Ольга. Уроки престольного перволетья

Прочие гости, снискавшие честь личного поздравления, были Ольге не знакомы. Все они уже и кланялись в пол, и руки обоим целовали, не стесняясь при этом разглядывать Ольгу с головы до ног.

Взгляды их были исполнены любопытства и даже некого едва уловимого презрения – на неё смотрели как на диковинного, но чуждого их миру зверька. Что же за девица такая? Что в ней особенного? Как сумела князю приглянуться настолько, что веденицей[3 - Законная, старшая жена] ныне названа? Да – молодая, да – красивая, но сколько их таких у князя?

Гости подносили свои подарки или в берестяных торбах, или в деревянных шкатулках, в них вкладывались грамотки с именем дарителя. Во время подношения шкатулки и торбы открывались, дары выставлялись напоказ, после подходили отроки, забирали их и складывали в телегу, чтобы затем отвезти всё в терем. Чего только там не было – и паволоки разноцветные, и аксамиты отрезами, и украшения с самоцветами, и оружие князю, и меха, и серебряная посуда…

Потом явились игрецы – зазвучала гудьба и пение, вслед за ними потешали гостей скоморохи, изумляли ловкостью трюкачи. Борцы, раздетые до пояса, сходились в кулачном поединке. Гусляры услаждали слух стародавними преданиями. Гости хмелели, становились шумными, пересаживались друг к другу для общения – Фаст к Игорю, Асмуд к Яромиру, Свенельд к Предславе – а пригожий Милонег и вовсе куда-то подевался.

Всё это происходило будто отдельно от Ольги, словно в басне о волшебном зеркале – Ольга по эту сторону зеркала, а все прочие – по ту…

И вот князь поднялся из-за стола – на супругу и не поглядел. Услужливые челядинцы за его спиной засуетились – Игорь бросил им какие-то краткие слова, и вскоре к Ольге подошла боярыня Ода – склонилась и сказала на ухо, что настала пора отправляться в опочивальню.

– К супругу подойди, под руку его возьми, – наставляла боярыня. – Да не дрожи так, детонька, – ничего страшного с тобой не приключится. Лишь то, что со всеми жёнами когда-то случалось, и все они и доселе живы-здоровы и охотно делят ложе с мужьями, – шептала Ода, пока вела к ожидавшему её Игорю.

До княжеских хором их сопровождали не гости, а охрана и челядь – и Ольгу это только радовало – не пришлось вымучивать улыбку, выслушивая наставительные срамницы.

В тереме они с супругом на время расстались. Прислужницы увели Ольгу в её покои – омыли душистой водой, облачили в тончайшую белую сорочицу, расчесали волосы и оставили ожидать князя.

Из приоткрытого окна доносились крики, девичий визг, пение. Киев гулял. В честь княжеской свадьбы на Подоле народ бесплатно угощался пирогами и пивом, забавлялся выступлениями висоплясов[4 - Акробаты] и потешников. Кияне веселились и пили за здравие князя и молодой княгини…

Ольга присела на краешек ложа. То, что ей предстояло – тайной не было. Односельчанки из Выбут делились знанием о том, как любились с парнями. Случалось подобное и безо всяких свадебных рядов, лишь по обоюдному желанию. Людской закон не требовал от простолюдинок беречь себя до свадьбы. Это знатные и родовитые семьи стремились взять невестками нетронутых, едва расцветших девиц, дабы исключить возможность рождения детей чужой крови.

«Со всеми жёнами когда-то случалось», – крутились в голове навязчивые слова, а сердце колотилось так, словно стремилось выскочить из груди. Чужим знанием его было не утешить. Тем простым девам гораздо проще приходилось – они становились жёнами мужей не знатных и могущественных, а желанных и любимых.

Дверь открылась, на пороге появился князь… Ольга тут же вскочила, отошла на середину опочивальни и, обхватив себя руками, замерла. Ей вспомнилось, как они стояли напротив друг друга в Выбутах, когда князь решил позабавиться поединком на деревянных мечах. Как просто было рассуждать, находясь под защитой любящего, влиятельного батюшки, про разумных ворогов, про возможности всегда отыскать взаимное согласие…

– Ну что, жёнушка, семеюшка моя, – усмехнулся Игорь. – Княгиней тебе любиться будет слаще?

Он переступил порог ложницы, захлопнул дверь и приблизился к Ольге.

– Не знаю, князь, не приходилось прежде – не с чем сравнить… – пробормотала Ольга.

– А ты всё та же шутница, – скривился он, взял её за подбородок и вгляделся в лицо.

Вторую руку князь положил ей на поясницу и, чуть надавив ладонью, потянул Ольгу к себе. От него пахло хмелем, а в его тяжёлом взгляде не было ни радости, ни воодушевления, ни даже любострастного предвкушения, как в Выбутах. Это там она являлась желанной добычей, а теперь, переданная в его власть на условиях отца и даже как будто навязанная, потеряла прежнюю ценность.

В устроенной под самой крышей и нагретой за день ложнице было душно, но Ольгу пробирал озноб. Её тело и душа противились его близости – босые ноги упёрлись в ворсистую ткань ковра, а ладони – в его грудь. Она отвернула от него лицо, и тотчас, даже не глядя на князя, ощутила взметнувшееся в нём недовольство.

– Вновь шутки шутить затеяла? – выдохнул Игорь с раздражением. – Только нынче шутить мне сподручней будет. Не подумала о том? А я ведь тоже умею… – его пальцы отдёрнулись от её лица, как от чего-то гадкого – он развернулся и отошёл.

Расстегнув и небрежно, прямо на пол, сбросив златотканый плащ, князь присел на ложе и воззрился на Ольгу. Его заледеневший, презрительный взгляд, как на жалкую букашку, – такую нелепую в своём бессмысленном противлении – кто она и кто он – всколыхнул в ней животный страх. И она вдруг поняла – князь ничего не забыл и ничего не простил – ни выстрел в его гридня, ни явленный ему неоднократно отказ, ни принуждение назвать её своей водимой женой и княгиней… Преодолевая себя, Ольга приблизилась к супругу, опустилась у его ног на колени.

– Позволь разуть тебя, княже, – промолвила она, уперев взгляд в его жёлтые, с вышивкой сапоги.

– Встань, – холодно прозвучал его голос.

Ольга подняла голову и посмотрела на супруга.

– Отныне делаешь, что я тебе велю. Встань и сними сорочицу…

Ольга послушно выпрямилась и в растерянности замерла, не решаясь разоблачиться до нагого тела перед чужим для неё человеком. Тогда и он поднялся, одним резким движением надорвал на ней ворот сорочицы и скинул дорогую ткань с Ольгиных плеч. Затем медленно обошёл вокруг неё. Небрежно накрутив её волосы на кулак и отведя их от спины, оглядел молодую супругу с головы до ног.

– Неужто Новгород, в самом деле, стоит моего с тобой обручения? – остановившись напротив Ольги, произнёс он задумчиво, будто спрашивал сам у себя. Его ладонь, неспешно заскользила по её телу от шеи до низа живота, а затем переместилась на бёдра и там замерла. – Худа ты, тела недостаточно, – пренебрежительно заключил её супруг.

– А в Выбутах всего достаточно было, – проронила Ольга и тут же вскрикнула – от удара по ягодицам. И следом жестокая рука дёрнула её за волосы.

– Ты в селе своём рот открывала, а здесь молчать будешь, пока я иного не велю, – процедил сквозь зубы князь, приблизив побелевшее от гнева лицо. – Довольно уже испытывать моё терпение! Говорить я тебе сегодня запрещаю. Поняла? – прикрикнул он и ещё сильнее потянул за волосы, так что её голова откинулась. Свободной рукой он обхватил её выгнувшуюся шею и слегка сдавил горло ладонью.

– Да, – ответила Ольга хрипло.

– Вот и умница, – похвалил князь, умерив голос. – А то ведь и личико твое может пострадать, прекрасивое, – хватка его ладони на шее ослабилась, и рука вновь скользнула по её телу.

В глазах его что-то вспыхнуло – желание пересилило все прочие чувства и мысли. Он отстранился, расстегнул серебряный пояс, стянул с себя шёлковую рубаху и грубо привлёк Ольгу к себе, прижался лицом к её виску и волосам, провёл ладонью по спине и бёдрам. А затем толкнул её на ложе, распустил завязки портов, склонился над ней, и с Ольгой случилось то, что со «всеми жёнами когда-то случалось».

Не посчитав нужным дать ей опомниться от случившегося, супруг не останавливался ни на миг в своём обладании ей – благо, хоть продолжалось оно недолго. Завершив соитие, князь лег рядом с ней на ложе.

– Вот теперь сапоги снимай, – приказал он ей.

В эту ночь супруг и не думал щадить её неопытность. И когда всё, наконец, закончилось, князь, не промолвив ни слова, отвернулся и уснул. Ольга же, надев на себя разорванную сорочицу, лежала, не смыкая глаз, вытирая и глотая горькие слёзы, и лишь под утро забылась коротким сном и тут же проснулась с тревожной мыслью, что надо успеть покинуть ложницу до того, как проснется супруг. В этот миг она была почти благодарна князю за то, что он пренебрёг свадебными обычаями, и никаких встреч молодых поутру с гостями и родственниками не предполагалось. Как и пира второго дня свадьбы…

Одевшись и причесавшись с помощью прислужниц, Ольга попросила проводить её в столовую горницу. За столом уже сидели наследники князя, Предслава и незнакомая Ольге средних лет женщина. Ольга пожелала собравшимся доброго утра – незнакомая женщина поднялась:

– Будь здрава, княгиня! Я – наставница княжны Ефандры, Милицей наречена, – представилась она и поклонилась.

