Здесь можно пройти только раз

– А что, дядечка, посмотреть тот пароход сухопутный можно?

– Чего ж нельзя. Слышишь гул далёкий?

– Слышу…

– То дорога чугунная, с повозкой паровой и есть.

Отец, что рядом сидел, до того тихо, здесь молчать не стал:

– Ишь что надумал! А рванёть, как бочка с порохом?! И в гроб положить неча будеть?! Мать-наша-Заступница… И думать не смей – засеку!

Мастер улыбнулся одними уголками рта, глядя мальчишке в глаза.

– Сыну супротив отцовой воли идти никак неможно. То верно. Отдыхайте, православные, после трапезы, с дороги-то…

И, глядя на Алёшку, вроде как веком так, легонько, дрогнул. Подмаргнул. Никто и не заметил. Окромя Алёшки одного.

После обеда, то известно, сон – первое дело. Да только, кто же спать по юности будет!

Подождал Алёшка, покуда отец с мужиками носам песню обычну затянули, да пошел побродить вокруг-то.

Обошел трактир. Конюшни. Постройки. Вот уж огороды. А там дале – лес с просекой. И гул оттуда так и манит, словно голос русалкин. Всё ж возвернулся…

Тут, подростков-погодков ватага, местных. Ничего, по глазам не злые, а так, веселые просто.

– Эва! Ты что ль, с мужиками приехал, что во дворе на телегах дрыхнут?

– Ну, я…

– Айда с нами, на паровую коляску глядеть!..

– Далече, небось …

– Да не трясись ты, враз обернёмся. Одна нога здесь – друга там!

– Твои еще и второй сон не досмотрят, а мы уж снова здеся будем.

И боязно Алёшке без отцова дозволенья, а посмотреть охота. Когда еще такое увидишь! Шутка ли! Первая во всей Рассеи самоходная паровая телега! Да еще и дорога у ней какая-то особая. Всю жись пересказывать можно!

Главное, страх свой людям чужим не показать. Мы, мол и сами – с усами. Да на годик-другой постарше буду. Невместно сумлеваться эдак.

– Што же, ежели близко, так можно было б и глянуть, – не теряя достоинства, степенно, произнес Алёшка. Пояснил еще деловито, совсем, как взрослый:

– Времени терять неохота. Упряжь кое-где поправить надо. Бате подсобить.

Ребята на то улыбнулись легко, беззлобно:

– Вестимо, успеешь с упряжью, раз тако дело…

Украдкой прошли обратно на зады постоялого двора, также тихо – снова мимо новых ворот конюшни, через скотный двор, с курами и утками, сквозь огороды с картошкой да свёклой. И вот снова – тот же лес еловый, обступает. И просека дале. По ней и двинулись.

– Нешто там драгун нет? Али другого какого охранения? – спросил, шагая среди ребят, Алёшка. Вроде как небрежно.

Те удивились:

– Какие ж тут те – сторожа? Чай, не цари ездют…

Вышли меж делом за поворот просеки. А тут сбоку – уже заруб другой, и скрозь него – насыпь идет, как вал городской. Теряется за новым поворотом.

Эко диво! Такого Алёшка сроду не видывал. И впрямь, дорога из железа!

Докуда видать – лежат на насыпи той, толстые железные брусья прямые. Черные. А меж ними поперёк – как поленья, брусья деревянные – размерами помене.

Будто забор какой диковинный собрали, да положили наземь. Чудеса, да и только!

Тут вдали птицы над лесом взвились. И дым белый, будто пожар. Только не бывает таких пожаров. Видно, с одного только места дым идет. Да вот незадача – место – тож движется, будто печь какая на катках едет! Да сколь быстро! Небывалое!

А может, просто всё? На телеге что горит, да лошади испужались и понесли?! А гул тогда откуда?

Гул, сначала тихий, становился меж тем все громче и громче. Переходил уже в грохот. Стали слышны в нём разные оттенки. Как в оркестре полковом. Алёшка раз на Пасху на ярмарке видал.

И земля, опять же. Думал, померещилось, вначале. Ан, нет. Дрожит земля-то! Всё сильнее, да сильнее. А забор тот железный вроде как поёт тоненько. И вот, знаешь ведь, что то – повозка, людьми созданная – паровая, безлошадная. О которой мастер на постоялом дворе во всех подробностях сказывал. А всё ж одно – боязно. Страх так и берет. Хоть и не один Алёшка здесь, с робятами, а всё одно!

И вот из-за поворота, будто какой змей сказочный огнедышащий, и впрямь выскочила телега и понеслась по той дороге из чугуна. К ребятам навстречу.

Те от насыпи аж отступили на шаг. И впрямь – диво дивное!

Скорость мож и обычная, лошадная. Да только лошадей впереди никаких запряжённых нет!

Теперь уже видно было всё хорошо. Повозка не повозка, а как бочка железна на железных ж колесах, как на ободах.

«Точно Емеля на печи едет», – подумал Алёшка.

Да только, не в сказке он. Да и – глаза, чай, не обманут.

По бокам бочки ходуном ходили палки, как оглобли. Оглобли те крепились к колесам.

Вот он, небось – «котел». Только «котел» энтот не чугунок вовсе, в каком бабы щи варят.

И впрямь, «котел» с колесами схвачен. Не соврал, гляди, мастер.

А над всем этим труба длиннющая, высоченная. Только опять, гляди, железная. Дым белый, тугой. Так и валит, так и валит! Цельна туча от повозки вверх расходится, кудрявится. Тает медленно.

Это сколь же дров нужно? Такую махину топить. Чтобы пар поршни те в печи толкал. Чтоб повозка силу имела себя везти, да позади себя чего.

За волшебной телегой железной и впрямь цельный обоз шел пристегнутый. Несколько одинаковых открытых телег других. Горкой была погружена в них порода. С рудника, видать. А сразу за бочкой железной – площадка с невысокой огородкой. Навродя запяток у колясок барских. И на площадке той – человек стоит в картузе, за рычаг держит! Возница, видать. Сразу за спиной у него шла первая телега, поменьше – с дровами…

Полминуты не прошло, как всё с грохотом пронеслось мимо. Скрылось за поворотом.