– Подумайте, Любовь. Дальше. Вам нужно разобраться с вашими отношениями с мужем.
– Развестись?
– Нет, зачем же. Просто разобраться. Поговорить. Объяснить мужу, что вы женщина, и вам необходимо его мужское внимание. Попросить его раз в неделю дарить вам подарочек – шоколадку, цветочек, что-нибудь из косметики.
– Хм, – сказала Любовь, нахмурившись. – С чего вы взяли, что он захочет?
– Совсем не взяла, не факт, что захочет. Надо попытаться ему объяснить. Если не получится – договориться. Спросить, что он хочет взамен – получится взаимовыгодное сотрудничество, если уж на просьбу он не согласен. Но и этот вариант может не сработать. Тогда остается третий, и последний – просто меняться самой и ждать, когда муж тоже в ответ сам захочет поменяться. – Линда подняла глаза наверх и поправила кулончик. – Это долгий путь, конечно. Но что не сделаешь ради счастья. Вы у себя одна, нужно стараться ради собственного счастья. То есть, если муж откажется от просьбы и договора, то вы просто живете своей новой жизнью – краситесь изящнее, моете голову, распускаете волосы, носите нормальную красивую одежду, работаете флористом. И… не обращаете на мужа внимания. Пусть ходит сам по себе. – Линда махнула как бы на него. – Конечно, какое-то внимание вы будете продолжать ему уделять, но постарайтесь немного показать равнодушие – якобы, вам безразлично, как он там будет себя вести, вам и так хорошо. И тогда он захочет завоевать ваше внимание. Все же мужчины охотники, знаете же такое суждение.
– Да уж. Это все?
– Нет. Есть еще очень важное – родите ребеночка. Вы же, в принципе, не против детей?
– В принципе, да, – ответила Любовь.
– Ну вот. Только скоро поздно может быть. Вам ведь… – Линда слегка повертела головой, чтобы рассмотреть Любовь с разных сторон, – около сорока лет?
– В точку. Сорок. Почти сорок один.
Линда опустила уголки губ, сжала их и сочувственно покивала головой:
– Да-да, можете не успеть. Климакс в любой момент.
– Ну, лет пять-то у меня спокойно есть, – сказала Любовь с ухмылкой. – Некоторые бабы в пятьдесят рожают.
– Нет, Любовь, климакс – штука непредсказуемая. В среднем в сорок пять, но у кого-то в пятьдесят, а у кого-то в сорок и даже раньше.
– Врешь.
– Любовь, последнее предупреждение – и я заканчиваю сеанс.
– Простите. Я хотела сказать, что раньше сорока не бывает.
– Бывает, еще как бывает, – сказала Линда и подалась вперед. – И даже намного раньше сорока. Таких женщин меньше, но ни одна женщина не знает, когда именно у нее начнется климакс. Так что прямо сейчас вы можете уже не успеть. А вы подумали, кто о вас будет заботиться, когда вы состаритесь? Когда вы оба с мужем будете совсем-совсем старенькие, кто вам поможет? Если вы сами не позаботитесь о своем счастье, никто за вас о нем не позаботится.
– Пожалуй, да. Возможно, это единственный нормальный совет. А теперь все?
– Да, для вашего счастья вам этого хватит. И советую вам, Любовь, выполнить все советы. Тогда вы получите максимальный результат.
На лице Любови проявилось хладнокровие: уголки губ чуть опущены, веки прикрыты. Она молча посмотрела на Линду пару секунд и спокойно сказала:
– Ладно, попробую. Чо, сколько с меня?
– Как договаривались, четыре тысячи.
Любовь встала с кресла, подошла к столу Линды, вернула на плечо упавшую сумку, достала из нее деньги и протянула Линде. Женщина взяла их, отбила чек и дала клиентке. Любовь пошла к выходу, протянула руку, чтобы открыть дверь, но вдруг в спину раздался голос:
– Да, Любовь, еще кое-что. Купите себе нормальную сумку. А эту выбросьте.
Любовь медленно развернулась лицом к Линде и презрительно посмотрела на нее:
– Чем сумка-то вам не нравится?
– У вас покатые плечи, и лямка сумки постоянно скатывается с вашего плеча. Вы постоянно поправляете ее, и это добавляет вам раздражения. А чтобы быть счастливым, раздражаться не надо.
– Дак а какую сумку вы мне предлагаете, раз у меня покатые плечи?! – почти прокричала Любовь.
– Не кричите, пожалуйста. Я предлагаю сумку, у которой очень длинная лямка – таких сейчас много продают. Лямку можно спокойно перекинуть через голову, наискосок. Сумку будет держать не плечо, а шея. Это очень удобно, я сама такую ношу.
На лице Любови волна презрения сменилась волной отрешенности. Как зомбированная, хоть и не хотела, Любовь произнесла:
– Покажите, что ли.
Линда встала, взяла свою сумку, надела ее, как описывала, и подошла поближе к посетительнице. Любовь внимательно посмотрела.
– Поняла. Видела такие.
– Стоит, как обычная сумка. Можно даже очень дешевую найти. А счастья – вагон. Потому что никогда не мешает, никогда не спадает, крайняя степень удобства.
– Да уж, – сказала Любовь, неподвижно стоя с округлившимися глазами. – Ладно. До свидания.
– До свидания, Любовь.
Дверь захлопнулась. Линда улыбнулась вслед Любови слегка грустной улыбкой. Она справится. Подошла к окну, рассмотрела цветы на подоконнике, посмотрела в окно на небо, вернулась к своему столу, улыбнулась мужу и продолжила работу с ежедневником.
А Любовь распахнула дверь на улицу, вздрогнула от того, как промчалась по дороге машина, и вслух прочеканила:
– Надувалово, блин.
Глава 3
– Ребята, посерьезнее, отрешитесь от своих проблем, вживитесь в роль, – сказал щупленький лысый молодой человек лет тридцати пяти со светлыми усами и бородкой. Он сидел в первом ряду зрительного зала – корпус вперед, руки в подлокотники.
– Ладно, Ваня, мы поняли, – сказал актер со сцены и кивнул головой.
– Ну ок, – ответил режиссер, откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и поставил их пятками на лестницу, которая вела на сцену. – Тогда поехали дальше. Ирина, давай с этого же места.
Актриса села на стул возле актера и поправила складки воображаемой юбки.
– Ирина, – перебил режиссер, – со следующего раза приходи в юбке, чтобы уже реальную юбку поправлять, а не воздух вокруг джинсов.
– Хорошо, – ответила Ирина и почесала нос.
Актриса встала и снова села на стул, поправила эфемерные складки, многозначительно посмотрела на напарника, отвела взгляд и глубоко вдохнула и выдохнула.
– Вам не нравится Байрон? Вы против Байрона? – спросила она. – Байрон такой великий поэт – и не нравится вам!
На последних словах Ирина повысила голос и укоризненно посмотрела на актера. Режиссер сидел неподвижно, уткнувшись губами в кулак.