– Что ж, понимаю. Только одно маленькое уточнение, Кирилл, – кивнув, тихо проговорил отец Михаила. – В Классах курсы не делятся на годы обучения.
– Как это? – удивились мы с Мишкой.
– Просто, – усмехнулся Иван Федорович. – При создании Воздушных классов за основу была взята система обучения, принятая в Кронштадтской навигацкой школе. Один курс включает в себя некоторый список общих и специальных дисциплин. Никаких «основ», «начал» и прочих вводных предметов, никакого разбиения по годам обучения. Каждая дисциплина дает полный набор необходимых знаний для будущих «китоводов». Когда курсант третьего класса сдает экзамены по ним, он переводится во второй, где изучает уже совершенно иной набор предметов. Ну а закончив первый класс, курсант получает лейтенантские погоны и отправляется по месту службы офицером Военно-воздушного флота. Время обучения не лимитировано, хотя, конечно, держать курсанта в одном классе по десятку лет никто не станет.
– То есть вы хотите сказать, что, отправившись в Китеж, Михаил пробудет там не год, а больше? – удивился я. Да и Мишка, признаться, тоже выглядел ошеломленным от таких новостей.
– Именно, – кивнул Иван Федорович и, повернувшись к сыну, улыбнулся. – Так что придется нам с тобой покопаться в программах обучения и постараться подобрать дополнительные предметы так, чтобы по возвращении тебе не пришлось догонять своих однокурсников по десятку дисциплин разом.
– Ох! – Михаил хлопнул себя ладонью по лицу.
– Ну-ну… Зато изученные в Классах дисциплины в училище тебе сдавать уже не придется. Оценки по ним, полученные в Классах, сразу пойдут в итоговый лист, – подсластил пилюлю старший Горский.
– Дела-а… – протянул Михаил.
– М-да. Тем более в Китеже мне сейчас точно не место, – заключил я.
– Добро. Я понял, что ты от своего не отступишься, – кивнул Иван Федорович. – И готов оказать помощь, но… Кирилл, студенческий клуб, ни один, подчеркиваю, не станет заступаться за чужого. Так что если хочешь поддержки от студенческого братства и соответственно студенческого совета, придется вступить в один из наших клубов.
– Это накладывает какие-то обязательства? – поинтересовался я.
– Посильная помощь клубу и его членам, – пожав плечами, сообщил старший Горский и, заметив мой взгляд, усмехнулся. – Не волнуйся, никто не станет требовать от тебя чего-то запредельного или… недостойного. Михаил, принеси Кириллу устав нашего клуба. Пусть ознакомится.
– Сейчас.
Мишка сорвался с места, и уже через пару минут передо мной лежала небольшая книжка, солидная такая, с золотым обрезом, в обложке из черной кожи с вытисненной на лицевой стороне буквой «В».
– Веди-клуб. В него еще мой прадед входил, – улыбнулся Иван Федорович, погладив книгу, и одним пальцем толкнул ее по столешнице в мою сторону. – Прочти. Тут немного. Будут вопросы – задавай Михаилу, а я, пожалуй, покину вас на некоторое время. Если задержусь, не разбегайтесь, дождитесь меня обязательно. Хорошо?
Мы с Мишкой кивнули. Дождавшись, пока Иван Федорович покинет гостиную, я погрузился в чтение устава. И чем больше я читал, тем больше мне нравилась эта идея.
Веди-клуб, как и здешние студенческие клубы вообще, не имел ничего общего с клубами по интересам, памятными мне по той жизни. Нет, я в них не состоял, но был наслышан. Здешние же студенческие объединения совсем другие.
Во-первых, в них входят студенты из разных университетов и их подразделений в пределах одной страны. Связи между клубами разных стран… не приветствуются.
Во-вторых, главы клубов в каждом учебном заведении входят в студенческий совет, или как его еще называют, Собрание нижней скамьи, которое участвует в управлении университетом наряду с ученым советом, в свою очередь именующимся Собранием верхней скамьи и состоящим из преподавателей. Возглавляет этот «двуспальный» орган управления ректор. А контролирует их попечительский совет, в который могут входить лишь бывшие студенты конкретного учебного заведения либо его преподаватели… Получается очень замкнутая система, не приемлющая сторонних лиц.
