– Эх вы, сыщик, простых вещей не знаете: фигуристам, участвующим в состязаниях, нельзя курить, лёгкие должны быть крепкими. Какие сигары.
– А вы, господин Куртиц?
– Что я?
– Предпочитаете папиросы?
Фёдор Павлович отчего-то смутился.
– Что скажут покупатели, если владелец фирмы спортивных товаров дымить будет, – сказал он. – Однако вкус сигарного табака почитаю.
– Сигару не раскуриваете?
В проницательность сыска Куртиц не поверил.
– Наболтали уже, – сказал он, выразив презрение к сплетникам. – Извольте, позволяю себе подобную слабость, когда один катаюсь по льду. Мороз и табак – приятное сочетание, знаете ли, особенно когда у табака сладковатый вкус. При чём тут сигары?
Вопрос Ванзаров спустил мимо ушей:
– Перед смертью ваш сын катался с барышней. Знаете, кто она?
Куртиц пожал плечами:
– К нему девицы так и липнут. Кто-то из общества. Какая разница.
– Вам знакома фамилия Гостомыслова?
Задумавшись, Фёдор Павлович сморщил бровь, глянул на Митю. Тот беззвучно подтвердил. Телепатическая связь между отцом и сыном.
– Ах да… Это же та самая московская генеральша, дочь у неё чудесно катается.
– Пригласили её на каток Общества?
– Приглашал. Да только получил решительный отказ.
– У Ивана Фёдоровича было при себе портмоне?
Раздражение выдалось игрой желваками.
– Скажи ему, – бросил Куртиц сыну.
– Батюшка подарил Ивану чудесное портмоне английской кожи с его вензелем, – ответил Митя так, будто не завидовал. – Иван им очень дорожил.
– Записной книжкой он пользовался?
Митя принялся разглядывать бумаги:
– В комплекте с портмоне.
– Вы по делу что разузнали? – не выдержал Фёдор Павлович.
Ванзаров позволил себе испытать терпение хозяина магазина до предела.
– Ваш сын приехал из Москвы утром в субботу, поселился в номере гостиницы Андреева, – сказал он, следя за движением лица Фёдора Павловича. – Приехал налегке, без вещей. Забрал костюм для состязания. Имел встречу с неустановленным лицом, от которого получил записку и сжёг её. После полудня пришёл на каток, переоделся в вашей комнате, упаковочную бумагу от нового костюма скомкал, бросил в угол, вышел на лёд и погиб.
Куртиц выслушал без эмоций.
– Отравил Ивана кто? – спросил он.
– У вас есть третий сын? – вопросом ответил Ванзаров.
– Ну есть… Кто вам сказал?
– Вы, господин Куртиц.
Фёдор Павлович выразил недовольство:
– Ещё в своём уме, ничего вам не говорил. Что за шутки?
– Вы сказали: «Каждый из сыновей». Если Дмитрий Фёдорович был один, вы бы сказали «оба сына». Значит, есть третий.
Куртиц глянул на чиновника сыска с уважением:
– Ишь какой прыткий. Алёшка тут ни при чём…
Митя молчал слишком старательно. Будто боялся проговориться.
– Где Алексей Фёдорович?
– Вот напасть. – Фёдор Павлович издал звук скользящего конька. – Он в Москве в Знаменском монастыре. Подался в трудники, чтобы потом в монахи. За что мне всё это? Сын погиб, другой от мира ушёл. Продам всё и уеду в Монте-Карло коротать деньки.
Митя молчал, стиснув губы ниточкой. Ванзаров подумал, что на юге Франции коньки не нужны. В казино с ними не пустят. Он нацепил на затылок шапку.
– Господин Куртиц, прошу проехать со мной.
– Ещё чего? Некогда мне.
– Это необходимо, – твёрдо сказал Ванзаров и добавил: – Мне открыла девушка…
– Моя дочь Настасья, – перебил Фёдор Павлович. – Служит у меня. Вроде секретаря. Толковая, моя кровь.
– Ваша горничная взяла расчёт после Рождественских праздников?
– Ещё чего. – Куртиц встал, потягиваясь. – Ушла в пятницу под вечер и загуляла. В доме бардак, приходится в ресторане Палкина всякой дрянью питаться. Куда прикажете, господин сыщик?
– В Юсупов сад.
– Надо же. Ну поехали. Митя, сбегай за извозчиком.