Нимеида поправила локон, выбившийся из прически и пляшущий на ветру.
– Спасибо, как-нибудь обойдусь.
– Что, лицом не вышел? Так в этом деле оно не главное, – мурлыкнул Йозеф красотке на ушко и приобнял ее чуть пониже талии.
Она тут же отодвинулась от него подальше, зашипев, как рассерженная кошка.
– Ну что ты, не бойся! – не стал сдаваться он. – Я не кусаюсь.
– Ты… – голос Ари задрожал от злости. – Ты что, думаешь, я пошла против воли отца, отказалась выйти замуж за того, с чьим родом мы были связаны клятвой породниться, только для того… Для того чтобы променять его на какого-то похотливого голодранца?!
– Ты слова-то выбирай, – недобро прищурившись, процедил Йозеф.
– А разве я не права? Я таких, как ты, за версту вижу. Прощелыга, возомнивший, что сможет стать кем-то… Манеры твои не дворянские, а скорее дворовые, как бы ты не строил из себя аристократа. В фамильном перстне не изумруд, а обычная стекляшка. Наверняка, и имя твое не настоящее…
Она, может быть, и дальше бы выводила его на чистую воду, но парень сгреб ее в охапку и, зажав рот, поволок к корме. Однако, не успел и пары метров протащить, как девка пребольно куснула его за ладонь и вырвалась. Тогда он схватил строптивицу за волосы, но та дернулась вперед, оступилась и, коротко взвизгнув, перевалилась за борт. Послышался всплеск, приглушенный шумом бьющихся о корпус корабля волн, и все стихло.
Парень было рванулся на помощь, но тут же замер. Постоял в нерешительности. Переступил с ноги на ногу. Медленно подошел к бортику и, перегнувшись, глянул вниз. Осмотрелся по сторонам: не видел ли кто? Пригладил растопыренной пятерней волосы и, недолго думая, направился в каюту нимеи. Порыскав в ее вещах, Йозеф… Или, правильнее будет сказать, Ганс Мавке, профессиональный мошенник и картежник, выудил небольшую шкатулку с драгоценностями и распихал их себе по карманам. Все остальное, поразмыслив, сгреб в дорожный саквояж и выбросил за борт, воровато оглядываясь. Перевел дыхание, утер со лба пот и, вернувшись туда, где храп Ровина сотрясал стены, спрятал улов в своей сумке.
До самого утра он так и не смог сомкнуть глаз. Парню все казалось, что вот-вот дверь их каюты распахнется и на пороге появится… Кто именно появится, он не мог точно сказать: может тот, кто увидел, что произошло на палубе, а может и сама Ари. Да-а-а, теперь-то уж он надолго запомнит это имя…
* * *
Ноздри щекотал горьковатый, но притягательный аромат кофе. Аэнис пригубила напиток: пряный, оттененный нотками шоколада и лесного ореха, он приятно согревал – утро выдалось не по-весеннему прохладным и туманным, оседая влагой на одежде и волосах – и дарил ощущение уюта. Дома часто витал этот запах – отец любил пить кофе в его мужском, как он сам называл, варианте: крепкий, без сливок и сахара. Светлая долго не могла привыкнуть к горечи, но постепенно приноровилась пить, хоть и на женский манер, и вот теперь теплый аромат напомнил дом. Сможет ли Аэнис вернуться туда? Позволят ли ей? И захочет ли она сама?
– Думаете, я не прав? – вскинулся Йозеф, сверля нахмурившуюся девушку взглядом.
– А-а-а… – рассеяно попыталась уловить нить беседы Светлая и осторожно спросила: – Насчет чего?
– Госпожа Ари, – с раздражением повторил он. – Говорю же вам, она просто нас бросила! Сошла с корабля, стоило только пристать к берегу.
– И из каюты ее пропали все вещи, так? – уточнила Иатэн, нанизывая кусочки спаржи на вилку. – Вы хорошо проверили?
– Не было там ничего, – подтвердил ост, с аппетитом уплетая огромную яичницу-глазунью, щедро сдобренную шкварками и луком. – Но…
Жир так и капал мимо тарелки, хотя ост, кажется, этого совсем не замечал. Их столик был маленький – не развернуться, в самом углу, под лестницей, но и это уже можно было считать везением. Ни в одной приличной таверне не нашлось места для четверых разом: все они были переполнены – Каттан готовился встречать Белтейн грандиозной ярмаркой, ежегодно собиравшей купцов со всех уголков света.
Вынужденная остановка – «Святую Элену» предстояло разгрузить и загрузить снова, так что капитан предупредил, чтобы раньше следующего утра на борт не возвращались – не слишком-то огорчила их отряд. За одни сутки Аэнис уже успели надоесть и мрачная, тесная каюта, которую ей приходилось делить с гельд, и однообразный пейзаж, и скудная пища. А раз уж Вариус был ограничен не временными рамками, а количеством ходов у игроков, то и спешить было некуда. Хотя, кажется, Йозефу заминка была не по нраву – тот выглядел недовольным и будто бы нервничал.
В обеденном зале гудело от разговоров, словно рой пчел. Кто-то покашливал и время от времени сморкался, наемник за соседним столом чавкал, а один смуглый торговец у окна нарочито громко расхваливал свой товар собеседнику.
– Что? – подалась вперед рыжая.
– Думается мне… – почесав макушку, нехотя поделился Ровин, – не сама она ушла.
– Почему? – заинтересовалась Аэнис, с сожалением отложив кусок яблочного пирога в сторону – кухарка здесь была что надо.
– Ну вот… как-то… – он неопределенно повел рукой в воздухе. – Небось, Темный постарался.
