Франсуа и Мальвази. II том

Наутро он же разбудил вставшего как ни в чем ни бывало графа д’Олона, прежде всего офицера, свеженьким отправившийся по служебным делам, в отличие от гостя, убитого пьяным сном, всегда кончающимся тяжелым вставанием.

Графу д’Олону был назначен прием у лорда Уилтона и сейчас он быстрым шагом направлялся к портовому замку, на ветру теряя остатки прежнего хмеля. День с самого утра выдался непривычно хмурым, пасмурным. С моря доносились порывы холодного ветра с прелыми морскими запахами, которые д’Олону не нравились и он предпочел поскорее дойти до ближайшего административного корпуса портового замка, войдя в спокойный своей тишиной и безмолвием ставший по-английски холл, и поднявшись по лестнице на верхние этажи. Ни в дверях у входа с улицы, ни в дверях у рабочего кабинета лорда Уилтона, его не задержали /хотя сидело трое человек, дожидавшихся приема/, и граф беспрепятственно зашел к занятому своими делами хозяину кабинета.

– Здравствуйте. Мистер губернатор!

– Вы ошибаетесь, сэр… Я еще не губернатор, а только исполняю обязанности. И посему прошу так меня не величать. Мистэр?…

– Граф д’Олон

– Да, мистэр д’Олон. Собственно по какому поводу вы ко мне пожаловали?

– Уж конечно не льстить. Мне нужно узнать сидит ли у вас в тюрьме мистер…

– Мистэр?! – удивился не поднимая глаз от стола лорд Уилтон.

– Да, шевалье Франсуа. Де…/граф запамятовал/.

– Д’Обюссон. Сидит такой и я с ним давно и хорошо знаком. Позвольте полюбопытствовать… зачем он вам понадобился?

Д«Олон сначала не знал, что и ответить. Сказал о карточном долге, который ему необходимо возместить. Ответ показался ему самому более чем убедительный, все-таки долг чести.

– Очень похвально. Граф, что вы такой честный. Но в таком случае удовлетворите и мое должностное любопытство… Откуда вам стало известно, что шевалье д’Обюссон может быть среди пленных?

Сей коварный вопрос нисколько не обескуражил, так как графу неожиданно дошло, что Франсуа жив, и он возрадовался мысли, что увидит его и очень скоро. Растерянности места не нашлось, после чего обычно у людей такого склада возникают долгие затруднения, каких не возникло и ответ был чисто машинальный. Был приплетен тавернщик и долго и нехотя объяснялось, из-за чего все вышло; настолько долго и с такой убедительностью, что лорду Уилтону, слегка уязвленному в своем любопытстве, пришлось унимать пустившегося в разъяснения ответчика.

– Полноте, полноте… Зачем вы мне все это расказываете, я лишь хотел знать, не болтают ли почем зря тем, кому надо бы держать язык за зубами. На мне лежит большая ответственность за все сведения, что могут достаться наружу, ну да ладно. Сегодня вечером присоединяйтесь к нам на обход. предложил лорд Уилтон, который и сам только сейчас решил пойти увидеться с шевалье и самому. Он подсказал точное время обхода: без четверти восемь и неожиданно получил благодарствия.

Окрыленный д’Олон вышел из кабинета в прекрасном расположении духа, и в таком же пришел в свою морскую квартиру на бриге «Ореол». Ковалоччо уже проснулся и отходил с помощью холодной воды, в которой полоскался. И он был так же сильно доволен успехами графа, но немного порасспрашивав о подробностях аудиенции, идти вместе с ним вечером отказался. От себя он показал д’Олону белый пакет письма, предназначенного Франсуа, который он вез ему от отца.

– Вот это передать будет гораздо важней.

– Давай. Уж это я сумею, только не волнуйся, все будет ол-райт, как говорят англичане.

Итальянец уже не боялся говорить при Баскете, безмолвно накрывающем при них на стол, и результатом явился его вопрос: кто сидит в тюрьме, французы?

– Да-а. – нерешительно ответил граф на неприятную тему. – Это бывший французский бриг. Они здесь так и остались, чинить повреждения и по-работе в порту. Все лучше чем ими бы еще больше битком набили камеры. Я считаю, что для матроса нет лучшей тюрьмы, чем свой собственный корабль и камера, тот же кубрик.

Все втроем, теперь уже вместе с Баскетом они позавтракали и Капече Ковалоччо ушел в свою таверну, уговорившись прийти после восьми.

Граф д’Олон торчал в коридоре перед кабинетом лорда Уилтона с шестого часу вечера. Точно зная, что он там сидит, занимается своими делами. Сидеть и ждать ему пришлось до девятого часу, когда клятвопреступник как ни в чем ни бывало вышел из дверей спиной, закрыл их на ключ, держа на руке широкую папку. Повернувшись и встретившись с ним глазами, вспомнил.

– Ох, извините меня, граф, совсем запамятовал.

Они поднялись на этаж выше и по смежным коридорам прошли до тюремного корпуса, с его увенчанной развернувшимся строительством под батарею крыши. Они спустились вовнутрь тела тюрьмы через комнату надзирателей. Опоздать оказалось не так страшно, как графу казалось прежде, они лишь присоединились к группе обходчиков. Д’Олону хватило выдержки не волноваться на счет того, прошли они того, кого ему было нужно, или нет, и так же не спрашивать об этом вслух.

Лорд Уилтон указал ему на сгоревшую изнутри камеру, которую еле удалось потушить. Восстанавливать ее нечего было даже пытаться, к ней невозможно было даже приставить достаточно надежные двери. Д’Олон пришел в неописуемый восторг, когда узнал чьих это рук дело и весело смеялся от удовлетворения.

Причиной столь частых проверок и являлся тот, некогда устроивший и совершивший побег, а причиной тщательности проверки каждой камеры – та оригинально спаленная камера, могущая породить иные оригинальности. Подсмеивался, граф д’Олон еще и над тем, что губернатору такого маленького острова приходится опасаться еще и побегов, против коих и наводился такой порядок. Вся ироничность обстановки дотошного обыска каждой камеры с арестантами по мнению графа заключалась именно в этом. В какое-то время он не мог спокойно смотреть на длинного белолицего офицера с усами… раз разобравший его смех, продолжал в нем тлеяться.

Дежурные надзиратели так же вместе с ним ходившие по камерам, пользовались случаем растаскивали вечерний ужин, но когда группа обходчиков направилась вниз к карцеру, с собой, в руках у них уже ничего не было, не полагалось.

Спускаясь вниз в сырое промозглое подземелье д’Олон как понял, что именно сюда и заточили его дорогого друга. Спускаясь граф спешил опередить лорда Уилтона, в какой-то момент ему это удалось., когда надзиратель остановился, открыл дверь, и он ввалился всей своей огромной фигурой, оттеснив того.

Первого. Кого в темноте различили его глаза, это вставшего из-за столика графа де Гассе… Они обнялись, восторгам не было придела, а дружеские объятия крепки. Никто из них не ожидал увидеть друг друга, но более всего такого оборота дел не ожидал сам лорд Уилтон, пролезший в камеру бочком и слегка тараненный к стене нечаянным движением корпуса д’Олона. Речь перед его носом велась конечно же французская, оставалось лишь прислушиваться к тому, что говорят. Но больше слышался звук безудержной радости… д’Олон ступил к вставшему с кресла сонному Франсуа. Тот от света факела еще жмурил глаза и не видел, что происходит, как попал в крепкие объятия.

– Это чудесно, что мы все вместе, – беря обоих за руки как ребенок от души радовался д’Олон, глядя то на одного, то на другого. – Как удивительно, что и вы попали на Маджорку.