В-третьих, основной смысл студенческих клубов здесь – это связи… Студенты и курсанты, входящие в один и тот же клуб, всегда могут рассчитывать на помощь собратьев как в пределах учебного заведения, так и в обычной жизни. И клуб – это навсегда. Независимо от того, учится его представитель или давно закончил обучение, он остается в составе клуба до тех пор, пока сам не объявит о своем выходе и не положит свой перстень на стол в зале собрания, где был когда-то принят в братство. Есть еще один вариант… из клуба могут исключить за недостойное поведение. При этом само понятие «недостойного» трактуется весьма широко. Так, например, осужденные за кражу, убийство, разбой, мошенничество, измывательства[4 - Сюда включаются не только физические и психические пытки, но и изнасилования. Это одна из самых «тяжелых» статей уголовного законодательства Русской конфедерации. Всегда квалифицируется как умышленное действие, не предусматривает смягчающих обстоятельств.] и работорговлю исключаются из состава клуба без всяких условий. Хотя убийство на дуэли в этот список не входит. И даже если выжившего участника посадят, из клуба он не вылетит. А вот «севших» по политическим мотивам исключают лишь в том случае, если для своих противоправных действий они пользовались предоставленными клубом ресурсами… или вели агитацию среди членов клуба. Но в этом случае даже приговор суда не нужен. Собрание клуба выпихнет такого баламута, как только он попытается привлечь к своей деятельности хоть одного члена клуба. Болтать – пожалуйста, сколько угодно. А вот делать из клуба политический кружок не стоит. Последнее правило, как я понимаю, из новых… Ну, точно. И введено оно было в год, когда Московское княжество подавило восстание восторженных идиотов, возмечтавших о всеобщем равенстве и решивших пойти по стопам французской революции.
М-да, очень подробный документ. Тут даже понятие клубной тайны имеется. Единственное, чего я не нашел в книге, это условия вступления. А хотелось бы. Прочитав эту книжицу, я заимел серьезное желание вступить в клуб. Полезная штука!
Но тут меня просветил Михаил, до этого сидевший в кресле тихо, словно мышь. Я захлопнул книгу и, повернувшись к приятелю, потребовал объяснений. И получил их.
– Есть два типа вступительных испытаний, – проговорил он, и в тоне Михаила я расслышал недовольные нотки. – Первое… самое распространенное. Задание клубного собрания. Не унизительно, но неприятно, поскольку всегда связано с нарушением общественного порядка. И хорошо еще, если в самом университете, там преподаватели готовы к подобным выходкам, поскольку все клубы проводят прием неофитов примерно в одно и то же время. А вот если в городе… ну, от городовых придется побегать точно. Собственно, основная задача не столько сотворить что-то эдакое, сколько не попасться и не проболтаться о том, какое именно братство выдало задание. В последнем случае дорога в клубы будет закрыта навсегда. Болтуны никому не нужны. Но в твоем случае, скорее всего, будет второй вариант… Хотя и первый не исключен.
– И что же это? – спросил я. Носиться по городу по такой холодине, для того чтобы сотворить какую-то глупость во славу клуба, мне совсем не хотелось.
– Удиви, – выдохнул Михаил.
– Не понял.
– Да чего тут непонятного? Нужно сделать или продемонстрировать что-то такое, что удивит клубное собрание. Что-то оригинальное и… небесполезное. Иными словами, требуется доказать клубу, что ты не серая посредственность, ищущая опоры, а способен и сам быть полезным своим собратьям.
– Поня-атно. – Второй вариант мне понравился намного больше. Осталась сущая мелочь… найти, чем я могу так удивить собрание. Артефакты? Мм… возможно. Возможно.
Нашу беседу прервал ворвавшийся в гостиную Иван Федорович. И был он не один.
– Ну что, господа курсанты-слушатели… все обговорили? – улыбнулся он и подтолкнул стоящего рядом рослого детину в классической «тройке» в нашу сторону. – Кирилл, мой сын уже знаком с сим молодым человеком. Думаю, тебе тоже это будет полезно… если я оказался прав и ты возжелал присоединиться к нашему братству. Впрочем, если даже это не так, знакомство все равно не бесполезное. Итак, знакомьтесь, глава Веди-клуба в штурманском училище Ладожского университета Гревский Нил Нилович.
– Кирилл Миронович Завидич. Рад знакомству. – Мы с Михаилом одновременно поднялись с кресел, и я отвесил гостю короткий поклон, одновременно окинув Гревского взглядом. Старший курс. Высокий, поджарый. Глубоко посаженные глаза, узкое лицо с резкими чертами. Ухоженные, хотя и совсем не густые, усы и бородка-эспаньолка. Строгий темный костюм… интересный тип.
– Взаимно, Кирилл Миронович, – мягко улыбнулся Нил и протянул руку.
Обменявшись рукопожатием, мы вновь разместились на своих прежних местах. Гревский устроился на диване. Об угощении хозяин дома, очевидно, успел распорядиться еще до того, как вошел в гостиную, поскольку не успели мы рассесться, как в комнату вплыла кухарка, тут же принявшаяся расставлять на столике между нами чайные принадлежности. А тем временем старший Горский принялся просвещать нового гостя о причинах столь поспешного приглашения.
Вот интересно, неужели Иван Федорович действительно был так уверен в том, что я решу вступить в клуб? Впрочем, а кто бы отказался? Перспективы, связи… помощь? Ну, чем смогу – помогу. Но ведь это правило работает в обе стороны, не так ли?
– Я понял, Иван Федорович, – выслушав хозяина дома, проговорил Гревский. Довольно резко сказал, между прочим. Нил перевел взгляд на меня и покачал головой. – Честно говоря, мне не по душе идея вступления человека в наш клуб, когда единственной причиной для этого шага является желание решить свои частные проблемы за чужой счет. Это…
– Стоп-стоп, – нахмурился старший Горский. – Кто говорит о решении проблем за счет ресурсов клуба? Кириллу…
– Позвольте мне, Иван Федорович? – остановил я хозяина дома. Тот кивнул. – Благодарю. Нил Нилович, я понимаю ваше возмущение, но оно лишь результат невольного заблуждения. Прошу вас, выслушайте меня, а потом… примите решение. Каким бы оно ни было, я не стану его оспаривать. Согласны? – Проговорив всю эту витиеватость, я глубоко вздохнул. Кто бы знал, где и когда мне пригодятся уроки риторики и этикета!
Гревский помолчал, смерил меня до-олгим взглядом и… кивнул. Ну, понеслась.
На объяснения у меня ушло около получаса, а в итоге…
– Ха, это будет интересно. Слушатель-заочник в студенческом братстве… По-моему, такого не было уже лет сорок, – усмехнулся Гревский и поднялся с кресла. – Что ж… завтра в восемь вечера состоится собрание клуба. Михаил вас проведет. Удивите нас, Кирилл Миронович, еще раз, и принятие в клуб у вас в кармане… Засим откланяюсь. Прошу прощения, Иван Федорович, что не могу задержаться. Время позднее, а сессии никто не отменял. Всего хорошего, господа.
– М-да, интересный рассказ. – Офицер отошел от окна и, взглянув на вытянувшегося по струнке визитера, стоящего в центре кабинета, кивнул: – Благодарю за информацию. Вы свободны, капитан, и… передайте мою благодарность вашим людям за проявленное участие. Их просьбы будут удовлетворены в обязательном порядке в ближайшее время. Я прослежу.
Тот щелкнул каблуками и, склонив голову в коротком поклоне, покинул кабинет начальника почти уставным шагом.
– Ох, уж мне эти «летуны» с их гонором. Как будто не под одним адмиралтейством ходим. Пф… – Хозяин кабинета покачал головой вслед закрывшейся двери и, шагнув к столу, вызвал секретаря: – Прикажи подать экипаж, хочу прокатиться за город.
– Будет исполнено.
Хозяин кабинета прошел к неприметной двери в углу кабинета и, отворив ее, оказался в небольшой комнате отдыха. Китель полетел на диван, скрипнули дверцы гардероба… а через четверть часа неприметный синий «Моран-V» уже вез одетого в цивильный костюм офицера по загородному тракту в сторону имения одного старого и надежного друга. Ну, в самом деле, не обращаться же к его сыну напрямую? Невместно.
Глава 5
Принять или не принять – вот в чем вопрос
Экзамен, законное «отлично»… и вперед, на встречу с Гюрятиничем. Как заверила Хельга, он сегодня должен быть в конторе. Хорошо еще, что от училища до Садовой можно пройти пешком минут за десять, иначе пришлось бы ждать трамвая, а из-за снегопадов эти трезвонящие вагончики напрочь забыли о такой вещи, как расписание. Брать же извозчика или «емельку»… ха, в припортовом районе проще нанять «селедку», чем найти такси.
Оказавшись на крыльце конторы, я стряхнул с фуражки и бушлата налипший за время прогулки снег и, сбив грязь с ботинок, открыл дверь в теплый, ярко освещенный холл конторы.
Хорошо, тепло… Скинув верхнюю одежду и оставив ее в небольшой гардеробной за низкой дверью в углу холла, я поднялся на второй этаж и, промчавшись по длинному коридору, на ходу приветствуя шастающих туда-сюда конторщиков, вошел в приемную перед кабинетом Гюрятинича.