Опасный трафик

– И что в этом плохого? Я помню, мы и на землю немало груза переправили. Глядишь, нанотехнологии сейчас в рост пойдут. Прогресс, понимаете ли, подталкиваем. Хорошее дело для целого мира делаем.

– Сомневаюсь я, что нам сюда лакомые кусочки отправляют, – вступил в разговор Семен. – Я же говорил, они с нами, как с дикарями, бусами расплачиваются. Не дают принципиально новых технологий. Так только, телевизор потоньше, компьютер побыстрее, или целиком гаджет какой. Игрушки в общем.

– Пессимист ты, Сеня, и отсталый человек. Не понимаешь, что прогресс это обширный процесс. Пусть сегодня это телевизор тонкий, да скоростной беспроводной интернет, а завтра прорыв.

Я слушал их вялый спор и понимал, насколько ж они оба далеки от истины. Я знал чуть больше. И от этого переживал намного сильнее. А самое обидное, что и правды им рассказать не мог. Уж сильно она страшная эта правда.

Я и сам до недавнего времени жил и ни о чем не думал. Таскал грузы, получал большие деньги. Да вот только открыл мне один человек глаза на то, что я делаю. И пропал с тех пор у меня покой и сон.

Перевалка

Еще один пустой мир. В бортовом компьютере он значился как Орлин.

Только было в нем одно отличие от других пустышек, бескрайних и диких миров. Следы. Следы, оставленные человеком, и не успевшие стереться с поверхности материков.

Орлин мне не нравился. Уж больно он был похож на Землю. На нашу привычную Землю. Те же города. Те же машины, улицы, железные дороги, магазины, супермаркеты, школы, больницы. Все почти такое же. И совершенно пустое. Ни единой живой души.

Улицы, заполненные брошенными автомобилями. Остатки продуктов на витринах и полках магазинов. Все покрыто пылью и забвением.

Я долго не мог понять, почему этот заброшенный и пустынный мир так угнетает меня. А потом понял это в одночасье. Я его боялся. Боялся, что и Земля внезапно станет такой. Безмолвной и мертвой.

В Орлин мы наведывались часто. От остальных транзитных миров его отличала одна особенность. На Орлине находилась одна из немногих перевалочных баз. И, наверное, это было единственное место во всем этом мире, которое мирило меня с ним и не позволяло возненавидеть его окончательно.

Лагуна находилась буквально в пяти километрах от города. Маршрут в мире Орлин был у нас всегда один. Где бы мы не высаживались, нам приходилось проезжать через город, через Лагуну, а потом уходить дальше на самый конец небольшого полуострова, туда, где находилась единственная в этом мире точка перехода.

В начале своей карьеры контрабандиста я пытался даже разработать целую теорию переходов. Правда, ничего особенно путного у меня не получилось. Из всех собранных фактов я выяснил только одно. Прямых переходов между всем множеством миров не существует. Это значит, что, например, с Орлина напрямую на землю я попасть не могу. И наоборот. Почему это было так, я не понимал. Хватало того, что бортовой компьютер при постановке ему задачи с указанием конечного пункта, всегда выдавал несколько вариантов маршрута, включающем в себе зачастую промежуточные миры. Точек высадки же в мире, куда совершался переход, всегда было несколько. И определить, в каком месте тебя выкинет, заранее было нельзя. Была только одна закономерность. В течении суток выход был фиксированным. Потом он обязательно смещался. Иногда на пару километров, иногда на пару сотен.

Кроме этого я выяснил, что точки перехода всегда попадают в так называемую зону высадки. Окружность с диаметром примерно в пятьсот километров. С чем это было связанно и почему так происходило, я мог только гадать.

Но вернусь к Орлину. В тот день мы выскочили всего в нескольких километров от города. Можно сказать на окраине. Шли мы двумя машинами, и были в рейсе уже третьи сутки. Видимо у нашего руководителя проснулись до того момента дремлющие способности великого логиста. И потому мы, вместо того, чтобы взять в одной точки груз и доставить его в другую, носились взад перед словно курьер пиццерии.

Вымотались все до предела, поскольку этот безумный марафон проходил в режиме нон-стоп. Я мудрил, пытаясь организовать посменное дежурство. Заставляя отдыхать стрелков, штурманов и водителей попеременно. В итоге за последние семьдесят два часа, сам проспал не более десяти. Радовало одно, Орлин был последней промежуточной точкой перед возвращением на землю. Тем более, что срок нашего возвращения домой не был определен командой с верху. Это означало, что в Орлине мы могли провести сутки, а то и двое.

То, что впереди нас ждет заслуженный отдых, придавало нам силы на последних километрах пути. Был полдень. Солнце палило изо всех сил, пытаясь расплавить бронированные борта наших машин.

Дорога была знакомой. Сначала нам предстояло проехать под скоростными эстакадами, на которых навсегда замерли сотни брошенных машин. Этот этап дороги был самым простым. Тропа среди ржавеющих скелетов застывшего автотранспорта была знакома нам как пять пальцев.

При въезде в город обычно начинались проблемы. Почти каждый раз нам приходилось пробиваться через завалы, образованные обрушившимися зданиями. Окраина города была подчистую уничтожена пожаром, и поэтому обветшалые и истерзанные огнем здания постоянно осыпались.

Дорога, по которой мы последний раз въезжали в город, на сей раз была перекрыта осевшей пятиэтажкой. Пришлось останавливаться и выходить из машин. Беглый осмотр показал, что штурмом завал не преодолеть.

Поехали искать объезд. Окна пришлось закрыть, поскольку летящие из- под колес пепел и сажа подымались сплошной стеной. Видимость была настолько ужасной, что ведомому приходилось идти по габаритным огням первой машины.

Сунулись в один проезд, показавшийся перспективным, и почти сразу же выскочили из зоны пожара. Все с облегчением перевели дух. Тыкаться, как слепые котята, до самого вечера не хотелось никому. Места были конечно незнакомыми, но, оказавшись в городе, мы уже не боялись заблудиться. Вильнув раз, другой, мы наконец таки выбрались на знакомую дорогу.

Настроение у команды поднималось с каждым пройденным километром. Город не мог своим мрачным давящим видом нагнать подобающую месту тоску и ощущение безнадежности. Из динамика рации послышались шутки и смех. Между экипажами незаметно затеялась игра. Экипажи по очереди ставили миди минусовки популярных песен, а оппоненты должны были угадать произведение. Вот такая вот передача «Угадай мелодию» на колесах. Дисками запаслась Маринка, поддерживающая имидж массовика затейника и души компании. Веселье набирало обороты. Впереди нас ждал песчаный берег и теплое море. Вкусная еда, и самопальное виски деда Кирилла – смотрителя станции. И, самое главное, отдых.

Поначалу я поддался атмосфере общего веселья, даже сонливость отступила. Но в очередной момент меня вдруг охватило смутное предчувствие.

Отобрав рацию у разошедшегося Генчика, временно исполняющего в моем экипаже обязанности водителя, я приказал прекратить веселье.

Мариша тут же назвала меня букой и пообещала на меня обидеться, если я не передумаю. Но настаивать на своих требованиях не стала.

Прошло пять минут, потом еще пять. Я уже начал подозревать себя в обострившейся на фоне переутомления мании преследования, когда грянул гром среди ясного неба.

Откуда- то слева раздался хлопок, который я ни с чем бы не перепутал. Так может звучать только подствольный гранатомет.

Еще не до конца осознав, что происходит, я заорал в рацию:

– Вспышка слева!

Остаток моей фразы потонул в грохоте взрыва. Уши заложило, а машину основательно тряхнуло. Гад стрелял на редкость точно. Граната взорвалось в аккурат перед передним колесом. Бронированная покрышка, рассчитанная на попадание десятка пуль, не выдержала подобного обращения. Точнее говоря, она попросту разлетелась в клочья. Благодаря бога и добростность машины, в следующую секунду я уже выпрыгивал в открытую дверь машины, крича на обалдевшего Генчика:

– Гони, к домам! В укрытие!

Юрка, управляющий второй машиной, среагировал молниеносно и грамотно. Его джип, взревев мотором, резко рванул вперед, объезжая подбитого собрата. И скрылся во дворе ближайшего дома. Генчик, борясь с вышедшим из- под контроля железным конем, высекая снопы искр из асфальта голым диском переднего колеса, старался повторить Юркин маневр. По корпусу машины щелкали пули.

Я понимал, что еще один удачный выстрел из гранатомета, и джип встанет. И еще я понимал, что сколь надежной ни была бы броня, оставлять товарищей в неподвижной консервной банке мне не хотелось.

Подняв голову я посмотрел в сторону, с которой велся огонь. Нападавшие расположились на руинах дома, возвышавшегося в стороне от дороги на небольшом холме. Мои худшие опасения тут же оправдались. Фигура, закутанная в невообразимое тряпье, занималась тем, что перезаряжала подствольник. Еще пятеро с энтузиазмом палили в уползающий джип. Я вскинул руку с пистолетом. На защитном стекле шлема фигура врага с гранатометом подсветилась красным цветом, указывая на то, что зона прицеливания совпала. Я вдавил спусковой крючок. Пистолет-пулемет разразился сухим стрекотом. Пули одна за другой плотным потоком устремились к цели.

Расстояние в сто метров дистанция отнюдь не для пистолетной стрельбы, но своей цели я все же достиг. Одна или несколько пуль попали гранатометчику в ноги, подрубив его как подкошенного. Он театрально взмахнул руками, роняя ствол. Опять послышался хлопок от самопроизвольного выстрела упавшего гранатомета. На счастье нападающих граната ушла далеко в сторону, а не врезалась в стену ближайшего дома.

Вспомнилось наставление для американских пехотинцев: «Старайтесь не держать гранатомет на боевом взводе, когда находитесь в не в зоне боевых действий. Случайное движение может привести спусковой механизм в действие, что сделает вашу фигуру непопулярной среди товарищей». Посмеяться над своей собственной шуткой я не успел. Стрелки, забыв о джипе, полностью переключили свое внимание на мою персону.

Перекатившись в бок, я спрятался за небольшой бетонной тумбой, в прошлом возможно служившей клумбой. Пули щелкали по моему укрытию, щедро осыпая меня бетонным крошевом. Я сжался, стараясь сгруппировать свое тело таким образом, чтобы оно не выступало ни одной свое частью из укрытия. Как ни крути в такой ситуации дорожишь не только жизнью в общем, но и любой конечностью в частности

Находиться под обстрелом, скажу я вам, довольно таки не приятно. В этот момент отчетливо понимаешь, сколь тонкая грань отделяет тебя от смерти. И насколько хрупка ваша жизнь. В принципе вы сами можете испытать подобные чувства, посетив хотя бы одну пейнтбольную баталию. Особенно ярко оно проявляется у новичков. Представьте, вы впервые взяли в руки подобие оружия, и, возомнив себя героем боевика, рветесь в атаку, представляя как будете косить противника штабелями. И в тот самый момент, когда вы только высовываетесь из укрытия, в маску вам бьет шарик с краской, выпущенный чуть более опытным или же более удачливым противником. И все, вы уже вне игры. В полном разочаровании покидаете поле боя. Если у вас в голове находится достаточное количество мозгов для комплексного анализа жизни, вы начинаете осознавать, что подобное зачастую происходит и в обычной жизни, в тех местах, где происходят боевые действия. И тогда, вам, наконец то, становится страшно. Бах, и человека нет. Не успел моргнуть глазом, и ты уже мертв.

Конечно, азарт игры снова захватывает тебя, и ты опять рвешься в бой, сея вокруг себя шарики с краской. Но где- то в глубине души, чувство скоротечности и неотвратимости смерти остается с тобой навсегда. И впредь, глядя на экран кинозала, наблюдая за очередным удалым киногероем, с легкостью уничтожающим десятки врагов, ты уже понимаешь, какую чушь тебе показывают.