– На Менорку…

– А восхитительные эти места… Манерка, – загадочно проговорил д’Олон, слушая только себя и не слыша робкого замечания, не давая никому и слова сказать. – Ну а ты, Лекок, ты здесь с ним познакомился? И наверное через меня?!…

– Ну да! Через наши родственные узы, о которых ты мне постоянно толковал… Как там ты говорил: мой троюродный дядюшка, приходился внуком, если не ошибаюсь, сестры его бабушки…

– Перестань собирать все в кучу, ты ошибаешься, моя бабушка, царство ей небесное, и не троюродный дядюшка…

– Да нет же, именно троюродный!… /Уилтон перевел взгляд на де Гассе/.

– Хватит генеологии и хватит спорить, господа, у нас так мало времени остается чтобы даже попрощаться…

Лорд Уилтон, чувствуя, что ему нечего здесь делать, сделал шаг к выходу. Но как он не был покороблен, все же остановился на некоторое время на выходе. За лордом протиснулся и обходчик с фонарем и с забранной полупустой посудой. Д’Олон не заметил и слегка покраснел. Прощаясь, опять вобнимку ощутил всю тесность и скученность обстановки…

– Прощайте, я вас еще навещу!

Фонарь удалялся, в карцере становилось все темней, и обернувшись напоследок граф д’Олон успел выхватить взглядом два белых землянистых лица в темноте.

Он возвратился на «Ореол» в мрачном подавленном настроении духа, чем сильно напугал Ковалоччо, а узники камеры в это время читали оставленные им письма.

Глава XI. Сицилия. Вилла Фаворите. За круглым столом

Близ Палермо, в лье от него по дороге идущей у северного сицилийского побережья расположилась вилла Фаворите, находящаяся в некотором удалении от того и другого в несколько скрытном месте. Туда к полуночи съехалось несколько карет. Собственно причиной к съезду и послужило собрание некоторых владетельных сеньоров и должностных лиц, выбравших для встречи это королевское владение.

Последней с дороги свернула карета вице-губернатора, так как за ней уже не было никаких других карет. На заднем же дворе виллы как раз наоборот, скопилось много таких карет и несомненно вооруженных людей. При прохождении возле них со своим личным секретарем де Ля Воро, князя де Шакка развязно поприветствовали, развязные в своем поведении люди в плащах. Не обращая на их потрясание оружием никакого внимания они поскорее прошли к ступеням лестницы освещенной огнем факелов.

Сразу за дверью в длинном полутемном коридоре их встретил и почтительно поклонился монах в черном. Под рясой у монаха явно чувствовалась кольчуга, которая, впрочем еще и скрипела. В сопровождении монаха они дошли до следующих дверей и были им пропущены после любезного раскрытия.

В маленькой зале за столом уже собрались епископ Трапанский… сидевший, подбоченясь на спинку стула, в митре лилово-пурпурного цвета, выделанной из тончайшего шерстяного полотна; чулки на ногах были того же цвета, но шелковые… и другой участник заседания широкоплечий дородный мужчина в богатом путевом костюме с чем-то недовольным выражением лица. Для тех, кто видел князя Сан-Кальтальдо впервые, могло показаться даже свирепым.

…Входя, князь де Шакка откинул назад капюшон своего плаща, открыв строгое с благородными чертами лицо тридцатилетнего человека и прежде всего аристократа, который только с ним счел учтиво поздороваться. Его черная незаметная бородка в нижней части лица еще более облагораживала и придавала толику изысканности.

Первое о чем они разговорились это еще об одном, кого следовало дождаться.

– А его сиятельство, должно быть уже здесь. Его карету я видел стоящей у угла. – сказал епископ Трапанский.

– Так значит нужно ему сообщить о нас! – решил князь Сан-Кальтальдо.

– В данном случае выйдет, что мы как гости напрашиваемся на разговор с хозяином.

– Черт побери, так и выходит!