Мне не жаль

Мама Юлии говорит, что новый район похож на деревню в центре города. И это правда: нет ни метро, ни трамваев. Только автобус. И много байков. И надписи ACAB[6 - ACAB (англ. All Cops Are Bastards «все копы – ублюдки») – распространенное граффити, пришедшее в уличную культуру из тюремной. Изначально заключенные делали татуировку ACAB – по букве на фалангу пальца.] на плиточных стенах старых подземных переходов. Сначала она не знала, что они означают, но потом Эдгар объяснил ей.

Юлия знает, что если бы не коллеги ее матери, они бы точно не переехали в Мюнхен. Тогда они бы переехали в Ландсберг-ам-Лех. Они даже присмотрели там несколько квартир. Юлия была однозначно против переезда. Из-за ее друзей. И из-за Леонарда. А теперь она даже не знает, нравились ли ей эти люди. По-настоящему. Не внешне, а как личности. Та настоящая симпатия, с которой Юлия только сейчас начинает знакомиться. Возможно, они ей и нравились. Или она просто хотела понравиться им. Так же, как тогда она хотела влюбиться в Леонарда, чего, к сожалению, не произошло. Когда он впервые увидел ее топлес, он громко сглотнул. Юлия это точно помнит. Этот хриплый, жаждущий звук. Для нее это был странный комплимент. Он сидел напротив нее в боксерах, и его член была направлен на нее. И почему-то это ей льстило. Только потому, что она была причиной этого.

Возможно, было бы не так уж плохо переехать в Ландсберг-ам-Лех. Тогда они расстались бы, Леонард и она. И больше бы не спали друг с другом. Не было бы первого раза. И следующих тоже. Она бы не написала о нем все эти ужасные вещи, потому что ничего из этого никогда бы не узнала. Но, к сожалению, назад ничего не вернешь. И что случилось – то случилось.

В ту же секунду, как она об этом подумала, ее мобильный телефон завибрировал. Потом снова и снова. Потом в четвертый раз. Но она все равно не берет трубку. Леонард будет волноваться, но сейчас она не хочет с ним разговаривать. Некоторые проблемы слишком серьезные, чтобы делиться ими с другими. Они не вписываются в разговор. Фактически они даже не вписываются в жизнь.

Юлия не обращает внимания на мобильный и поворачивает направо на стоянку Lidl. Супермаркет огромный и полупустой. Подходя к низкому зданию, она старается не думать о последствиях, к которым может привести оставленный в автобусе ноутбук. Она не может рассказать об этом своей матери. Даже через три дня. В голове возникла мысль, что Эдгар может наткнуться на то, что она написала утром понедельника. И внезапно ей стало еще хуже. Настолько плохо, что ее сейчас вырвет. Когда слюна уже собирается во рту, Юлия делает несколько шагов к кусту и плюется в сухую траву. Солнце освещает ее сквозь молочные облака, обжигает волосы; для этого времени года такая жара неприемлема. Будто сейчас не май, а июль. Она снова сплевывает. А потом думает, что, несмотря на все наши возможности, на данный момент мозг – единственное место, где есть хотя бы какая-никакая приватность. И она опустошила свой, слила все в Интернет, как будто это было безопасное место для ее мыслей.

Юлия смотрит на свои ноги и заставляет себя двигаться дальше. Женщина в красной машине смотрит ей вслед обеспокоенно, по-матерински, а затем уезжает со стоянки, и короткая встреча двух жизней заканчивается.

У Юлии нет номера мобильного телефона Эдгара. Если бы он у нее был, она могла бы спросить его, взял ли он с собой ту самую сумку. Но она никогда не спрашивала у него номер. Потому что только в автобусе они были друзьями. Для такого времяпрепровождения он был достаточно хорош для нее. Но не для их иллюзорного мира. Если он никогда больше с ней не заговорит – то Юлия определенно этого заслужила. На его месте она бы тоже не разговаривала с собой. С другой стороны, на его месте Юлия изначально бы не стала с собой знакомиться. Пока она думает об этом, она наконец оказывается у электрической раздвижной дверцы прилавка со скидками. А потом ей приходит в голову, что это даже впечатляет – насколько иногда человек считает себя важным.

Линда сидит на подоконнике, поставив босые ноги на толстую ветку перед собой, и держит на коленях миску с макаронами. Она нарезала несколько помидоров черри, бросила горсть тертого горного сыра. И теперь она смотрит, как он медленно тает и прилипает к пасте. Он покрывает блюдо толстым слоем и пряным запахом, который Линда может проткнуть вилкой в любой момент. Она ловит три макаронины и вытягивает их с тонкими нитями сыра, потом засовывает еду в рот. Ее мама, вероятно, добавит ложку сметаны. А ее отец – лук.

Линда ест под «The World to Come» Фредрики Шталь, пока листья нежно дрожат на ветру – приятный звук, который Линда любит почти так же сильно, как и людей. Хороший момент. Жара еще до начала лета, горячий воздух на ее голых икрах, песня в какой-то мере меланхоличная и в чем-то прекрасная. И вкус сыра, который странным образом иррационально идеально сочетается с шелестом верхушки деревьев. Съев половину порции, Линда поняла, что наелась, но ей хотелось бы иметь желудок побольше – настолько блюдо было вкусным. Внутри нее распространяется чувство удовлетворения, вялости. Она словно сытая кошка.

Ее мобильный телефон вибрирует, и входящее сообщение ненадолго прерывает песню, затем она продолжается, как будто ничего и не произошло. Линда отставляет миску в сторону. Скорее всего, это Момо пишет ей, что опоздает.

Настоящее имя Момо – Симона. Линда долгое время не знала этого. А потом она в какой-то момент увидела ее удостоверение личности. Реальное имя Момо – Симона Бергманн. Когда она была маленькой, она называла себя Момо, потому что не могла произнести Симона. Как-то прилипло. Линда любит такие прозвища. Псевдонимы, которые имеют значение. Ее имя Линда, и все называют ее Линдой – скучно и однообразно.

Она бросила взгляд на часы. Через полторы минуты можно будет сказать, что Момо опоздала. Она всегда опаздывает. На самом деле это странно – что она до сих пор ей об этом пишет. Было бы разумнее отправлять сообщение, только если назначенное время уже прошло. Это сэкономит пару минут. Ожидание Момо стало для Линды чем-то вроде больного хобби за последние несколько месяцев.

С Момо и с ней все сложно. Одна из них всегда занята прощением другой. Или обвинением. С Эдгаром такого не было. Он и Линда были сбалансированы, как две чаши весов. Что Линде казалось ужасно скучным к концу их отношений. Конечно, она никогда не скажет об этом Эдгару. Кроме того, не так уж скучно и было. Даже в конце. Это тоже было хорошо. Очень предсказуемо и уютно. Так же, как выпить кружку хорошего чая в холодный вечер. Или надеть шерстяные носки. Момо и она – другая крайность. Они словно качели. В большинстве случаев они находятся на краю пропасти, где-то между «слишком хорошо, чтобы быть правдой» и «следующей большой драмой». Как будто у них обеих в голове есть тумблер, который другой хотел бы щелкнуть. Если они понимают друг друга, они понимают друг друга без слов. А потом снова они совершенно не понимают друг друга. Ни слова, как бы хорошо они ни были подобраны.

До Момо Линда была только с Эдгаром, поэтому она не знает, всегда ли так с девушками. Две гормональные бомбы замедленного действия, подливающие друг другу масло в огонь. И такое бывает. Или это вообще не связано между собой.

Линда смотрит на дисплей своего мобильного телефона и видит:

МОМО БЕРГМАНН:

Я не нашла ключи от скутера. Прости. Скоро буду.

В ответ Линда просто посылает ей «ОК». Ни слова больше. А потом она задается вопросом, не злит ли она ее нарочно. Не усложняет ли она и так нелегкую ситуацию.

Реакция Момо не заставила себя ждать.

МОМО БЕРГМАНН:

Я заглажу свою вину.:р

Заметив смайлик с маленьким язычком, Линда смеется. И что-то глубоко внутри ее живота сжимается, когда она представляет лицо Момо между своих ног.

Почему-то Линда всегда знала, что ей нравятся девушки. По крайней мере, не только парни. Может быть, даже немного больше, чем парни. Или, может быть, она просто увлеклась Момо больше, чем тогда Эдгаром. И об этом она не собирается ему рассказывать.

Во всяком случае, она всегда это знала. Сначала неявно, будто дымка тумана висит в воздухе, но почувствовать ее очень сложно. Раньше она об этом просто не думала. Ей нравилось смотреть на грудь, и она не придавала этому особого значения. Потому что, может быть, всем нравится смотреть на грудь. Она же красивая.

Она поняла это только тогда, когда мать заставила ее пойти с ней в спортзал. Может быть, «заставила» – не совсем подходящее слово. Хотя нет, на самом деле пошла она точно не по своей воле.

Линде тогда было двенадцать. Бледная девчушка с волосами, похожими на занавеску, и огрызками вместо ногтей. Если сегодня она увидит свои старые фотографии, то поймет тех, кто издевался над ней. Она может так высказаться, ведь речь идет о ней. Ее первые семь лет в школе были отстойными. Линда была очень ранимой, а потому контраст с ее внешностью был разительным. Она была толстым ребенком. Может, просто пухленькой. Но этого было достаточно. Кажется, что не было ни конкретной причины, аргументов, глупых комментариев с ее стороны. Просто молчаливый толстый ребенок. Как будто уже одно это было универсальным невысказанным приглашением для других нанести удар. Кулаками или словесно. Линда не была девочкой для битья – не считая того факта, что Филипп Вебер пнул ее во время школьной поездки. Но, во-первых, он промахнулся, что, учитывая ее размеры в то время, не совсем говорит о его меткости, а во-вторых, это было действительно только один раз. Так что она легко отделалась. Хотя, вероятно, она могла бы лучше защитить свой жировой слой от ударов ногами, чем от острых слов, которые проникали в нее гораздо глубже. Настолько глубоко, что в какой-то момент они стали для нее истиной. Потому что иногда достаточно слышать что-то достаточно часто, чтобы запомнить, что это правильно. Это не обязательно должно быть правдой. Достаточно в это поверить. И Линда в это поверила. Что она уродливая, толстая и слабая. Что в ней колышется все, даже ее мозг. Как ни странно, это ее больше всего поразило. Что ее мозг может колыхаться. Сейчас это было даже не особо оригинально. Но ей тогда было всего семь. И было больно.

Линда никогда не рассказывала об этом своим родителям, потому что боялась, что они что-то предпримут, потому что взрослые склонны вмешиваться в дела детей. Затем они придумывают решения, которые не помогают. Поговорить с учителем, с родителями других детей или, что еще хуже, с самими детьми, только это ничего бы не изменило. С мудаками словами проблему не решить – Линда это поняла с самого начала.

В какой-то момент ее мать заметила, что что-то не так. Она сказала, что Линда похожа на выцветшую фотографию. Как будто школа стирала часть их дочери. И как будто каждый день ее становилось чуточку меньше. В старшей школе стало еще хуже. Но Линда продолжала молчать. Она держала это в себе. Но в какой-то момент это вырвалось наружу. Как будто бомба наконец взорвалась.

Линда не помнит подробностей, она не знает, почему она рассказала матери обо всем, была ли на то конкретная причина или она просто устала. Она вспоминает, что это было в седьмом классе, что они сидели рядом в машине – в старой Honda Civic ее матери, за рулем которой она была еще тем гонщиком. Линда вспоминает, что она начала плакать и просто не могла остановиться. Что она рыдала. Что все ее тело тряслось.

Ее мать подъехала к стоянке у супермаркета. Линда помнит, что там было человек десять. Затем мама обняла ее и держала. Очень крепко. Как будто она могла исчезнуть. Линда плакала на плече матери как маленький ребенок. Ручной тормоз врезался ей в ребра сквозь жир, но ей было все равно. Может быть, потому что боль была наконец-то физической. Такая, которая пройдет, стоит только отодвинуться.

Некоторое время они стояли на этой парковке. Линда не могла сказать, сколько времени они провели в такой позе. Но она все еще помнит, что потом ее волосы были мокрыми сверху. Мать тоже плакала, прижавшись к ее голове. Она медленно раскачивала их взад и вперед. Чувство любви, которое струилось через тело матери, а затем через ее собственное. Она не сказала ни слова. И Линда до сих пор помнит, что ей это и нужно было. Никаких пустых предложений, которые ничего не меняют. Просто сочувственное долгое мычание под нос. Как живительный бальзам из тишины.

В какой-то момент они поехали дальше. А на следующее утро Линда и ее мама записались в спортзал. Линда не хотела туда ходить, но ее матери было все равно. Она посмотрела на нее и сказала:

– С издевательствами детей ничего не сделаешь. Но причину изменить можно.

С тех пор они ходили в спортзал каждый день. Ее мать и она. Ни одна из них не хотела этого делать, но перед очередной тренировкой ее мать всегда делала вид, что полна энтузиазма. Через несколько недель она стала ходить только в сауну, а теперь и вовсе не ходит туда. Но Линда не сдалась. Она тренируется четыре-шесть раз в неделю. Снаружи от пухлой девушки ничего не осталось. Линда знает: ее мать думала, что она так часто тренируется, чтобы побыстрее похудеть. Но это неправда. Настоящая причина – множество обнаженных женских тел в раздевалке. Они были настоящей наградой Линды.

Они и сейчас ее награда.

Положив покупки в холодильник, Юлия садится за кухонный стол и гуглит бюро находок. Параллельно она слушает «Wolves» группы Phosphorescent и ест орехи кешью из упаковки. Это ее обед.

Юлия ищет телефон горячей линии, по которой она могла бы позвонить, чтобы узнать про сумку, но не может найти номер. Можно ли связаться с бюро находок по телефону? Ответ: Нет. Посетите бюро находок в часы его работы (см. Информационное окно). На второй вопрос ответ был получен тоже быстро: Сколько времени нужно, чтобы вещь была доставлена в бюро находок? Ответ: Утраченное имущество доставляется в бюро находок каждый день в рамках установленного расписания. Юлия читает на странице все полностью. Затем она замечает внизу ссылку на аукцион. Бюро находок проводит аукционы потерянных вещей из метро, автобусов и трамваев. Юлия пропускает время и даты, а затем продолжает: велосипеды, чемоданы-сюрпризы, сумки и мешки, мобильные телефоны с сертификатом изъятия, детские коляски, одежда, обувь и ноутбуки продаются на аукционе.

Телефон Юлии погас.

И в ее голову пришло решение.

Она перестает жевать и замирает, словно кто-то поставил видео на паузу. Затем она издает визг, который эхом разносится по кухне, словно лай маленькой собачки. Юлия смотрела на проблему не с той стороны. Она думала о ноутбуке. Но важны записи. И она может удалить их на своем мобильном телефоне. Облегчение взрывается внутри нее, как лопается воздушный шарик, если уколоть его иголкой. Юлия снимает блокировку со своего мобильного и открывает WordРress. Ее пальцы дрожат. Но только изнутри, внешне они совершенно спокойны. Как будто их внутреннее и внешнее состояние никак не связаны между собой.

В любом случае Юлия никогда не собиралась читать эти записи снова. Речь шла не о возведении сентиментального святилища для ее мыслей – она хотела от них избавиться. Удалить их сейчас – на самом деле закономерно. Довести до конца то, что она давно хотела закончить.

Она пишет свой адрес электронной почты в верхнем поле, а затем нажимает на нижнее. Пароль. Какой был пароль? Несколько секунд Юлия смотрит на маленькую клавиатуру, которая светится голубоватым из-под ее больших пальцев. Но она не может вспомнить пароль. Браузер всегда запоминает все пароли за вас. Так же, как он запомнил почти все пароли Юлии. Она позволила ему, чтобы не напрягаться самой. И вот к чему это привело.

Юлия пробует один из своих стандартных паролей. Не сработало. Неверные данные доступа. Затем она вводит другой пароль, но он также отклоняется с тем же сообщением об ошибке. Прошло слишком много времени. Почти два года, а может, и больше. Юлия задумчиво крутит кешью взад и вперед между пальцами, затем кладет орех в рот и отталкивает от себя рюкзак. Она не решается сделать третью попытку, потому что не знает, сколько раз ей удастся ввести пароль неправильно, прежде чем учетная запись будет заблокирована. Тогда лучше «Забыли пароль?». Открывается новая страница, Юля снова вводит свой адрес электронной почты и нажимает «Отправить». И как только она пытается перейти на вкладку с электронной почтой, она видит сообщение.

Адрес электронной почты не верен.

Должно быть, она ошиблась. Юлия снова вводит данные. И на этот раз она проверяет каждую букву, точку между ее именем и фамилией и, наконец, положение символа @. Адрес электронной почты правильный – julia.nolde@web.de. Подтвердить.

Снова: Адрес электронной почты не верен.

И тогда Юлия покрывается холодным потом. Она даже поздно заметила, что вся взмокла. Как будто ее тело поняло ситуацию раньше, чем разум. Дрожь, которая была только внутри, в мгновение ока вывернулась наизнанку. Как будто квартиру внезапно заморозили. Юлия повторяет процесс еще четыре раза. Теперь у нее вспотели ладони, а ноги стали ледяными.

Указанный адрес электронной почты отсутствует в файле WordРress. Еще нет аккаунта? Зарегистрируйтесь здесь.

Юлия снова и снова перечитывает сообщение об ошибке. Пока слова не теряют смысл и не превращаются в отдельные буквы. Это, должно быть, ошибка. Или баг в WordРress. Но WordРress работает. Она открывает страницу вначале на одной вкладке, затем на другой. И все они сразу загружаются. Кровь приливает к ушам Юлии, она слышит учащенное и прерывистое биение своего сердца. Ее тело неспособно пошевелиться. Как будто она сама покинула его. Как будто она стояла рядом и смотрела на себя. Но внутри царит хаос. Бесчисленные мысли, которые поначалу похожи на прямые нити, затем становятся узлами; ее разум пытается распутать их, а ее клетки начинают паниковать.

Юлия вспоминает, как тогда регистрировалась на сайте. Нужно было ввести свой адрес электронной почты в общих настройках, а затем подтвердить. После этого она всегда пользовалась этим адресом электронной почты. Всегда один и тот же.