– Те же. Только на сны они больше не похожи.
– Вот как? А ты не думала, что так оно и есть? Что, в конце концов, ты и окажешься там, в этом гребаном подвале, если не прекратишь трахаться со всякой извращенной мразью!? Думала так, Оксана?!
– Не кричи на меня! Ты же сама этого хотела! Ты…
– Я хотела?! – вырывается из белого пламени – черный ангел, изгнанный на землю. Склоняется надо мной. – Я хотела, чтобы ты научилась жить по-взрослому, а не подохла от рук какого-нибудь сраного маньяка! Что ты делаешь, Оксан? Что с тобой происходит?!
Я не могу ответить ей. Потому что сама не знаю. Но и молчанием обреку себя на расстрел.
– Я… живу по-взрослому.
– С детским сердцем? Но я тебе не мама, – вздыхает. – Пойду покурю.
Киваю. Когда она вернется от разговора не останется и следа. Только запах жженых легких.
Смотрю в окно. На мир, который никогда не меняется.
Почему ты молчишь? Почему не рвешься к свободе? Ведь ты часть чего-то большего… тебе тесно в этой клетке!
Наверное, на эти вопросы я должна ответить сама. Ведь не мир, но я, на самом деле, являюсь пленницей этого окна. И чтобы стать свободной, я должна изменить что-то в себе самой.
Выхожу из квартиры в прокуренный, холодный подъезд. Сашка сидит на ступенях, ко мне спиной. В черной кофте, с вечным воротом под горло, похожая на одинокого воробья на снегу.
Ласкает губами угольный фильтр. Целует дым.
Я никогда не видела ее такой молчаливой и печальной. Чуждой ледяному городу, который с каждым днем гасит ее тепло все быстрей. Здесь и сейчас она настоящая – слабая девочка, бегущая в слезах к алтарю взросления. И возможно я не знаю, как выглядели те демоны, от которых ей удалось убежать, но в том, что лица их были человеческими – нисколько не сомневаюсь.
– Аль?
Вздрагивает. Оборачивается. Никаких подтеков туши на щеках, которые я ожидала увидеть.
– Ты… – косится на мои босые ступни, – …с ума сошла? Вылезла в эту грязь босиком!? Давай-ка…
– Аль!
Обрывается. Поднимает глаза.
– Что?
– Я думаю, что готова.
Изгибает бровь:
– К чему?
– К бартеру.
– Чего-чего?
– Помнишь, ты говорила о психиатре? И о том, что он помогает девчонкам за…определенную плату? Тогда ты назвала это бартером.
– Надо же, какое четкое определение, – поднимается, держась за перила. Замечаю окурок, дымящийся в пепельнице – жестянке из-под консервов. – Готова значит?
Отступать поздно. Да и некуда. Позади – решетка тюрьмы.
– Да.
– Ты выглядишь испуганной.
– Это нормально. Людей пугают перемены.
Улыбается:
– Ты молодец, солнце! Вот увидишь – он поможет.
– Наверное…
– Пойдем к нему прямо сейчас, пока ты не передумала?
– Сейчас? А разве так можно?
– Нам можно. Пошли скорей домой, тут холодно.
Пока мы разговаривали, на улице начался снегопад. Белое мелькание, заполнившее собой всю округу.
Это снег перемен, думается мне. Снег очищения. Вместе с ним я вырвусь на свободу.
Сашка хватает сумку с дивана.
– Собирайся, я сейчас.
– Ты куда? – Пытаюсь оторваться от окна. Но его красота не отпускает.
– В туалет, мистер шпион.
Смеется и исчезает в ванной.
– А может, просто снег? – спрашиваю у пустой комнаты. Но она, не привыкшая к разговорам, снова отмалчивается. И я принимаюсь одеваться.
Такси, серым зигзагами, везет нас по заснеженным улицам. В темных окнах безликий водитель крутит кадры из нецветного кино: пар городского дыхания, застывшие фигуры людей, одинаковые дома, похожие на костяшки домино. И звуки… Шум, от которого начинает болеть голова.
Снегопад превращается в серую рябь. Отворачиваюсь. Любуюсь Сашкой, дремлющей рядом. Ее улыбкой. Милым подбородком и длинными ресницами, накрашенными так сильно, что, касаясь скул, они оставляют на них тайные знаки. Думаю о том, как она счастлива сейчас. И о том, что ей грезится небо. Ее настоящий дом, до которого отсюда очень далеко.
Ты вернешься. Когда-нибудь. Я знаю это. Я буду сильно скучать по тебе и не захочу отпускать, но ты все равно уйдешь. И все те иллюзии неба, которые дарит лживый порошок, исчезнут, даруя правду. Ты вспомнишь о крыльях и полетишь к солнцу, заслоняя собою свет. Когда-нибудь ты вернешься домой, пройдя сквозь смерть. Я никогда не забуду тебя, мой милый ангел. Ты навсегда останешься в моем сердце.
– Я буду очень скучать…
Сашка открывает глаза. Смотрит на меня сужеными зрачками: