Резервация

– А я вот одно время зубы собирал, – сказал Индус. – Человеческие. Дрелью просверливал и делал ожерелья всякие, четки… был спрос. Теперь не до этого, – он вздохнул. – Война.

– Куда мы едем? – спросил Гай.

– Это хорошо, что буря. Что ни хрена не видно. А то пришлось бы вам глаза завязывать, – сказал Индус. – Ты не беспокойся. Мы не варвары.

Обычно после таких слов, – подумал Антон, разлепив глаза, – становится особенно страшно за свою жизнь.

Они не понимали, куда их везут. Сопротивление… да кто, вообще, о них что-то знал? По телеку про них не говорили, новостные каналы всех причисляли к сепаратистам, незаконно захватившим контроль над большей частью бывших республик. Людская каша, как это бывает, когда разгорается гражданская война. Европейцы не хотели лезть в это дерьмо, они были счастливы там, за стеной.

Им и невдомек, – подумал Антон. – Что в резервации водятся чудовища…

Настало утро. Но на улице было все еще темно от пыли. Потом, когда солнце поднялось выше – округа превратилась в серую воронку. Не было за окнами ни пространства, ни времени. Только гул ветра и бесконечная стена песка.

– Скоро будем высаживаться, – Индус кинул им банданы. – Нате вот, прикройтесь.

Он протянул им засаленные банданы. Антон разглядел на своей орла. Он повязал ее на шею. Потом, подумав, натянул на лицо.

Через пятнадцать минут машина встала. Индус улыбался – кажется, вся эта срань была ему в кайф.

– Не потеряйтесь, – сказал он, натянув маску по самые глаза. А потом, сверху, защитные очки – мутные, на пожелтевшей резинке. Подмигнул Антону. И открыл дверь.

Снаружи творился песчаный ад. Холодный после ночи песок сек, будто плетью. Антон прикрылся рукой, стараясь удержаться на ногах, и сразу почувствовал, как чья-то пятерня сгребла его плечо – рубаху вместе с кожей. Его потащили куда-то, а он только и делал, что перебирал ногами, стараясь не упасть. А в глазах уже было полным-полно песка – и от этого они казались закопченными на огне стеклышками.

Он хотел закричать Гаю, спросить, куда тот его тащит, но только засипел что-то сквозь маску. Да и не Гай это был – впереди маячила огромная фигура в военном жилете.

Это место, – думал Антон. – Оно в нигде. Под кроватями испуганных детей, в шкафах и в темных подвалах, где прячутся монстры.

Ему на миг показалось, что руки, тащившие его, были свиты из стальных жгутов. И он попытался вырваться, но ему тут же прилетело под дых – так сильно, что тело согнулось пополам, а изо рта вылетел крик вперемешку со слюнями. Ему не дали передохнуть, потащили дальше, как безвольную куклу.

– Сука… ну ты и… сука! – сипел Антон в мокрую от дыхания и слюней ткань банданы. Он уже не видел – тащился по зыбучему песку с закрытыми глазами.

И вдруг – все смолкло. Что-то громыхнуло за спиной, лязгнуло засовами и сильные руки прижали Антона к холодной стене. Он открыл глаза – в свете тусклой лампочки, болтавшейся под высоким потолком, плыло лицо в клетчатой полумаске. Злые глаза и сросшиеся брови. Буря осталась где-то позади, выла и билась в двери, как обезумевшее чудище.

– Ебчжаный муджила! – послышалось из-под маски. Но руки отпустили его, и Антон сполз по стене на пол.

Вокруг были люди – он увидел Гая, отплевывавшегося от песка и хохочущего Индуса, говорившего что-то на своем языке. И мальчишка, этот оборванец – он тоже был там, сжался в комок у двери, а над ним высился человек с автоматом.

– Бляди, – выдохнул Антон, пытаясь подняться. Он оперся рукой о холодный бетонный пол. – Не трогайте его… Какие же вы… бляди…

– Антон, ты как? – это был Гай. Он подошел к нему и присел на корточки.

– Нормально, – ответил Антон и стянул маску с лица. – Что с пацаном?

– Все в порядке. Пара царапин, – ответил Гай.

Они находились в каком-то узком коридоре, с выложенными кирпичом стенами. Дальше находилась лестница, ведущая вниз. Ступени были похожи на зубы орка – кривые и грязные.

Бомбоубежище. Это какое-то бомбоубежище, – подумал Антон. Гай помог ему подняться.

– Добро пожаловать в альма-матер Омеги, – сказал Индус. Он стащил очки и бандану и снова белоснежно улыбнулся.

Повыбивать бы тебе эти зубы, – подумал Антон.

– Идемте, – Индус сделал пригласительный жест рукой. – Вас уже заждались.

Снизу доносилась музыка. Какая-то симфония. Звучала глухо и с шипением, как будто проигрывали виниловую пластинку. Антону почудилось, что когда они спустятся, их встретит нацистский генерал в военной форме и начищенных сапогах. Непременно с повязкой на одном глазу – как это было принято у злодеев в старых фильмах.

