Из дома – домой

Мной навсегда покинут

томно гудящий город.

Я иду по равнине.

Я ищу на ней гору.

Небо и почва чёрствы.

Прям горизонт, как поребрик.

Но моего упорства

это не поколеблет.

Я хочу найти гору,

чтобы обнять руками

в трещинах, как в узорах,

её измождённый камень.

Чтобы весь мир остался

в этой сети из трещин.

В этом недвижном танце.

В этой беззвучной речи.

Чтобы стоять с ней рядом —

глыба бок о бок с глыбой.

Чтобы буравить взглядом

будущего изгибы.

Двери

Всё кажется: что-то большое навек безвозвратно теряю,

и только что вышел во дверь, но опять перед теми ж дверями.

Пока я вставлял суетливо куда-то свои пять копеек,

ворота за пару мгновений захлопнуться крепко успели.

Соблазн, закурив у крыльца, ожидать, что откроются двери,

сильней с каждым часом, и надо все силы собрать, чтоб не верить,

все силы собрать, чтоб у входа, напротив гранитных ступеней,

построить другую высотку из подвигов и вдохновений,

масштабнее и неприступней, со входом на уровне окон,

и шпиль устремить в небеса, упрекая судьбу за жестокость.

Но всё-таки с каждой зарёю спускаться на холод гранита,

в надежде, что двери – те двери – когда-нибудь будут открыты.

Недорифмованность

Город ночью утратил вечернюю скованность —

многочисленных толп и машин нарисованность —

дал простор тишине и мечтам.

Возникает вселенская недорифмованность

в созерцаемых бликах и вспомненных прОводах —

нерасставленность чувств по местам.

…Раз загадочен день, что не выполз пока ещё,

раз узор на стекле капель, вяло стекающих,

пробуждает нежданный азарт,

то и замысла высшего крайность гармонии,

словно скорость и непредсказуемость молнии,

словно прихоть и замкнутость карт,

всем – и бликам, и проводам – даст продолжение,

дорифмует по-своему волность движения,

намекнув незаметно на старт

новой недорифмованности.