В поисках любви

– Я объясню. Когда ко мне обратилась Александра, на первом же сеансе, она, так же, как и вы, назвала эту картину уродством. Хотя… она выразилась немного красочнее, – смеется, – такая уж она прямолинейная девочка. Но дело не в этом – к концу наших с ней сеансов, ей стало понятно, что на картине… она сама. Такая, какой была, и какой больше никогда не станет. Она поняла, от чего бежала. Что мучило ее и не давало жить все эти годы. Увидела, наконец, свою болезнь. А когда знаешь о причинах, всегда проще излечиться и избежать повторного заражения.

Рассматриваю ужасное полотно. Но не вижу ничего, кроме жестокости и крови. Неужели Сашка прошла через это? Моя Алька, у которой все серьезные разговоры сводятся к единственному – «Пойду покурю»?..

– Простите, но я… все равно не понимаю вас. Что на этой картине?

– Сейчас на ней вы. Человек, которого мучают вопросы, – берет со стола листок бумаги и ручку. Чиркает что-то и протягивает мне. – Что вы видите?

– Вопросительный знак.

– Или крюк?

Присматриваюсь внимательней:

– Нет, нет…это знак вопроса. Будем играть в ребусы?

– Немного. Но вы видите сходство вопросительного знака с крюками на картине?

– То есть, вы хотите сказать, что… всё, я поняла, к чему вы клоните.

Довольно улыбается:

– Расскажите мне. Что вы поняли?

Вздыхаю.

– Казнь на картине всего лишь образ. На самом деле нужно смотреть глубже, – поднимаю взгляд к кровавому полотну. – Но вы уверены, что художник имел в виду именно это? Может быть, он рисовал… просто кровь?

– Уверен. Потому что автор этой картины – я.

Вздрагиваю от неожиданного признания.

– Вы?

– Именно так. Вам не нравится?

Нет! Мне не нравится! Но…

– Слишком… кроваво.

Оборачивается к картине:

– Вы так считаете? А сколько крови пролили вы, прежде чем прийти сюда?

Разговор начинает меня пугать. Но думаю, он необходим, как посвящение. А значит, я должна быть искренна.

– Достаточно много. Вы сможете мне помочь?

Задумывается. Пожимает худыми плечами.

– Трудно сказать. Мне нужно познакомиться с вашей проблемой поближе. А пока я знаю только то, что вы пришли сюда. И вижу, что вам нужна моя помощь. Вы заблудились и сейчас очень далеко от тех мест, где хотели бы быть. Я отведу вас туда, но…многое будет зависеть и от вас, Оксана.

Он прав. Во всем. Не знаю, как ему это удается, и какие еще карты он прячет в рукавах, но я готова пойти с ним. Взять его за руку. Как любовника, как отца, как…волшебника.

– Мне снятся сны. Кошмары, в которых меня истязает человек с белым лицом. Он приводит меня в странное место, но я не помню, как мы шли. Единственное, что я знаю – боль, которую он причинит мне, будет изысканной. И я желаю ее, но… каждый раз, что-то идет не так. И в человеке просыпается зверь, требующий крови, – смотрю в прозрачные глаза. – Он хочет убить меня. И тогда я просыпаюсь. Но все равно чувствую его рядом. А иногда, даже слышу, как он ходит за стеной, на кухне. Но, наверное, это просто скрипят старые половицы, – прячу дрожащие руки между колен. – А как вы узнали, что меня мучают кошмары?

– Ну, я ведь волшебник и это мое призвание. А вообще-то, все довольно просто. Когда мы спим, наш мозг продолжает работать, и все вопросы, мучающие нас в реальной жизни, перетекают в сны, обрастая яркими образами и фантастическими видениями. Поэтому издревле люди и толковали сны, исходя из проблем и радостей реальной жизни. Не исключено, что сегодня, из-за того, что вы так меня боялись, я вам и приснюсь.

– Уже не боюсь.

Мне стыдно за то, как я вела себя и за то, что сравнивала этого доброго человека со злобным тираном, поработившим город. Думаю о том, что сейчас мои щеки похожи на помидоры. Улыбаюсь.

– Улыбаетесь? – проводит глазами по моим губам. – Вот и славно. Я рад, что мы настроились на позитивную волну. Это не значит, что дальше будет проще, но… по крайней мере, вы больше не будете меня бояться.

Хочу задать вопрос о цене его помощи. Но заставляю себя промолчать. И только тьма, спрятавшаяся от дневного света в глубинах моей души, шипит о том, чтобы я спросила, как ему больше по вкусу – когда девчонки глотают или размазывают по лицу? Отгоняю черные мысли прочь. Мне верится, что я единственная, с кем он этого не сделает. Поможет лишь потому, что я принцесса, а он добрый маг. Ведь так всегда бывает в сказках. А здесь и сейчас я вижу именно ее. И не хочу думать о плохом.

– К сожалению, вынужден проводить вас, – он снова оголяет запястье. – Скоро у меня прием. Давайте договоримся вот как – записывайте все, что покажется вам интересным. Сны, поступки, мечты, походы в магазин… Ведите за собой негласное наблюдение, если можно так выразиться. Эти записи очень помогут нам в дальнейшем…

Встает из-за стола.

– Вы говорите о дневнике? – Поднимаюсь из кресла, накидывая куртку. Жаль, что этот разговор закончился так быстро. Мне бы хотелось послушать еще.

– Вижу, вам это знакомо.

– Да. С самого детства. Когда подросла, конечно, забросила, но приехав в этот город, снова начала. Как только стали сниться кошмары. Потому что всего я не могу рассказать даже Альке.

– Александре?

Он останавливается у двери, поглаживая ее витую ручку.

– Да, да, я так зову ее. Вообще-то Аль, но иногда… простите, вам это неинтересно…

– О, отнюдь. Сейчас, когда мы нашли общий язык, мне интересно все о вас.

– Правда?

Улыбается. Так, как улыбался когда-то отец. Я тогда была еще совсем маленькой и не знала, что он бьет маму. Он возвращался с работы домой, ужинал, и, усаживая меня на колени, рассказывал сказки. А я постоянно перебивала его в самых интересных местах – это правда, пап? И он улыбался мне так же, как сейчас этот милый человек. И отвечал…

– Правда, принцесса…

Сердце ухает в низ живота. Этого не может быть! Чувствую, как от дрожи подгибаются колени.

– Что… как вы меня назвали?

– Мм? – приоткрывает дверь. – Я вас никак не называл, Оксана. Вам показалось.

Облизываю пересохшие губы, шершавые и горькие на вкус, словно дерево, покрытое олифой.

Помада, черт!..