, но Максим слишком давно и хорошо его знал: «Что же это могло значить?»

Но времени на выяснения не было – через три часа у него самолет, его ждут в Вене. Контракты должны быть подписаны в срок. И еще у него были назначены кое-какие встречи.

«Если что-нибудь серьезное – узнаю после», – и, весело подмигнув Валерке, Максим направился к выходу.

Эд же был вне себя. Даже решил не участвовать в праздничном фуршете и категорически настоял на том, чтобы и Валерия покинула торжество вместе с ним: «Нечего ей здесь болтаться! Тем более без меня!»

– Выпускной бал! Это очень важно! И вручение аттестатов, – многозначительно прокомментировал он свое решение присутствующим, напустив на себя всю серьезность, на какую только был способен. И, вручив Валерку Владу, назидательно добавил:

– Доставить до дома в целости и сохранности! – А про себя подумал: «Собственными руками отдать это чудо какому-то мальчишке! А ведь мы должны были провести вместе целый вечер! Я задушу этих гадов лично! Сорвать мне все планы! Только вот доберусь до них!» – и, лучезарно улыбнувшись прессе, поспешно скрылся за спинами своих телохранителей – подальше от любопытных глаз. Особенно от всевидящего ока Макса. «Еще только с ним мне сейчас не хватает разборок!»

Но, с удовлетворением всё же успев заметить, как удивленно, а скорее – с плохо скрываемой досадой Валерка посмотрела ему вслед. Видимо, тоже ожидая от вечера нечто большее. А тут такой облом!

«Неужели запала? А может быть, просто хочет еще больше славы? Слава – наркотик».

И всё же… Как она хороша!

Похоже, что его наркотиком теперь была эта девочка. Он жаждал дозы. Но был вынужден уйти.

Филипп послушно вел машину и раздумывал над положением, в котором он оказался.

Сейчас его жизнь полностью зависела от идиота, сидящего у него за спиной и которому вдруг почему-то захотелось почувствовать себя бравым техасским ковбоем. И его пистолет был явно снят с предохранителя. Как, впрочем, и всегда.

«На всякий случай!» – его любимая прибаутка.

Раньше Филя и не задумывался, насколько это могло быть опасно. Но теперь…

«Нет, Шура точно свихнулся! На что он надеется? Его всё равно пристрелят. Эд не даст ему уйти с такими деньгами».

Они выехали на Невский. Поток машин резко увеличился, и Филе пришлось сосредоточиться на дороге.

Шурик изредка давал указания по поводу маршрута, и, судя по всему, они двигались в сторону Московского вокзала.

– Мы должны попасть в камеры хранения, – наконец изрек он. – Я должен спрятать кейс.

В остальном речь Шурика состояла из отборных ругательств вперемешку с приступами кратковременных истерик и коротких безмолвных пауз перед очередным припадком ярости.