– Будь здрава, Милица, – отозвалась Ольга и посмотрела на княжну.

Юная Ефандра, названная так в честь бабки – матери князя Киевского, гораздо больше походила внешностью на Игоря, нежели княжич Олег. Её глаза, подобно отцовским, были – серыми, а волосы, заплетенные по-девичьи в косу, тёмно-русыми. Они слегка пушились, завитками ниспадая на нарядный венец – шитую золотом ленту. На виски с венца спускались золотые привески-рясна. Княжна в силу своего возраста – а была Ефандра в той пограничной поре, когда девочка уже и не дитя, но ещё и не созревшая для брака дева – не присутствовала на вчерашнем пиру, а нарядиться ей явно хотелось: оттого на семейный заутрок она надела столь дорогое узорочье. Ефандра доброжелательно улыбнулась княгине и кивнула. Улыбнувшись ей в ответ, Ольга перевела взор на прочих присутствующих за столом – княжич, заметив внимание молодой жены отца, покосился на тётку. Убедившись, что новоявленную княгиню Предслава и взглядом не удостоила, Олег тоже промолчал..

Вздохнув, Ольга присела. Подоспела челядь – наполнила снедями посуду, избавив новобрачную от неловких расспросов и лишних поводов почувствовать себя ещё большим изгоем. Ольга устремила взор в стоявшее перед ней блюдо с кашей – желания есть нынче не было. Остальные к еде тоже не притрагивались – без главы семьи начинать заутрок не полагалось. И вот, наконец, в горницу вошёл князь. Наставница и княжичи, завидев его, вскочили, по очереди поздоровались с поклоном. Предслава проделала то же самое, но не спеша, степенно и величаво. Ольга, не зная, как пристало вести себя ей, посчитала за благо последовать примеру прочих собравшихся – поднялась, молча склонила голову и села. Скользнув взглядом по лицу супруга, она отметила, что смотрелся Игорь весьма хмурым. Князь тоже поглядел на неё – внимательно, задумчиво, как будто припоминая, отчего Ольга здесь, и вдруг усмехнулся:

– Благостное нынче утро выдалось. Всё семейство в сборе – и княгинюшка наша тут же – прекраса моя ненаглядная, – он сел за стол, отпил из кубка, который поспешно наполнила пожилая прислужница, взялся за ложку, и все прочие члены семейства приступили к еде. – Что так рано поднялась, прекрасушка? Почему супруга своего одного в печали и скуке оставила?

– Не хотела тревожить твой сон, князь. Прости, коли тебя расстроила, – скромно промолвила Ольга, потупив взгляд.

– Верно – расстроила. Запомни, прекраса моя, должна ты вечером всегда быть раньше князя в ложнице, а утром, коли я с тобой рядом ночевал, покидать тогда, когда я тебе велю и не ранее. Поняла? – не стесняясь своих отпрысков и наставницы, обратился к ней супруг.

– Поняла, – кивнула Ольга.

– На первый раз прощу тебя, но ежели ослушаешься – будешь наказана так, как сочту нужным.

– Да, княже, как велишь, так и сделаю.

– Сметливая жена мне досталась, это радует, – князь рассмеялся, приложился ещё раз к кубку и принялся за еду. – Ладно, довольно семейных дел на сегодня, – прожевав, молвил князь. – Перейдём к державным. Сын, отправишься вместе со Свенельдом в Смоленские земли. Разобраться надобно с тамошним правителем, что посмел оказать помощь нашему противнику, Вальгарду. Возьмёшь три сотни из нашей дружины, Свенельд своих людей и наёмников, что из Ладоги привёл. Итого пять сотен.

– Захватить хочешь Смоленск, батюшка? Своего наместника там поставить?

– Откуп для начала хочу со Смоленска взять. Коли серебра мне даст и прочего имения – не трону его. Всё же своих людей в войне с Новгородом я почти не потерял. Спасибо моему тестюшке – из своей мошны войну оплатил, – князь рассмеялся, и Ольга поняла, что эти слова были предназначены ей. – Да ещё и дочку мне отдал свою любимую. Ничего для своего князя не жалко. Вот такие должны быть поданные. Вот тому Смоленск и поучите вместе с воеводой. Свенельд у нас ныне в почёте – людей наших сберёг да ещё и дружину преумножил – люди нам нужны – весной, в земли уличей, в поход пойдём на Тесмень[5 - Тясмин, приток Днепра. По обоим берегам реки Тясмин, протекающей между реками Днепр и Южный Буг, находились поселения племени уличей]. А пока в Смоленск – с воеводою. Заодно настрой в дружине Свенельда проверишь – все ли гридни его такие же преданные своему князю, как их воевода. Понял?

Олег кивнул и неуверенно добавил: