Обратно на север. Кровавой поступью

Обратно на север. Кровавой поступью
Антон Ерохин

Цикл романов Антона Ерохина «Кровавой поступью» и первый путь лежит «Обратно на север».На полях черных зим магия потерялась в тумане невежества и запретах религии, последователи светлого ордена придавали забвению всех, кто мог хоть как-то подчинить себе силы природы. По прошествии множества лет великую империю разрывал революционный зверь. На фоне народного безумия мелкая кража брошенным камнем увлекла за собой сель, погребая под ним еще большее количество жизней. Отряд наемников, устав от крови, решает вернуться домой, но их возвращение приобретает окрас выживания. На протяжении всего пути переплелись дикой лозой все человеческие черты и их последствия.Дорога домой через тернии рока становится сложнее с каждой пройденной милей. Ворлай с отрядом неустанно смотрит на север, и в этом пути, мало хороших лошадей и погоды, в их случае необходимо большое везение. Везение порой бывает главным залогом победы.

Антон Ерохин

Обратно на север. Кровавой поступью

"Наследие проклятых"

Наследие проклятых

Город бился в агонии, задыхаясь и корчась от пожаров. Глох от отчаянных воплей побежденных и содрогался от диких криков победителей. В облаках черного дыма возвышался последний оплот обороны. Цитадель была окружена войском светлого ордена. Отряд защитников города, был сметен вместе с баррикадами на подступах к малой крепости. Подобно нетерпеливому хозяину таран и топоры начали усердно барабанить в ворота. Воины подбадривали друг друга: «эх, братцы поднажми!». «Нам бы до заката справиться», «сильнее, сильнее, золото ждет», «набьем мошну, да по домам». Из всех столпившихся у барбакана, никто не обратил внимание на еле различимую фигурку, стоящую на зубце башни цитадели. Едва различимый человек, проделывая пассы руками, словно восточная танцовщица. С башни подхваченные ветром и смешавшись с витающей золой, на воинов подали семена. Человеку в данный момент нужно было только время, и чем больше врагов, тем лучше.

Издав протяжный скрежет, ворота подались. Таран откатился, и к работе с бравыми криками приступили солдаты с тяжелыми топорами. От ударов тяжелых топоров – щепки и брань разлетались по сторонам. Створы рухнули в проход. Поняв облако пыли. В проём бурным потоком ринулись рыцари.

На малой площади их встречал генерал Кэшик, босой, в простой льняной рубахе и широких штанах. На груди поблескивал самоцветами золотой медальон начальника личной гвардии каана Катакара. Он последний, кто еще мог крепко сжимать меч. Генерал был лучшим фехтовальщиком на этой стороне света, и свою судьбу он встречал с двумя тяжелыми рапирами.

Первого из солдат он подсек под колена, оттолкнул вопящего бедолагу на бегущего рядом. Следующий получил клинок в распахнутый рот. Третьего он сразил, ткнув поверх щита. Разрезанная яремная вена выбила фонтан крови. Кэшик крутился, как заведенный, рубил и колол, бил и толкал. Но как ни был он искусен в умение убивать, врагов оказалось слишком много.

Солдаты, пришедшие в себя от гостеприимства генерала, обступили его, закрывшись строевыми щитами. Измотанный и раненный, Кэшик стоял, прижатый к стене, пошатываясь ругался, осыпая проклятьями.

– Генерал! – властный голос донёсся из-за щитов. – Генерал! Сегодня прекрасный день, вы согласны?

– Не было еще такого дня, вы правы, – отозвался Кэшик. Голос – был ему знаком – он слышал его на приеме у короля Крула Хромого. Голос принадлежал одному из сильнейших магов, кто возглавлявшему Орден света. Голос принадлежал страшному, безжалостному человеку, с сильным характером и несгибаемой волей.

Опустив клинки и перестав озираться, Кэшик выпрямился. Придав твердость дрожащему от бессилия голосу, он спросил: – Ты тот, кто дарует мне освобождение?

– А вы хорошо говорите на общем языке, генерал, – весело отозвался голос, – Но нет. Я скорее тот, кто дарует тебе бесконечность! –Слова сплелись с треском арбалетов. Пронзённый Кэшик опустился на колени, в глазах застыло изумление. Губы шевелились, надувая кровавые пузыри и выпуская сдавленное хрюканье. Сильный удар ногой отправил генерала в грязь.

Сводчатый главный зал с массивными колоннами, исчезал в кромешной тьме. Вдоль полуосвещенных стен рядами сидели беременные женщины, свет факелов играл на их безразличных лицах. Взгляд цеплялся на замысловатые письмена и символы исписывающие стены. А пол бороздили многочисленные канавки, глубиной и шириной не больше медной монеты. Магическая тишина нависала тяжелой плитой, давила на сознание, поглощающая любой звук. Солдат эта картина обескураживала, их медленно обволакивал страх неизведанного.

В зал вошёл главный маг ордена, рыжеволосый крепкий, высокий мужчина. Золото доспехов переливались в свете факелов, белый длинный плащ, был заляпан грязью и кровью. Братислан, самый могущественный и опытный боевой маг, бесстрашно шагал через безмолвную залу. Действие защитных заклятий Катакара слабело, темная магия, пропитавшая все, служившая скрепляющим раствором для этой башни, таяла. Лишь заклятие безмолвия еще крепко вцепилось в эти стены и доставляло солдатам беспокойство. Но у Братислана эта мелкая шалость вызвала лишь кривую усмешку.

Пройдя безжизненные коридоры и лестницы, Братислан вышел на крышу башни цитадели, где в уши ударили звуки захваченного города. Нос наполнил едкий запах горящих домов и сладковатого жареного мяса. Глаза заслезились от солнечного света и дыма. Маг резко тряхнул головой, приводя себя в чувства. Смахнул проступившие слезы. Словно сквозь пелену воспаленные глаза различали фигуру, стоящая у парапета – она заложила руки за спину, мерно покачивалась из стороны в сторону в такт непонятному звучанию. Человек, в длинном черном одеянии, украшенном замысловато вышитыми письменами, перестал раскачиваться и произнес:

– Друг мой, как я долго тебя ждал.

Маг ответил сдержанным кивком.

Фигура резко обернулась и, широко улыбаясь, раскинула руки в приветственном жесте. Братислан отступил, само собой в руке мага загорелся пламенный шар.

– Ты не слишком сильно рад меня видеть, друг мой? Для того, кто преодолел такой путь, ты должен быть более дружелюбным. – Человек широко улыбнулся, приглашающим жестом указал на стол, подготовленный для чайной церемонии.

Братислан ухмыльнулся, резко одёрнул руку, и огонь исчез.

– Не хотел заставлять тебя ждать, – сказал маг, похлопывая себя по ноге, – возраст, да колени, проклятые колени.

Стол для чаепития оказался неповторимым шедевром какого-то мастера. Черное каменное плато, отполированное до зеркального состояния, поддерживали вырезанные из красного дерева четыре женские фигуры. Идеальная детализация восхитила Братислана. В кресле из переплетённых стеблей расположился Катакар. Идеальные черты лица, короткостриженые каштановые волосы, убранные на левый пробор. Колдун приветливо улыбался, демонстрируя белые острые зубы. Рука с длинными ухоженными пальцами указывала на свободное место. Рядом с Катакаром возникла молодая женщина в широком гредринском платье. Братислан огляделся и опустился в кресло, от внимания мага не ускользнуло, что юная особа тоже была в положении. Женщина начала свою церемонию, ее движения были выверены и согласованы, грация движений вызывала восхищение. В минуты безмолвия, которые изредка прерывались безнадежными стонами взятого города, присутствующих обволакивало звенящее напряжение. Ритуал был завершен, её украдкой брошенный взгляд был уловлен хозяином. Его голова качнулась, этот жест был чем-то вроде разрешения. Она направилась к парапету, поднялась на зубья. Ненадолго застыв на краю, бросила взгляд на Братислана, нежно улыбнулась и шагнула в пустоту. Крик, который подхватили кружащие вороны, оборвался глухим стуком.

Маг неодобрительно покачал головой, взял чашку, звякнув о край массивным перстнем. Цветочно-пряный аромат чая смешивался с запахами едкой гари, принесенной ветром.

– Чай прекрасен. Жаль, что мастер так неожиданно нас покинул, – пробасил Братислан, с наигранным наслаждением делая очередной глоток.

Шум города доходил сюда гулом далекого прибоя. Катакар, вольготно расположился в кресле. В глазах мелькнули искры, как у человека, знающего секрет.

– Что дальше, друг мой, чем закончится этот день? – Глаза двумя безжизненными кусочками шпинеля поблескивали в лучах заходящего солнце. Допив чай, Катакар сложил руки на груди и испытующе взглянул на собеседника.

Уличная шумиха перекатилась в другую часть города. Мародерства и грабежи, насилие и убийства долетали до собеседников настойчивым шумом летнего дождя.

– Все кончено, – буднично бросил Братислан, допивая чай. Поморщился от очередного дуновения. Пристально глянул через край чашки, аккуратно поставил ее на стол. – Ты сегодня умрешь.

Катакар, улыбнувшись, поднялся, небрежно смахнул замявшиеся края рукавов. Подойдя к парапету, вновь заложил руки за спину, начал мерно раскачиваться, разглядывая руины своего могущества.

Закатное солнце прощальными лучами проблескивало средь стволов редкой рощицы. «Закат моей эпохи», промелькнуло в голове колдуна. Вороны в ожидании пирушки кружили над городом. Призывно каркая, опускались там, где ревущее пламя переходило в тихое тление. Крысы, падальщики и дикие псы – вот новые властелины этого края. И все, что положено на алтарь созидания, сейчас разлетается пеплом.

Весь пройденный путь от придворного книгочея до великого императора, теперь звучал эхом забытой баллады. Усталая улыбка тронула уста Катакара, в памяти радугой проносились воспоминания. Нежный дурман рисовал картину прошлого; юноша с большим талантом и непомерными амбициями, еще неуверенный, переступает с ноги на ногу перед своим господином. Хотя имя этого правителя уже давно было стерто из памяти. – «За все эти годы было стерто слишком много имен. И за это, по воле каких-то богов, мой город был предан огню».

Лицезрея своё истязаемое дитя, Катакара всё больше поглощало чувство отцовского отчаяния. Он уже не мог защитить этот город – город, который был для него любимым ребенком. Колдун долгие годы с трепетом возводил его, не жалея ни средств, ни времени. Последнего у него было в достатке, ведь там, где сейчас догорал его дом, был источник его силы, благодаря которому он смог так долго жить. Пожарища и крики будоражили, пробуждая бесполезный гнев. Бессилие давило на плечи, горечь сожаления опалила горло. Мертвыми истерзанными телами, лежавшими повсюду, строениями, покоящимися в руинах, или горящими столбами подпирающими небо, писались последние строки его истории.

Катакар шумно выдохнул. – Ты слишком высокомерен, но так близорук. Твое упорство и тщеславие достойны уважения, таких высот достиг мальчик – книгочей. Браво, – колдун отвесил поклон. – Я помню те времена, а ты?

Братислан качнул головой, он помнил, хотя это хотелось забыть. Колдун продолжал.

– Первый из сильнейших, первый из богатейших, первый из влиятельнейших. Но …, – он обернулся, выдержал паузу, всматриваясь в самодовольное лицо Братислана, заключил, – Но второй – в остальном.

– Второй?! – взревел маг и вскочил с места. Кресло отлетело. Ударил обеими руками в столешницу, подался вперед, – Второй?!! – На висках синими узорами пульсировали проступившие вены, серые глаза потеряли цвет, впившись в Катакара булавками зрачков. Кожа пошла багровыми пятнами, с каждым новым криком в стороны разлеталась слюна. Маг, словно заговоренный повторять: «Второй, второй!». Братислан схватил стол, с которого веселым перезвоном полетела посуда, а сам столярный шедевр был сброшен вниз.

На лице Катакара продолжало играть дружелюбие, что еще больше разжигало гнев его визави. Братислан широкими размашистыми шагами приблизился к обидчику. Схватил его за грудки и поднял, вся его мощь пылала оттенками безумия:

–Теперь тебе нравится смотреть на меня свысока? – Он тряс колдуна. – Я первый, я! Сейчас ты проникнешься своим ничтожеством, червяк! – и он отшвырнул Катакара.

Полет колдуна был не долгим, гулко ударившись о камни, Катакар несколько раз перевернулся. Быстро встал, безуспешно попытался отряхнуть запачканную одежду.

– Раздавлю тебя, червяк! Сегодня конец всего твоего рода! Я предам этот город огню! Я буду преследовать все твое проклятое племя, пока не сотру в пепел все твое наследие! Где твое могущество, где твоя хваленая сила? Ты просто ничто! Я сотру даже воспоминания о тебе! – Братислан ревел подобно горной реке. Он протянул руки в сторону Катакара. Воздух дрожал как над раскаленным камнем и начал окутывать темного мага.

– Мое могущество в моем наследии, но как я уже говорил, ты не дальновиден, мой друг. И смысла в твоей сегодняшней победе не больше, чем, если бы ты и впрямь раздавил червя. – Катакар закашлялся.

Катакара сдавило исполинским объятием, дыхание стало прерывистым и свистящим. Воздух вокруг густел и тяжелел. Потребовалась уйма усилий, чтобы ненадолго сдержать этот чудовищный натиск. Губы Катакара зашевелились. Из ниоткуда появившийся шепот, набирая силу, оглушающим гулом прокатился по городу. Слова, которые он нес, скрежетом когтей о металл, царапали перепонки, проникая в сознания каждого: «Когда травяное море накроет покрывало черного снега, а гора Нам Ту зазеленеет и зацветёт, распустится огненный цветок, и своим пением Финист возвестит о моем возвращении, и вместе со мной прибудет вся Тьма – вы познаете всю ярость моего милосердия».

Братислан сильнее сжал кулаки. Гром голоса стих так же быстро, как и возник. Тело противника мягкой глиной в руках рассерженного мастера стало терять свои очертания. Кости хрустели и ломались, разрывая плоть, вылезали наружу жемчужными обрубками, Катакар медленно сползал, превращаясь в кровавое месиво. Некогда прекрасное лицо исказила гримаса боли и печали. Стиснутые зубы крошились, превращая улыбку в щербатую изогнутую дугу отвращения. Темно-фиолетовые глаза потускнели и лопнули, разлетаясь кровавой пылью. Великий черный властелин рухнул. Бесформенная груда тряпья, костей и мяса начала оседать, растекаясь лужей крови, внутренностей и их содержимым.

***

– Уделом любого павшего города становиться мольба о пощаде. Умываясь слезами и кровью, взывать о помощи к богам. И проклинать, всех тех, кто пришел с мечом к тебе в дом. Ведь какие бы не были добрые намерения у захватчиков, какие бы не были у них знамена, все всегда кончается именно так. Кровью и отчаянием. – Капрал повернул к себе чумазое мальчишеское лицо, поцеловал по-отцовски в лоб и швырнул голову обратно в кучу.

Капрал Странхо, бешенный пёс его преосвященства, любимец выполняющий особо грязные дела. И в данный момент он пребывал в прекрасном расположении духа, беседуя с отрубленными детскими головами, ожидая команды. Братислану очень помогали две яркие черты этого человека. Первая – Странхо не испытывал каких-либо чувств. Страх, жалость, любовь, ненависть – они были чужды ему, он был истинным лицом веры, карающим мечом инквизиции. Вторая – умение выслеживать. Как бы далеко не был искомый человек, капрал мог его найти.

– Капрал! Сюда! – Прокричал солдат, размахивающий руками в проеме цитадели.