– Именно, – поддакнул Йозеф, вытерев губы тыльной стороной ладони. – Сидел весь день, как сыч, понимаете ли, в своей каюте и носа не казал наружу. Может это он ее… того…
– Что ты имеешь в виду? – спросила Светлая.
Она сомневалась, что кто-то мог навредить Ари, чтобы убрать ту с пути. Пожалуй, нимеида была из них самым слабым Ходоком, и вряд ли бы блондин стал предпринимать какие-либо шаги по ее устранению. Если кто и был ему достойным соперником, так это Иатэн. Да, пожалуй, еще ост… Себя Аэнис даже не рассматривала.
– Ну, не знаю, – пошел на попятную парень. – Припугнул, например.
– Может быть Йозеф и прав, – задумчиво дернула Иатэн себя за кудряшку, отчего та подскочила вверх, будто пружинка, и мягко опустилась на место. – Но давайте не забывать и о черных камнях.
– Каких таких камнях? – пробасил Ровин, протяжно отрыгнув.
Светлая совсем запамятовала о них, хотя было это и опрометчиво. У каждого игрока было по девять камней, дающих право хода: семь белых и два черных. Использовать их можно было в любом порядке, по усмотрению самих участников Вариуса. И если первые определяли путь Ходоков – из одного Дома в другой, то последние…
– Они не дают подсказки, куда двигаться дальше, взамен подкидывая на нашем пути серьезные препятствия.
– Свинья в мешке, значится, – сдвинув кустистые брови на переносице, буркнул ост.
– Кот, – поправил его Йозеф, снисходительно улыбнувшись.
– Это у вас, людей, кот… Бестолочь… – беззлобно огрызнулся Ровин. – А у нас – свинья.
– Думаешь, кто-то из игроков воспользовался черным камнем, и из-за этого пропала Ари? – спросила Аэнис недоверчиво.
– Все может быть, – пожала плечами рыжая, жестом подзывая разносчицу.
– А как же ее вещи тогда? – заметила Светлая.
Она все больше укреплялась в мысли, что нимеида покинула корабль по собственной воле. Возможно, лесная красавица поняла, что участие в Вариусе может быть слишком опасным для нее, и решила просто переждать где-то до окончания игры. И Аэнис, надо признать, ее понимала, задумавшись вдруг, а не поступить ли ей так же.
А с другой стороны… Выиграй она по какому-то нелепому стечению обстоятельств, ей бы не было нужды возвращаться в отчий дом и вымаливать прощение. Светлая, впрочем как и любой другой Ходок, победив, могла просить чего угодно – в разумных рамках, конечно же.
Расплатившись и порешив, что раз уж заселиться куда-либо все вместе скопом они не могут, спутники разделились по парам и разбрелись кто куда в поисках ночлега.
Каттан, огромный город-остров, получил независимость около двухсот лет назад. Не без помощи Ковена, разумеется, разместившего здесь еще в незапамятные времена свою магическую академию – Роккатан, но кто бы посмел им перечить? Разве что Слуги Господа, равные по могуществу, а то и превосходившие их, но дележка земель тех никогда не интересовала. Остров не принадлежал ни одной из стран, но был при этом неким средоточием мира или пупом земли, как некоторые его называли. Тут подрастало молодое, подающее надежды, поколение волшебников, велась активная торговля, кипела богемная жизнь – Каттан всегда привлекал художников, скульпторов, поэтов и других деятелей искусства. Город стирал расовые различия: здесь поразительно мирно уживались все, оставляя дрязги между представителями разных народов, тянувшиеся порой столетиями, за его пределами.
Поэтому не удивительно, что город был сколь разноликим, бесконечно меняющимся, будто ветреная девушка, столь дорогим и переполненным, несмотря на размеры. Места для всех не хватало: жители, из тех, что не могли похвастаться благосостоянием, ютились порой в совсем уж крохотных домишках, на чердаках и в подвалах, приспособив последние под жилье. Так что найти ночлег, пусть даже Аэнис с рыжей и не были особо стеснены в средствах, оказалось непросто. Особенно с учетом ярмарки, стартовавшей тем же днем.
Лишь через пару часов безуспешных поисков они наткнулись на скромный постоялый двор, нелепо приткнувшийся позади дома лекаря трехэтажной башенкой и содержавшийся его женой, милой пожилой дамой. На каждом этаже было всего по две небольших полукруглых комнаты, и девушки забрали последнюю, на самом верху, искренне порадовавшись, что урвали хотя бы такую, пусть и по завышенной цене. Оставили дорожные сумки и, посовещавшись друг с дружкой, отправились на Каттанскую весеннюю ярмарку – где еще увидишь подобное?
И в самом деле, чего здесь только не было! Оружие и драгоценные камни остов, огранка которых поражала своим мастерством. Изделия бовельских ремесленников: резные шкатулки, костяные гребешки, музыкальные инструменты… Расписные ткани из Корды, вина с юга – молодые и выдержанные десятилетиями. Сараутские пушнина, сыры и породистые скакуны. Ковры, фарфор и веера из Истара, ожен-найские предметы искусства, диковинки с Изумрудных островов… Так что не удивительно, что Светлая в этом торговом бедламе очень скоро потеряла Иатэн.
Глава 5
– С-с-сволочи… – злобно процедил мужчина, вцепившись в край стола и поглядывая исподлобья на остальных игроков. – Кто посмел?!
Тьери де Бюжо, граф Элезский, был самым младшим из всех присутствовавших, и это было его первое участие в Вариусе. Он втайне надеялся, что и последнее: ведь если он победит, то сможет обойти любого из соперников в праве на руку и сердце госпожи де Алькан. Она станет его, а остальное будет уже неважно.
Но он проиграл.