– Как твой?
– Да.
– А можно сделать так, чтобы это маленькое противное «я» совсем убрать, чтобы оно жить не мешало, людей меж собой не ссорило?
– А что тогда от тебя останется? Ты – сама подумай!…
Да и ведь не всегда это маленькое «я» – противное! Ты ведь есть растущее сознание! И способность думать, и воля, и эмоции – как раз и составляют тебя-душу, которая ума-разума набирается, любви и доброте учится! Это личное малое «я» лишь тогда может быть убрано насовсем, когда каждую частицу тебя-души Божественное «Я» заменит.
А пока – если научишься видеть в себе проявления «противные», как ты подметила правильно, то можешь учиться не позволять дурной части себя жизнью твоей командовать! Учись дурное в себе убирать, а хорошее – взращивать!
А то, как хозяйством общины править, – ты сама учись у дедушки! Житейской мудрости он за жизнь свою долгую – много накопил! И ты должна у него многому научиться, а не спорить по пустякам!
И как грибы солить и когда мёд собирать – ведь не повод вам для ссоры!
А то вы про лад великий, Богом задуманный, разговоры важные ведёте, а сами не всегда в ладу жить стали…
– Да…, это так…
– А ещё, пойми, доченька, очень нужны ему твои любовь, нежность! Его суровость – она внешняя: тяжело ведь ему!… И ты ему помогать могла бы не только делами. Твоя любовь – это великая поддержка! А ты – споришь с ним по пустякам! Не дело это!
… И Рада теперь очень старалась помогать Благославу во всём.
* * *
В общине детей было мало, и друзей-ровесников у Рады было не много. Да и детские забавы не увлекали её.
Часто уже не по-детски ощущала она мир и людей вокруг. Многое она уже умела видеть и ощущать душой.
Рада про мир Божественный всё очень знать хотела! Когда кто-то из общинников про свои медитации рассказывал – туда бежала да слушала. Пробовала их исполнять, как сама понимала.
Потом и деда о том спрашивала.
Но Благослав обычно отмахивался от таких вопросов: рано, мол, тебе про это знать!
А Рада вновь и вновь теперь искала того Единения с Любовью Божественной, от которой лад наступает меж человеком и Богом. Искала – в том числе, в том, что слышала о медитациях и о Боге в разговорах общинников.
Однажды попросила она деда:
– Покажи мне Бога!
– Да вот Он, смотри! – ответил Благослав, шутливо улыбаясь. И рукой вокруг махнул.
Но Рада понимала, что не видит она то, что дед видит и знает.
И не отступилась она:
– Вот Велияр сказал, что мы можем соединиться с Божественной Мудростью и Силой – лишь через предков наших. И что ты должен учить нас медитации «родовое древо», через которую всю силу предков и мудрость использовать все мы могли бы. А ты – не учишь! Скрываешь? Что это за медитация такая?
– Зачем это тебе?! Ты ведь с отцом своим всегда поговорить можешь! Или – у меня спроси! Зачем тебе всякие такие разговоры Велияра слушать?
– Он красиво говорит… Его многие слушают…
Я попробовала такое древо представить, чтобы там все души, кто в роду нашем жили, ощущаемы были… И чем глубже корни того древа, тем раньше, выходит, на Земле те наши предки жили… Да только как определить, кто первым в роду был? У него же ведь тоже родители были! Стало быть, и нет такого «первого»? И стало у меня такое само собой так получаться, что, чем глубже смотреть, – тем больше родов людских объединяется…
А если образ древа на всех людей распространить, а потом – на всё, на Земле живущее, то и выходит, что все люди, да и все существа другие, – дети Бога. Каждый человек веточкой крошечной на том древе жизни является! Красивым древо, которое я представила, получилось! Одним потоком Божественной Силы всё в нём жило и росло! Папа смотрел да улыбался. А объяснять не стал…
Ты вот мне скажи: стало быть, все народы по Божественной Воле на Земле родились? И все – друг другу родня? Все друг друга любить бы должны? А почему не так всё вокруг? Почему мы укромно живём, от всех прячемся?
– Вот до чего ты сама додумалась! А меня спрашиваешь! Правильно ты всё поняла!
Но ведь и родня в семье одной не всегда ладит! А ты хочешь, чтоб все народы в мире и согласии сразу жить научились!
Вот мы – Бога именем Род называем. Но не потому, что один единственный наш род – от Бога. А потому, что Бог – всему существующему есть Родитель.
А ещё именуем Его Сварогом – то есть, Создателем, Творцом. Все Души Божественные – в Нём в Единении живут. Но при этом каждая такая Душа может и Свой собственный Лик явить, совет дать, как папа твой, например.
А те, кто сего Единства не достигли ещё, они в других – не-Божественных – мирах живут, снова на Земле родиться должны будут.
И не все родичи-предки людей мудростью и святостью обладают. И не все совет мудрый дать могут…
– А в каких таких мирах они живут? Расскажи, деда!
– Будет тебе про это рассуждать! После поймёшь! Ступай лучше в огород, там сорняки повыросли! Грядки прополи!
– Ну, дедушка! Ну отчего мы теперь так живём, словно кроме заботы о пропитании тел наших – других забот нет? Что не спрошу тебя – ты сразу работу какую-то измысливаешь!
– Ну, раз не хочешь, – иди гулять! А я сам пойду огород полоть.
– Зачем ты так, дедушка? Прополю я огород!
– Постой, внученька! Сядь вот рядышком, поговорим!
Знаешь, ли ты, что такое голод? Не когда просто кушать тебе захотелось, не когда очищения ради человек пищу неделю-другую не принимает. А когда вся община без еды зимой осталась… Не знаешь! И хорошо, что не знаешь!
А я вот – знаю…
Давно это было, ты ещё и не родилась тогда вовсе… И папа твой тогда ещё ребёнком был… Неурожайный был тот год… А ещё – пожар большой лесной многое загубил… Еле-еле поселение отстояли… А амбар с запасами зерна сгорел…
И грибы – тоже не уродились… Всё, что по осени выросло, – сразу поели наголодавшиеся люди… И не сделали запасов грибов, трав не насушили…
В те времена я ещё не был старейшиной. Но запасы общие зерна, какие удалось спасти от пожара, хранил для общины, потом делил поровну…
Хорошо, что не довелось тебе видеть страдание в глазах матерей, у которых дети от голода плачут и слабеют… У меня тогда сердце кровью обливалось, но понимал, что, если бо?льше сразу раздам, то до весны – все не дотянем!…
Тогда велел всем варить кору осиновую и хвою, а также тонкие ветки ивы…
… Бабушка твоя в тот год ушла. Отца твоего спасала от хвори, от голода, а сама не сдюжила, слегла… Вот тогда я очень многое понял – о себе, о людях наших… Лекарем стать тогда решил.