– Да. Я слушаю вас…
– Вы не помните меня? Меня зовут Николай Павлович. Я был другом вашей мамы. Часто бывал в гостях. Помните меня?
– Нет…
Леха слегка отстранился, как это делают люди, имеющие некоторые дефекты зрения и разрывающие дистанцию, для лучшей фокусировки изображения. Он даже, невольно прищурился, всматриваясь в испещренное глубокими морщинами лицо. Облик этого человека мог быть ему знаком, и Леха силился его узнать, но все что он мог уловить, это то, что старичок был похож на Шарля Азнавура, своими густыми, темными бровями и аккуратно зачесанными назад светлыми волосами.
– Давно это было…. Я помню тебя еще маленьким. Сейчас то, ты, вон какой. Как здоровье мамы?
– Нормально.
– Работает? А живете все там же?
– Мать сейчас живет в другом месте….
– Да? Ну что ж…. Передавай ей привет. Хорошо было бы встретиться, посидеть…
Старичок пристально рассматривал Алексея. Все выглядело так, что человек, подойдя по совсем иному случаю, вдруг узнал в стоящем перед ним оппоненте давнего знакомого. Но все воспоминания о прошлом были частично утрачены, связи разорваны или потускнели со временем, поэтому Николай Петрович больше и не претендовал на информацию о былом, рискуя заблудиться в этих дебрях, но вежливость требовала достойного окончания разговора.
– Ты когда увидишь ее, свою мать, передавай большой привет… от Николая…
Он протянул вперед руку и Леха пожал ее, тряхнув пару раз для приличия. В момент рукопожатия брови старичка смешно приподнялись вверх, затем вернулись на место, руки расцепились, и он пошел, а за ним и вся кавалькада двинулась дальше, гулко шагая в пустом пространстве «подземелья».
Напоследок прораб бросил многозначительный взгляд на Алексея, в котором читался и укор, и изумление и зачатки потенциальной уверенности в своих силах, замешанные на личной административной власти. Последнее было бесспорно, но на Алексея особого впечатления не производило. Он взял в руки двухколесную тачку и побрел в дальний угол, где виднелись кучки мусора на бетонном полу парковки. Время абстинентного синдрома закончилось, оставив только усталость и желание скорее дожить этот несносный день. Старичок заставил вспомнить его о матери. Значит, пришло время навестить ее.
«Я говорю: „Привет тебе“»
Магазин становится местом проклятия, где необходимо бывать постоянно, бесконечно покупая кучу ненужных продуктов, шастая с железной корзиной по узким «проулкам» меж стеллажей и витрин, в беспрерывной дилемме «что выбрать?», и где сэкономить так, что бы хоть что – то осталось в кармане. Это навязчивое желание купить дешевле, просто сводит с ума, заставляя беспрестанно всматриваться в прямоугольные бумажные ценники, просчитывать, желать выгоды, словно купец на городском рынке. Чем больше продуктов в корзине покупателя, тем несчастнее его жизнь. И этот простой вывод делается на том основании, что в непреходящем стрессе, аппетит становиться просто зверским, поглощается все в двойном количестве, подобно бесподобному Гаргантюа и его суну Пантагрюэлю. А затем, можно с чистой совестью сидеть в теплом сортире и «ждать развязки», в столь сложной дилемме.
Алексей шел по залу магазина, совершенно, надо сказать, без цели. Рабочий день закончился, ознаменовав начало трудовой недели, и теперь только и оставалось, что попасть домой, что бы упасть и уснуть. Он прошел мимо стеклянных холодильников, в которых были ровно уложены пачки фабричных пельменей. Затем остановился возле стеллажа с конфетами. Следующей остановкой был вино водочный отдел. Все движения его были сомнамбулического свойства. Его не вывела из задумчивости даже полка с пивными бутылками. Всему причиной был старичок из комиссии. Давний знакомец матери, он просто поинтересовался ее судьбой, не ведая даже, что эта женщина коротает свои дни в психоневрологическом диспансере, прохаживаясь по личной палате туда и обратно, меряя время небольшими шагами. Он сам видел эти ее движения, через специальное отверстие в двери, в дни, когда приходил, но не решался войти. Шесть шагов от двери до окна, и обратно. Когда он в последний раз видел ее? Оказывается, давно это было. Очень давно.
– Что, не можешь выбрать пиво? Помочь?
Леха даже дернулся в сторону от неожиданности. Рядом стояла Мила, в своей неизменной бейсболке, с хвостом волос, продетым через механизм регулировки сего головного убора. Козырек нахлобучен на самые глаза.
– Что?
Он не может понять, что она сейчас сказала, но тон ее фразы игрив и саркастичен.
– Я говорю: «Привет тебе!»
– Привет… и тебе, тоже…
– Ты же любишь пить пиво? Правда? Вот – немецкое, светлое…, а вот – и чешское…. Только это пиво все льется из одной бочки.
– Одной бочки? Это точно?
Алексей быстро втягивается в разговор, и ко всему прочему, вновь начинает открыто разглядывать девушку, стоящую здесь, совсем рядом, и до нее можно было дотронуться рукой, взять за плечо, даже толкнуть в шутку, совсем легонько. Она оказывается неожиданно настоящей, без обычных дамских ужимок и трафаретов. Вчера Леха так и не смог разглядеть Милу, быстро набрав лишка, и последние моменты вечера проявлялись фрагментарно, словно всплывали из темноты экрана, как картинки кинофильма. На одной из них, девушка стоит на кухне с влажной губкой в руке (с губки капает на пол вода), на другой картинке Леха спускается в подвал (слышен тайный стук), третий ракурс выхватывает образ поющего народную песню хмельного соседа (кое, где фальшивит). Еще он помнил, что девушка грубила ему, из чего он вывел, что является «полным дураком». Это его успокоило, но сейчас он вновь растерялся. Наверное, именно поэтому повел себя с некой долей иронии, это было оправдано, так как подобное действие скрывало возникшее смущение. А он именно был смущен ее природной красотой.
– Человек, пьющий подобную продукцию каждый день, загоняет себя в могилу.
– Прямо так и в могилу.
Она была в облегающих джинсах, на коленях которых были искусственные прорехи. Вполне милые штаны, но если бы только они. На Миле вся одежда была откровенно вызывающая, прямо бросающаяся в глаза. Кеды розового цвета с толстыми белоснежными шнурками. Короткая кожаная куртка с желтым отливом, а под ней узкий топик белого цвета, из под которого просматривались бретельки белоснежного бюстгальтера. Леха с видимым удовольствием разглядывал, онемев, но мужественно сохранив внешнее спокойствие. Его охватила неожиданная радость, похожая на долгожданное вознаграждение за все сегодняшние муки, терзающие душу накануне, и Леха засмеялся от всей души. Мила внимательно наблюдала за этим его действием, возможно, приняв как неразумное, но улыбка коснулась и ее губ.
– А ты знаешь, милая девушка, что я вовсе не алкаш какой то, и в могилу совсем не собираюсь. Я, может, только жить начинаю…
– Решение честное. Я заметила вчера, что все мужики похожи друг на друга, когда напьются. И даже представители двух разных поколений могут пускать слюни и обниматься в слезливой провинциальной патетике.
– Да. это мы могем… Прости…
– Знаешь что, давай я тебе покажу место, где наливают нормальное пиво. Поехали? Здесь недалеко…
Лехе только и оставалось, что пожать плечами, и последовать прочь из магазина, наблюдая, по дороге, как легко двигается необычно одетая девушка, шагающая впереди.
«Редюит»
Она приехала в магазин на черном «Audi Q6». В девушке все должно быть прекрасно, даже ее машина. Леха гордо взирал на красавицу, загадочную девушку, которая хотела угостить его настоящим пивом, сваренным в пивоварне, а не дешевым баночным. Видели бы это сейчас его товарищи. Это зрелище их пьянило бы обязательно. Мало того, что они открыли рот в немом удивлении, так их еще изъела бы зависть, как беспощадная ржавчина разрушает металл, оставленный на открытом воздухе, но Леха был в жизни один «как сыч», неприкаянно разделяющий одиночество с самим собой.
Когда захлопнулись двери автомобиля, Мила включила двигатель, положила руки на поверхность руля и посмотрела на Алексея. Только теперь он разглядел, какого цвета были у нее глаза. Они светились зеленоватым светом, они играли и смеялись, заглядывая далеко – далеко, возможно, в самую душу, место крайне непознанное самим человеком. Леха вздохнул с облегчением, и «провалился» в омут этих глаз, как обычно говорят в народе.
– Поехали в «Редюит».
Леха кивнул в знак согласия.
– Ты бывал там?
Он замотал головой.
– Ты что, онемел?
– Да.
Машина трогается с места и плавно набирает скорость. Но разогнаться не получается, приходиться подстраиваться под ритм движения, вливаться в поток машин, спешащих по своим делам. Конечно, спешат не машины, а люди, сидящие внутри, сжимающие рулевое колесо, переключающие рычаги передач, нервничающие по причине и без нее.
– Э-э-э! Куда лезешь? Ты смотри, что ли!
Мила морщит нос, пытаясь разглядеть лицо «нарушителя» через стекло автомобиля, словно это действие может принести ей моральное удовлетворение. В какой – то момент машины ровняются, остановившись, бок обок, Мила и Леха заглядывают через стекло в салон и видят «солидную тетку», которая красит губы, подтянувшись к зеркалу заднего вида почти вплотную, пользуясь временной остановкой. Это действие полностью «захватывает» ее. Сначала «тетка» проводит тюбиком, нанося слой за слоем, затем она смыкает губы и несколько раз втягивает их внутрь, создавая равномерную консистенцию, а затем делает их «бантиком», застывает и разглядывает отражение обновленных уст в зеркале. Вот машины начинают движение, эта дама медленно поворачивает голову в сторону бокового стекла и видит, что за ее манипуляциями с макияжем внимательно наблюдают два молодых человека из соседнего автомобиля.
– Ты видишь, чем она за рулем занимается? Поэтому и не следит за дорогой. Создает аварийную ситуацию.
– Может она на совещание спешит…
– На какое совещание? Все домой едут.
– Солидная женщина, руководитель крупной фирмы, практикует собирать своих нерадивых сотрудников по вечерам, и намечать планы компании на завтра.
– Алекс, что ты говоришь ерунду. Ты посмотри на нее, какая она начальница?