Естественно, данный способ действует только на тех, кому посчастливилось избежать все это по-настоящему.

Я бы конечно мог признаться, что мой первый опыт боя прошел на заброшенном заводе посреди мирного города, и над моей головой свистели не пули, а шарики, выпущенные из маркера. Да только за последние несколько лет моей новой работы я успел побывать во стольких переделках, что мое стыдливое признание уже попросту не имело бы смысла. Бесстрашным рейнджером я, конечно, не стал, но человеком опытным стал несомненно.

И вот я лежал за клумбой, ежась под градом бетонных осколков, и мечтал только об одном, чтобы экипаж первой машины поскорее вступил в бой. В тот раз стрелком во втором экипаже был Виталик. Как впоследствии показало время, он был не сильно хорошим человеком, но вот солдатом он был далеко не плохим. Первая же очередь из его автомата сбила с ног двоих нападавших. И отвлекла их внимание от моей персоны.

Оставшиеся враги кинулись врассыпную, ища укрытия. Я наблюдал эту картину краем глаза, одновременно несясь со всех ног к ближайшему дому.

Нырнув в зияющий пустотой дверной проем, я, не останавливаясь, рванулся через полуразрушенную постройку, стремясь зайти в тыл нападающим. С улицы доносились редкие выстрелы. Видимо противники перешли от тактики блицкрига к позиционной войне. Виталик огрызался короткими очередями, но, судя по всему, на более активные действия с его стороны рассчитывать не приходилось. Атакующие вели прицельный огонь по его укрытию, не давая моему стрелку поднять головы. Бедняги и не подозревали, что действуют согласно отработанному и откатанному на неоднократных тренировках сценарию. Нашему сценарию. Виталик нарочно не менял позицию, хотя мог бы и отступить, подзадоривая этим противника. В это время Маринка должна была занять удобную точку для стрельбы из снайперской винтовки. Мои же действия тоже входили в схему. По возможности я должен был локализовать противника, отрезав ему путь к отступлению.

Грохнул выстрел крупнокалиберной снайперки. И одновременно с позиций врага донесся предсмертный крик, переходящий в хрип. Виталик, воспользовавшись замешательством, сменил позицию, и, поймав на мушку очередного агрессора, выпустил длинную очередь. Раздался еще один вскрик. Ситуация была переломлена в корне. Оставшиеся, в количестве двух человек, враги побежали. Вернее побежал один. Раненый мною гранатометчик только то и успел, что попытался отползти за верхний край развалин. Пули, выпущенные из автомата Виталика, и тяжелые заряды снайперской винтовки Марины, пригвоздили его к земле, прервав неудачную попытку.

Я замер, затаившись на противоположной стороне дома, который успел пробежать насквозь за те секунды, которые шел бой. Сердце буквально вылетало из груди после такого спринтерского броска по пересеченной местности. Дальше за холмом, с которого нас атаковали бандиты, была открытая местность. Возможно, раньше это был бульвар или площадь. Теперь же передо мной раскинулся обширный пустырь, гладь которого нарушали только остовы нескольких машин. Путь неудавшегося разбойника пролегал как раз мимо угла дома, за которым затаился я.

Враг выскочил буквально в паре метров от меня. Я уже хотел спустить курок, но, увидев лицо беглеца, замер не в силах что-либо сделать.

Передо мной стояла Инга – дочка деда Кирилла. Девушка дернулась, пытаясь навести на меня оружие. Я оказался быстрей. Схватив автомат за разгоряченный ствол я резко отвел его в сторону. Короткая очередь ударила в стену, нещадно кроша кирпич. Патроны в автомате кончились почти сразу. Поняв это, девушка бросила бесполезный теперь автомат, и, отскочив от меня на шаг, выхватила нож. Только тут я понял, что она не узнает меня. Лицо было скрыто темным зеркалом защитного стекла. Я рванул с головы шлем, бросив его на землю.