Они спустились вниз. Сначала Индус, потом Гай. Антон шел последним – держался за стену. У него разболелась голова, и ныл живот, так, что хотелось блевать. Вдобавок ко всему зудело порезанное лицо – песок забился в раны, и было ощущение, что он там двигался. Антон прикоснулся к щеке и оторвал спекшуюся кровавую корочку. Ему захотелось разодрать все лицо, но он сдержался.

Внизу было так же узко, как и наверху. Тот же тесный коридор с выкрашенными в белый цвет стенами. Немного чище и светлей, потому что горели сразу несколько ламп. Под ногами – вытертый ковер с эмблемой Союзных Республик. Серп и молот в обрамлении пшеничных колосьев.

Антон оглянулся. За ним никто не шел, остальные остались там, наверху.

Индус провел их к закрытой железной двери, из-за которой доносилась симфоническая музыка. Теперь Антон узнал ее – пятая симфония Бетховена. Возможно, за дверью заседал меломан, а может быть, просто, в этом подземелье не было особого выбора пластинок. Но, в любом случае, этот человек любил громкую музыку – даже за закрытой дверью от такого симфонического напора сводило зубы.

У двери, на стене, был небольшой звоночек. Индус коротко нажал на него и откашлялся. Пригладил волосы и как-то весь вытянулся, будто маршировальщик на плацу.

Музыка за дверью стала тише. Кто-то засуетился там – послышались шаги, чей-то неразборчивый шепот. Антону почудился женский голос – тонкий, тихий. Но тут же снова ударила музыка и поглотила все звуки. Но Антон был уверен – он слышал. И даже когда им открыли дверь, и никакой женщины внутри не оказалось, он знал – она была здесь. На столе, накрытом красной тканью, осталось два влажных следа от стаканов – темные полумесяцы на алом небе. И пахло женским шампунем – легкий запах жасмина витал в воздухе, перемешиваясь с сигаретным дымом и чем-то еще – приторным, едким. Антон не сразу вспомнил этот запах и только когда увидел, как ожидавший их глава сопротивления, наспех застегивает пуговицы на военных брюках, только тогда он вспомнил. Запах борделя. Вот что еще присутствовало здесь. Запах пошлости и желания, возбуждения, натягивающего ширинку брюк. Он побывал во многих борделях, и везде пахло одинаково. Вскоре он стал считать, что это запах вагины, в которую долбились по десять членов на дню. Запах шлюхи. Нравственного гниения.

Антон так задумался над этим, что не сразу увидел протянутую ему сухую ладонь.

– Антон? – это был Гай. Он вернул его обратно, в реальный мир.

– Простите… – вымолвил он и пожал руку. А потом аккуратно поднял глаза, рассмотрев того, с кем поздоровался. Его лицо – худое, обветренное, прорезанное глубокими морщинами. Как будто его вялили на солнце – долго и упорно, пока кожа не задубела, и в ней не осталось живых клеток. На вид около шестидесяти – но может быть и меньше, война старит. Глаза почти белые – прозрачные. Неуютный взгляд, под которым люди съеживаются, как воробьишки на мокрых проводах. Рука – Антон ощутил – сильная, как щупальце. Обвила длинными пальцами до самого запястья. Но сухая, гладкая. За жизнь залоснила много прикладов. А до этого – рукоятей ножей. И черенков лопат. Говорят, в резервации находили захоронения людей с пробитыми затылками.

Антон оглянулся. Индус был еще здесь, стоял у двери. Он боялся своего командира. И Антон понимал почему.

– Я не представился, – сказал человек, – меня зовут Гаспар. Я командир Омеги – народного сопротивления.

Антон бегло осмотрел кабинет. Стол, покрытый красной тканью, на нем – лампа, органайзер для ручек в виде карандашной точилки, графин с водой. А у стены, на полке – древний патефон в виде чемоданчика и стопка виниловых пластинок. Дальше на стене висела огромная карта бывших Соединенных Республик. А за ней, Антон был уверен, находилась дверь в комнату, где сейчас пряталась женщина, пару минут назад сосавшая этому сраному Гаспару. А может восседавшая на нем верхом и скачущая на его палке, как сучья наездница.

– Честно говоря, – сказал Гай, – мы не понимаем, чем можем быть полезны. Мы тут из-за мертвого старика – гражданина Голдтауна. Приехали забрать его… Наверное, это какая-то ошибка…путаница…

– Старика, – хохотнул Гаспар. Он уселся за стол – в потрепанное кресло на колесиках. – Ты слышал, да?! Они тут из-за какого-то старика.

Индус засмеялся. Наигранно и неестественно.

– Что не так? – не понял Гай.

Лицо Гаспара не умело улыбаться. Это в нем пугало больше всего.

– Лев Кениг, – сказал он, – не просто старик. Гребаный толстосум, при жизни не сделавший ни грамма добра, после смерти продолжает гадить по углам. Мы искали его, чтобы содрать кожу живьем, так мы поступаем со всеми извращенцами. Но его укрывали Вавилоны. Эти неуловимые сволочи…

– И все-таки мы приехали за его трупом, – напомнил Гай.

– Его пристрелили не мы.

– Но вы его забрали?