Напёрсток

На это замечание Виктория, удивлённо похлопав глазами, сообщила Милалике, что арахис это, так-то, и есть бобы, поскольку они растут в кожуре, по несколько штук, как горох, фасоль или бобы. То есть с точки зрения американцев привычка жарить арахис настолько же странная, как для Милалики – жарить сырой горох или бобы на сковороде.

Милалика удивилась и, подловив момент, прижала Снарка в углу миской с арахисом и стала допрашивать на тему – «какого роду это растение?».

На что Снарк рассказал, что арахис считается всё-таки бобовым растением, чьи плоды растут под землёй. А схожесть с орехами у арахиса случайная. Вот почему арахис любят варить.

Но, как тут же добавил Снарк – в США вкусы у всех разные – например, во Флориде тот же аллигатор вполне себе идёт в местное блюдо «гамбджо», как основной мясной ингредиент – хотя во Франции в это же блюдо вместо крокодила, идёт обычная курица.

А вот Жан-Палаш, который хоть и был французом, но при этом готовить что-то круче яичницы, не умел, объяснил Милалике кулинарные изыски просто:

«Всё в мире делиться на то, что можно съесть, и что нельзя съесть – остальное никому не нужные мелочи».

Так что на кулинарные эксперименты все смотрели вполне нормально.

Вообще, с точки зрения американцев, Милалика отличалась очень странными взглядами на обеды-ужины-завтраки. Снарк и Виктория никак не могли понять, почему Милалика варит сразу кастрюлю похлёбку, на несколько дней – разве не проще варить каждый день свежее?

На это Милалика ответила им в том смысле, что она ни с каковского бока, ни кухарка – и вообще – что повар сготовил – то все и едят. Да и разогреть по миске похлёбки гораздо проще, чем готовить новое каждый день. Проще жить надо, поди не «баре толстопузые» какие – того глядишь, еще каждое утро в лес за завтраком, как лесной людоед бегать посоветуете?

После на этого Виктория долго смотрела на Милалику совершенно потрясённым взглядом. Жан-Палаш посмеивался, а вот Снарк, который за годы Ужасной Войны (Гражданская Война в США. Примечание автора), явно разносолы перебирать не привык, только покачал головой, соглашаясь с Милаликой.

Отворив ледник, Милалика поёжилась от дохнувшего из холодного зева подземелья холода, а затем только усмехнулась – всего год назад она спокойно ходила за водой на речку в лаптях и сарафане, в самый лютый мороз – и вот гляди ты, уже расползлась, как пирог с изюмом в жаркой Калифорнии.

Лампу Милалика зажигать не стала. Просто чуть-чуть изменила форму зрачка – он расширился на весь глаз, улавливая такой свет, который человеку просто невозможно было увидеть. Темнота ледника сразу из глубокой беспросветной тьмы превратилась в синеватое свечение, что залило огромное помещение, уставленное шкафами и буфетами.

Даже ледник указывал на то, каким огромным когда-то было семейство Снарков – в этом ледяном помещении без труда поместилось бы целое стадо свиней и коров – если их развесить на крюках под потолком, на специальных балках. Пустые шкафы и полки намекали, что когда то они ломились от хранящихся тут продуктов и кувшинов.

Сейчас ледник был почти пустой – все продукты Снарка ютились в каком-то огромном, но, увы, одном, буфете. Несколько ломтей говядины завёрнутых в как следует навощенную парусину, пара кувшинов с соком, и несколько корзин набитых бобами, арахисом и зеленью.

Милалика заглянула в буфет – оттуда на неё, грозно шевеля усами, уставился громадный, наглый таракан.

Увидев Милалику, тараканище дал дёру, но девушка оказалась быстрее и одним ударом руки предала его жуткой и чудовищной казни. Затем осмотрела корзины, но вот беда – яиц не было. Бекона тоже.

Скрипнув зубами, Милалика подняла свёртки с мясом решив побаловать народ на завтрак жаренным «крошевом».

Жил-был бедный студент,

Не имел он монет.

Но однажды, средь бед,

Он нашёл кошелёк.

Что же делать ему?

Съездить в лавку!

Там купить овощи, мясо,

Похлёбку сварить.

Положил он в кастрюлю

Мясо, морковь,

Картошку, лук,

Посолил, поперчил.

И поставил на огонь,

Пусть кипит и варится.

А пока он учил,

У него всё готовилось.

Вот и всё, вот и всё,

Вот и готово.

Вот и вся песенка,

Вот и весь сказ…

Виктория, напевая свою песенку – Милалика отметила, что странная рыжеволосая девушка вообще любила петь незатейливые песенки, спустилась со второго этажа и, помахивая полотенцем, вышла на улицу, окунуться в кадушке с водой.

Покачав головой, Милалика посмотрела по сторонам, а затем, поставив корзинку на пол, прошлась по леднику, чувствуя, как под её босыми пальцами медленно тает толстый слой изморози – в подвале было довольно прохладно, раз тут изморозь была аж в виде снега.

В самом углу подвала сиротливо стоял огромный буфет, набитый старомодной, уже давно вышедшей из моды посудой – битые медные кастрюли, миски, тарелки и кружки из чистой меди.

Всё было пыльным, грязным и уже успело немного позеленеть – даже холод в леднике Снарка не мог сохранить от окисления медную посуду.

Милалика присмотрелась к тряпке, на которой лежала гора посуды – это была чёрная материя, на которой грубыми стежками, был нашит какой-то странный символ – оскаливший зубы череп, под которым было видно две скрещенные кости. Говоря проще это был пиратский флаг, который кто-то из Снарков постелил в буфет, дабы составить на него гору простой моряцкой посуды.

Вытянув руку, Милалика прикоснулась к флагу, на миг, представив, какая же долгая история может скрываться за этой вещью… Кто знает, сколько лет назад этот флаг лёг под эту кучу посуды, и кому он успел принадлежать? Семья Снарков явно хранила в своей истории много таинственных загадок.

Милалика покачала головой – ей стало интересно – а не оставит ли она какой след в славном семействе Снарков? Или будет просто тенью, иллюзией, что мелькнёт в истории этого древнего семейства и исчезнет без следа?

…Кухня дома Снарков была такой же основательной, как и сам дом – здоровенная комната с высоким потолком, оборудованным окошечками под потолком, которые нужно было открывать, что бы запахи кухни выдувало на улицу, а не гнало в дом, привлекая этим орды мух. Огромный стол с гранитной плитой, на котором можно было порубить для похлёбки хоть целого барана. Массивный бак с водой, позволял мыть руки кухонные приборы – хотя посуду, по старинке, мыли и сушили на улице. Одна из стен кухни была целиком отдана под шкафы с посудой самого разного типа.

Печь была очень странной – Милалика никогда не видела ничего подобного – она напоминала камин, с большой плитой, причём изнутри печка была разделена на несколько частей, отделённых друг от друга не только кирпичами, но и заслонками. Эта система позволяла при помощи заслонок регулировать температуру в разных частях печки, позволяя на одной стороне плиты – кипятить воду с мрачной курицей, а на другой стороне – «томить» кашу или рис.

Так же печка Снарка была оборудована совершенно непонятным для коренной американки – Виктории, девайсом – кольцами для томления горшка – они же конфорки. Конфорки надо было снимать, сообразно размеру горшка или кастрюли, что ставился на огонь.

Для Милалики эти конфорки не представляли ничего странного – в её родной веси, да и в селениях староверов, по соседству, ни одна печь не обходилась без них. Но вот для Виктории данное усовершенствование печи было не просто в новинку, а в диковинку. Поэтому она обычно с опаской смотрела на то, как Милалика орудует ухватами и горшками, перемещая их по печке, словно шахматист – фигуры.

…Печь уже была подтоплена – Жан-Палаш может быть готовил омерзительно (из-за чего Виктория и Милалика постоянно заменяли его во время дежурства на кухне), но вот печь топить он умел очень хорошо, и мог, в прямом смысле слова, развести огонь даже под проливным ливнем. Обычно он вставал утром ещё до рассвета и, запалив печь, снова ложился спать.

Поставив на плиту громаднейшую сковороду, Милалика тщательно протёрла стол и вывалила на него мясо и зелень.