Край света

За последующие полчаса я навёл свои порядки. Приволок с минус-первого этажа две кровати, – себе и Профессору, – поменял бельё, заправил. Сдвинул ящики в одну сторону со столом, разгрёб бардак на нём, установил настольную лампу. Притащил тумбочку – переставил туда Тасину клетку. Вытащил старушку из коробки и дал, наконец, погулять по полу. Заодно и корма насыпал в её блюдце, а то худющая стала от поноса. Сел, стал чесать Тасе за ушами, чтобы ела лучше. Она начала успокаиваться, принюхалась, наконец, и к еде и аккуратно, чинно, несмотря на голод, стала кушать.

– Эт-то что?

Продолжая чесать Тасю за ушами, я обернулся. И тут же понял, что поторопился въезжать в комнату, а уж тем более окультуривать её.

Профессор оказался азиатом. Собственно, одно это уже сразу говорило бы о нём всё! И что доверять такому человеку нельзя, и что жить с ним в одной помойке не следует, и то, что быть настоящим «профессором» он, конечно, не может. Всё, если бы не одно «но» – был он весьма в почтенном возрасте. За шестьдесят, наверняка. Худющий, болезненный, с морщинистой серо-жёлтой кожей лица, словно на солнечный свет и не выходит. С чуть раскосыми глазами и серебристо-седой шевелюрой. Вылитый Тамерлан на смертном одре! Разве только в докторском халате на спортивном костюме, узких очках и берцах.

Я скривился, словно лимон надкусил, и мотнул головой. Но, увы, раз уж вселился, то надо и честь знать. Я ж русский человек.

– Тася, – представил я. – Шиншилла. Чёрный вельвет.

Профессор прошёл, держась от меня подальше, вдоль стенки. Оседлал стул и задумчиво сжал губы, рассматривая нас с шиншиллой одновременно.

– Чёрный… кто?

– Вельвет, – я продолжил чесать тонкие лысеющий ушки. – Окрас так называется. Красивый очень.

– Ясно, – Профессор поиграл губами, словно покусывая невидимую спичку. – А вы, простите, кто?

Я вздохнул. Разговаривать не хотелось. Но, увы, это было необходимо.

– Емеля. Николай Кадышев. А вы?

Тася тяжело поводила боками – наедалась впрок. И так ей было спокойно под моей рукой, что даже внимания не обращала на чужого рядом. Чужого той породы, что должна была ненавидеть не меньше меня.

– Профессор. Рашид Джиганшевич.

– Правда профессор? – я внимательно посмотрел на него.

Серый халат он сменил на вполне чистый зелёный хлопковый, но руки ещё тряслись от пережитой алкогольной интоксикации и запах шёл неприятный.

Рашид Джиганшевич икнул, культурно прикрывая рот, и отозвался:

– Нет. Профессор лекции читает, преподавание ведёт. А я заведующей лабораторией.

– Этой?

Он кивнул и тут же сморщился – видимо, голову ломило. Помолчали.

– Вы от команданте?

А я думал, что один заметил сходство командира с кубинским революционером! Что ж, нечто хорошее в Профессоре есть. Может, это и позволить смириться с его присутствием.

– Да. Буду здесь жить.

Возмутиться он не успел.

В коридоре что-то глухо взревело, выкрикивая протяжные «е-е-а».

Я поднял Тасю с пола и посадил на кровать – вить гнездовье среди одеял.

– Последите, чтобы не спускалась. Холодно, простудится.

Не ответив, Рашид Джиганшевич кивнул, – его блёклые тёмные глаза, как две пластинки, оловянно смотрели на меня снизу вверх.

И я побежал в коридор.

– Емеля? – мужик с фонариком шарахнулся от входа в подвал, когда я махом одолел лестницу и встал пред ним. В темноте-то не особо видно, вот он и струхнул.

– Ну?

– Там эта… свара началась… Командир зовёт, – просипел он.

Вдалеке раздалась автоматная очередь.

Я толкнул мужика в плечо, направляя к выходу:

– Показывай!

Выскочили на улицу.

Охраняемая зона вся в огнях, словно ёлка под Рождество – десяток мощных прожекторов лупили по каждому квадратному метру площадки между бараками. А там сотни людей надрывали глотки, потрясали кулаками и чем-то увесистым, и чувствовалось издалека – кровью пахнет. Даже, если не уже пролитой, то будущей – наверняка.

Я быстро нашёл глазами «Кастро» – он стоял на крыше джипа и размахивал пистолетом, выкрикивая слова, которые тут же поглощал общий ор и бешеный лай собак. К машине толпе не давало подступиться полукольцо автоматчиков и десяток псов, удерживаемых охранниками на «строгачах», а со спины «команданте» защищала стена административного здания.

Обгоняя тихоходного мужичка, я рванул и врезался в толпу дурно пахнущих вопящих маломерков. И пошёл, гребя руками, словно по грудь в воде: влево оплеуха, сшибающая с ног, и тут же – вправо. Влево – вправо, влево – вправо. Вокруг ревело, вопило, выло и стонало немытое человеческое море. А под ладонями хлюпало, трещало и рвалось. Широкие и узкие морды всех оттенков евроазиатских рас оглядывались, и лишь успевали заметить меня – деваться в толпе некуда – их тут же сносило в сторону от размашистых ударов.

Когда до автоматчиков оставалось совсем чуть – море вокруг меня раздалось в стороны само, отхлынуло назад и заглохло. Где-то стонали, шептались, шипели злобно, но уже не кричали. Затихли. Ждали.

«Кастро» приосанился и, ткнув пистолет обратно в кобуру, вытянул стек, похлопал по ладони:

– Что, козлы ссанные, уделались? Я вам, мать-перемать…

Кольцо охраны пропустило безоговорочно, и я прошёл к самому джипу – чёрному тонированному «УАЗ-Патриоту». Глянул на команданте, орущего благим матом, потом на толпу, быстро трезвеющую и тихорящуюся. С чего бы им пребывать в такой задумчивости? Пока есть за тобой сила и бунтарский угар – надо ломить всё и вся. А уж как призадумаешься, так, ведь, и не захочется… Вот ведь верно сказал «Кастро» – козлы ссаные и есть!

Я сел на капот «Патриота» – тот лишь скрипнул, сразу чувствуется, что серьёзная машина – и в задумчивости стал оглядывать толпу. Разношерстная стояла компания. Тут и желторожие кто с Китая, кто с Тадж-Киргыз-стана, и тёмнолицие с Кавказа, кто-то даже из братьев-славян, только опустившийся до скотского состояния.

– Вот вам по закону! Кто готов? Хвосты поджали, яйца прикрыли? Ну?! Кому жопу порвать? – Кастро кричал и стучал стеком по высокому голенищу. – Как требовать чего – так мы молодцы, а как отвечать – девицы? Ну? Кто пойдёт?

– Ты типа это… – сбоку ко мне подкатил высокий, ладно сложенный боец с автоматом на плече – стволом вверх.

– Чего?

Он выплюнул жвачку и кивнул на толпу:

– Щаз… это… выйдет кто драться. Порви нафиг, но не мочи. Командир… это… сказал – чем жестче, тем больше уважуха будет. Ну, выламай чего… Ты… это… теперь заместо Костяна – поединщик типа. Батыр по-ихнему. Понял?

Понял, чего не понять. Костик мне внятно объяснил – бить гадов. А большего мне и не надо.