Тайны льда

Приказчик не слишком спортивного вида, одолевая шум, прокричал: «Что угодно-с?» Ванзарову было угодно, чтобы хозяин магазина обратил на него внимание. Хозяин был слишком занят: следил, как другой приказчик в защитных очках катал на каретке лезвие конька по абразивному диску, рассыпая искры. Станок, наверняка английский, визжал драконом, которому натуралисты рубят крылья, чтобы не мешал развитию эволюции.

– Господин Куртиц!

Мощный окрик пронзил иностранный шум. Куртиц оглянулся, указал пройти за прилавок. Похлопал приказчика, дескать, продолжай до бритвенной остроты, и прошёл в глубины магазина.

Контора находилась за стеной торгового зала. Здесь визг станка казался обёрнутым ватой. За крохотным столиком молодой человек перекидывал костяшки счёт и записывал в ведомость. Он поднял голову.

– Это тоже мой сын… Митя, – сказал Куртиц, усаживаясь за свой стол.

Ванзаров обменялся кивками с юным Куртицем. И в нем была заметна порода. Порода фамильная, сильная, от крепостного прадеда, который ловкостью и упорством получил вольную, начал своё дело, передал сыну, а тот своему, не растратив, накопив состояние. Фёдор Павлович уже ничем не походил на своих крестьянских предков, выглядел лощёным столичным барином. Только порода никуда не делась. Порода передалась Мите, но пока не раскрылась во всей полноте. Юноше от силы двадцать. Скоро станет копией папаши. Трудно не заметить, что Митя слишком похож на брата.

– Видели мой станок? – спросил Куртиц, напрашиваясь на комплимент. – Замечательный. Американский. Чисто зверь. В столице такого ни у кого нет. Затачивает подрез идеально. Денег отдал уйму. Теперь все ко мне прибегут.

Фёдор Павлович сиял. Незаметно, что вчера потерял сына. Ванзарову жестом было указано сесть.

– Ну что там у вас?

Ванзаров предпочёл стоять. Возможно, из-за тесноты.

– Господин Куртиц, как узнали о смерти сына?

– Он прибежал с выпученными глазами. – Фёдор Павлович указал на сына.

Митя оставил счёты и гроссбух.

– Вы как узнали?

– Я зашёл на каток по делам. – Митя скривился, как от зубной боли, и забарабанил кулаком в стену. Американский визг затих. Тишина разлилась пуховым облачком. – Прошу прощения. Только захожу на каток, ко мне подбегает распорядитель Иволгин. Лицо перекошено, кричит: «Ваш брат умер!» Я спрашиваю: «Какой брат?» А он говорит: «Иван Фёдорович!», я говорю: «Что за чушь?» Он: «Сами взгляните». Ведёт к толпе на льду, я коньки не надел, господа расступаются. Вижу, Иван лежит. Сразу понял, что умер.

– По каким признакам определили смерть?

– У Ивана глаза неподвижные, лежит на холоде неподвижно, не дышит.

Толковый юноша: говорит чётко, складно, рассудительно.

– Почему не сразу поверили, что умер ваш брат?

Митя глянул на отца.

– Говори уж, чего скрывать.

– Слушаюсь, отец. – Митя тронул галстук-регат [32 - Галстук с постоянным узлом на резинках с застёжкой.]. Подобный сейчас мучил шею Ванзарова. – В начале года мы поехали в Москву. Отец дал Ивану поручение оставаться. Он не имел права приехать в Петербург. Это самовольство.

Фёдор Павлович одобрительно качнул головой.

– Не мог пропустить завтрашние состязания? – спросил Ванзаров.

– Не знаю, что ему на ум пришло.

– Откуда у Ивана Фёдоровича костюм для состязаний в фигурной езде по льду?

– Был заказан у портного. К состязаниям.

– Ботинки с коньками тоже взял у портного?

Фёдор Павлович выразил на лице презрение к безграничной тупости полиции.

– Лучшим фигуристам дозволено хранить коньки на складе катка, – сказал он с явным неудовольствием.

– Вы разрешали Ивану пользоваться вашей комнатой для переодевания?

– Сын, как откажешь. Какое отношение ваши вопросы имеют к смерти Ваньки? Что толком узнали?

Ванзаров позволил затянуть паузу.

– Вашего сына убили, – сказал он, когда терпение готово было лопнуть.

Куртиц смахнул невидимую пылинку с лацкана пиджака:

– Вот оно как оказалось.

– Почему просили пристава записать в протокол естественную смерть?

Судя по робкому взгляду, Митя об этом не знал. Фёдор Павлович закинул ногу на ногу.

– Не хотел, чтобы полиция испортила открытие состязаний. Сына всё равно не вернуть. А потом думаю: какого лешего пристав так легко согласился? Обрадовался, гадёныш. Не бывать этому. Зря, что ли, прохвоста кормим! – Он крепко стукнул кулаком по колену. – Значит, убили Ваньку. И как же?

– Отравление, – ответил Ванзаров. – Кому была выгодна смерть вашего сына?

Куртиц покрутил головой, будто обозревая тесную контору, заставленную кипами перевязанных бумаг.

– Намекаете на наследство? Вот вам без подробностей: каждый из сыновей знал, что продолжит семейное дело во главе с Иваном. Только все вместе или ничего не получат, – сказал он тихо. – Его все любили. Любимчик катка. Некому желать смерти Ваньке. Какого лешего его принесло в Петербург!

– Кто из его друзей может подписать записку вензелем «М» с «I» десятичной?

Отец с сыном обменялись немыми вопросами.

– Не припомню таких.

Митя подтвердил: среди их круга знакомых с такими инициалами никого нет.

Повисла тишина. Было слышно, как скрипнула входная дверь под трель колокольчика, как приказчик приветствует покупателя. Вдалеке засвистел городовой. Телега прогромыхала мимо магазина. Невнятный разговор приказчика. Звякнуло стекло прилавка.

Молчание прервал Ванзаров:

– Иван Фёдорович курил сигары?

Куртиц фыркнул: