Современная фантастика

– Я пришел с миром, почтенная женщина, – поклонился я. – И из дома богов я взял лишь знания, чтобы нести и беречь их свет.

– Ты один из жрецов белых людей.

Только сейчас я обратил внимание на цвет кожи ее и ее спутников, казавшийся бронзоватым с серым. Глаза их мерцали подобно маленьким зелёным звездам.

– Пусть и так, люди разнятся характером и нравом.

– Я знаю, – лукаво ответила она с тенью усмешки. – Ты спас моих брата и сестру, за что благодарю.

Наш разговор прервал возглас одного из воинов, начавшего отбиваться от незримого врага и громко кричать. Его товарищи тыкали в потолок расщелины копьями. Я зажег фальшфейр. В его дымчатом искрящемся пламени мы увидели, что с потолка свешивается клубок прозрачных нитей, совсем как куст или актиния, тянущийся к плечу мужчины. На кончиках они становились бурыми.

– Джинн!..

– Кровопиец!

Я в отчаянии бросил свою огненную трубку вверх, и пламя, коснувшееся клубка, вспыхнуло с новой силой. В расщелине поднялся дикий нестерпимый свист, от которого резало и кололо все тело и мутило мысли. Горящий клубок метался из стороны в сторону, пытаясь броситься на нас, оставляя ссадины, как ожог от крапивы.

Напрягая последние силы, я выхватил карабин и разрядил дробь в этот взбесившийся клок огня. Камни под нашими ногами осыпались, я упал и прокатился вниз.

…Утром я очнулся под кактусом у подножья гор. Со мной – моя сумка, фляга и карабин. Я избит, исцарапан, измучен, но я цел и я жив.

Собираясь с силами, я встаю. Я продолжу искать Та-Неджер и не отступлюсь.

В рассветных лучах горы ожили, играя тенями и переливами света на скалах и снегах. Любуясь ими на ходу, я обернулся, чувствуя чей-то взгляд, – по склону шустро и проворно унеслась стайка диковинных зверьков на изящных лапах с необычным разрезом ушей, приветствуя звонким тявканьем то ли новый день, то ли меня…

Дмитрий Иванов

Автограф

Невидимкою луна. Мчатся тучи.

Лошади сыты, летят по накату столбовой дороги что есть сил. Заиндевевшие колокольцы-бубенчики под дугой откликаются весёлым звоном на каждое движение ямщика. Ранняя зима опустилась на города и веси империи. Сон сморил незаметно…

«Мчатся тучи, вьются тучи, невидимкою луна… Будто бес крутит. Хороша строка, надобно записать. Дымок над рощей показался – скоро ям почтовый. Там лошадей новых дадут, возницу сменят, и снова в путь. До самого Петербурга без остановок. Вьются тучи, невидимкою… Никакой луны за ними не рассмотреть… А ведь полнолуние нынче. К утру до заставы домчим. А там уже прямиком к Плетнёву Петру Александровичу, благодетелю, а с ним к издателю отправятся. Обещал Петенька, что «Северные цветы» Дельвиговские и пятую главу «Онегина» сразу в набор отправят. Хорошо бы».

Вот и станция. Пушкин потянулся и выскользнул из-под тёплой хламиды. Теперь бы не озябнуть, пока до двора постоялого домчишься.

* * *

Александр Сергеевич закусывал в романтичной рассеянности суточными щами, когда в сенях раздался шум. Обмахнув с себя снег метёлкой-голиком, с поклоном вошёл возница.

– Пора, барин, лошади накормлены, распаренные стоят. Как бы не застудить.

* * *

В спешке Пушкин не успел записать ни словечка из того, что намеревался, прибыв на станцию. А если попробовать прямо во время езды? Чернила дыханьем отогреть можно. Что ж, вполне резонно. Хоть волноваться не придётся, что забудутся строки. Так-так, где-то здесь была бумага…

Подождите, а рукопись? Куда девалась рукопись «Онегин»? Нет нигде! Оставил. Вот тетеря – просматривал черновики за едой… потом позвали во двор, мол, дилижанс в путь-дорожку снаряжён… Хотел бумаги в саквояж убрать, а тут почтмейстер явился некстати с документами прогонными. На крыльцо вышли, а «Онегин» на столе остался.

– Поворачивай обратно, любезный!

– Что случилось, барин? – Лицо возницы выражало растерянное удивление. – Как это вороча?ться? У меня ж два мешка с письмами. Первостатейной срочности, по иноземному департаменту. Нельзя-с.

– Ничего, брат. Вернёмся на станцию, бумаги найдём, и снова в путь. К обеду до заставы Петербургской поспеем. Я вот тебе и пятиалтынный дам. Поворачивай скорей, а то уже волки в поле показались. Нельзя нам стоять.

– То не волки, барин. Люди сказывают, появился в наших краях антихрист с телом человека и головой волчьей, конец света предрекал вскорости.

– Вот я и говорю – поехали живо! Два мешка писем у тебя. Какой может быть конец света, когда Петербург без корреспонденции останется!

– Это да. Письма надобно в срок! Н-но, мёртвые! Чего встали?!

И получаса не прошло, как Пушкин взлетел на порог станции, чуть не сбив офицера фельдъегерской службы при полном форменном облачении: мундир с малиновым нагрудником, на каске роскошный султан, похожий на волчий хвост, на боку сабля. Что-то в облике военного показалось поэту тревожным, но желание побыстрей найти рукопись отвлекло.

Искали все. Почтовый начальник бестолково суетился и визгливо подгонял челядь.

– Вернёте бумаги, черти, прощу, не стану на конюшне драть. Мало того – барин полтину дать обещался.

– Отец родной, не погубите-с! Не видали мы ничего, истинный крест православный!

– Кто со стола убирал? Позвать немедля!

Прибежала неопрятная баба в кацавейке, обильно линяющей кроликом.

– Отвечай их благородию, не видала ль бумаг?

– Ой, святые угодники, были тута какие-то записи. Только я решила пакет в контору снесть, как их офицерское превосходительство ко мне подошли. Говорят, мол, давай, старая, немедля все бумаги, забытые путником. Вдруг в них крамола таится, и возражать не смей, дура чухонская!

У Пушкина всё внутри опустилось – эх чёрт, не судьба! Где теперь того офицера искать? Его и след давно простыл, пока на станции обыск чинили всем миром.

– Всё образуется, сударь мой, – успокаивал почтмейстер. – Офицер – не иголка. А пока отдохните, сделайте милость, на вас лица нет! Куда вам в ночь-то ехать, всё одно не догоните!

«А и верно. Останусь, – решил Пушкин. – Утро вечера, как говорится… Главное – не терять надежду».

– Дайте мне комнату, – вымолвил поэт, – да чаю с вареньем малиновым, ситного хлеба да свечей поболе. Чтоб до утра хватило – не люблю в темноте средь ночи просыпаться.

Поднявшись наверх в гостевой номер, Александр Сергеевич не находил себе места – потеря удручала!

– Эй, человек, коньяку мне! Живо!

Пушкин остался один, зажёг свечи, скинул верхнюю одежду и начал вечерять. Вдруг отчётливо пахнуло диким зверем, и мир провалился куда-то под ноги.

* * *

Ему снилось…

…что-то из пятой главы «Онегина», где сам Пушкин, а не Татьяна, бежал, спасаясь от медведя по мосткам через ручей, чуть не упав в него. И вот избушка. За столом сидели существа, похожие на нечисть. Были среди них настолько жуткие экземпляры, что не в сказке сказать, ни пером описать: пёсьи рыла с кабаньими пятаками, бородатые старухи с ужасающим оскалом жёлтых клыков, бесхвостый кот-кугуар с человеческой головой на тонкой гусиной шее. Пушкин притаился за дверью, боясь пошевелиться.

Нечисть играла в карты… Господи, да на кону же кости. Настоящие! Человеческие! Вой и ор стоял такой, что ушам было больно. Верещали и лезли в драку по каждому малому поводу.