Твое имя

Двадцать монет. Почти все, что было у напарников. Мара ничего не сказала вслух, но с тоской подумала о том, что теперь денег до зимы им едва ли удастся заработать. И, видно, придется переговорить с Бьярном – отпустить его. Один он, возможно, найдет подработку на оставшееся время. Что же за черная полоса такая…

Но это подождет – есть еще несколько дней в запасе. Пусть Бьярн тоже отдохнет, наберется сил. Мара не хотела признаваться даже себе самой в том, что просто не хочет его отпускать.

Бабка достала из печи горшок с кашей, нарезала хлеб и налила квас – невесть какой завтрак, но лучше, чем ничего. Эрл, который уже смог самостоятельно подняться на ноги, присоединился к ним за столом. Хотя Мара уговаривала его поесть в постели, но мальчик, узнавший утром от провожатых о ночной стычке с шатуном, теперь не отставал ни на минуту, продолжая выспрашивать подробности. Мара даже подумала о том, что, возможно, какое-то воспоминание, стершееся из головы, заставляет его снова и снова задавать вопросы. А может быть, это обычное детское любопытство.

– Он убит был? Прямо в грудь?

– Да, – в сотый раз устало согласилась Мара, поскорее накладывая себе в тарелку горку пшеничной разваристой каши, мечтая набить рот и помолчать хотя бы пять минут.

– Ух… И даже говорил! Жу-уть! Откуда он шел, интересно?

– Так вы нашего Базиля нашли? – встрепенулась хозяйка, которая, видно, плохо слышала только тогда, когда ей это было выгодно. – Ох, злодейство. Злодейство вчера здесь совершилось, малыш!

Мара и Бьярн одновременно попытались задать вопрос, оба подавились кашей и закашлялись.

– Убийство? – первым пришел в себя Бьярн. – Значит, ша… погибший из здешних мест?

– А то! Из наших. Базиль это, Самохи сын. Они с Вендимом невесту не поделили. Та сначала с Базилем шашни крутила, а потом… – старуха махнула рукой. – Ветреная глупая девчонка. Так вчера Вендима и застали на месте преступления. Стоит с колом в руках – из ограды, видать, вытащил. Весь трясется. «Я не виноват, – говорит. – Я только защищался!» А Базиль у его ног лежит и не дышит уже. Ну, повязали голубчика – и в погреб, пока дознаватели едут. Они к нам из самого Флагоса поедут, двое суток пути. А пока суд да дело, Базиль наш поднялся и убег в лес.

Бабка рассказывала историю так буднично, словно тут, в небольшой деревушке, каждый день происходят убийства. А ведь наверняка дело неслыханное, и еще через год только об этом происшествии и будут вспоминать.

– Но точно ли это он? – засомневалась Мара. – Во что он был одет?

Сама она утром успела осмотреть упокоенного. В том, что он деревенский парень, сомнений не возникало, но в таком деле лучше изучить все детали.

– Рубашка желтая с алым узором, штаны серые… М-м-м… Шляпа, кажись, была…

Шляпу несчастный по дороге, конечно, потерял, но остальные приметы совпадали.

Эрл переводил взгляд любопытных зеленых глаз с бабки на Мару, с Мары на Бьярна, и вновь возвращался к бабке.

– А если Вендим правда не виноват? – спросил он. – Если он защищался?

Мара вспомнила идущего на них шатуна, бормочущего: «М-мир-н-но». Едва ли защищался. Неведомый Вендим доверия у нее не вызывал. Как, впрочем, и Базиль – сочувствия.

– А может, допросишь его, девица? Раз уж ты так удачно к нам в Выселенки завернула. Промысел Всеединого, не иначе. Да и тело Базиля надо домой вернуть, похоронить по-человечьи. Мать убивается…

Мара вздохнула.

– Не получится допросить. Его уже наши упокоили. После такого заклятия мертвого не поднять… А тело, конечно, покажем.

Она посмотрела на Бьярна, вопросительно приподняв брови: «Покажешь?» Ей неловко было просить напарника вместо отдыха возвращаться к месту ночной стоянки, но себя она чувствовала пока слабой. Бьярн кивнул.

– Ах, как жалко, деточка. Как жалко, – причитала бабка.

Мара промолчала о том, что один способ все же существовал, но такой трудоемкий и муторный, что игра не стоила свеч. К тому же дело казалось ей очевидным: убийца застигнут на месте преступления.

Бьярн задержался у дверей, глядя на Мару. Явно хотел что-то ей сказать, но сомневался, стоит ли. Все же не выдержал:

– Рана сильно беспокоит? Сейчас оба ложитесь и отдыхайте!

Мара чуть было не вспыхнула снова – опять эти покровительственные интонации в его голосе. То волосы не стриги, то ложись и отдыхай! Что дальше? Но тут же кольнула совесть: Мара чувствовала себя значительно лучше именно потому, что Бьярн поделился с ней частью жизненной силы. И хотя он старательно не показывал вида, но Мара точно знала, что приходить в себя потом не так-то легко.

– Ладно, – за обоих ответил Эрл.

И Мара не стала спорить, они действительно нуждались в покое. Зато у мальчика дела быстро шли на поправку: детские организмы быстро восстанавливаются, да тут еще вестяник сыграл свою роль – через несколько дней Эрл будет как новенький. Аппетит отличный, и щеки порозовели.

– Можно мне каши еще? – словно в ответ на ее мысли спросил Эрл у хозяйки. Он выскреб свою тарелку и оглядывался, разыскивая, чего бы еще съесть.

– Ась? Что, милок? – бабка приложила ладонь к уху. – Глуховата я стала.

И юркнула за дверь. Мара только головой покачала: артистка, так ее. Переложила половину своей каши мальчику в тарелку – все равно есть не слишком хотелось. Потом доковыляла до постели и с облегчением легла, вытянув ноги.

В безопасности. Живы. Солнце светит в окна. Как же хорошо.

Поспать, однако, не удалось. Бабка не сумела удержать язык за зубами. Совсем скоро Мара услышала возню у дверей, неясный гулкий голос Бьярна и незнакомый женский, с плачущими интонациями. Мара выругалась про себя и пошла открывать.

Эрл, облизывающий ложку, с любопытством ждал развития событий. В комнату влетела худенькая немолодая женщина, Бьярн с виноватым видом зашел следом. На заднем плане маячила бабка, лицо хитрое и довольное: будет о чем посудачить.

Гостья увидела Мару и тут же, без предисловий, бухнулась перед ней на колени, обхватила за ноги. Мара сцепила зубы, чтобы не закричать: боль резанула рану. Но женщина, похоже, была в отчаянии.

– Деточка, милая! Спаси его!

Мара растерялась. Видно, мать Базиля совсем ума лишилась от горя. Такое бывает иногда. Некоторые, потеряв близких, вот так же упрашивали оживить. И уговоры, и объяснения, что воскрешенный уже не будет тем человеком, которого они любили, что он лишь тело без разума, обычно не действовали на убитых горем родных.

– Невозможно… – прошептала Мара. – Он умер. И этого не изменить.

Женщина подняла залитое слезами лицо.

– Его казнят, если докажут, что специально убил. Мой сын не виноват. Вендим всегда был добрым, хорошим мальчиком.

Ах, вот оно что. Это мать Вендима – убийцы, что ожидает сейчас своей участи в погребе. Законы в Симарии строги к убийцам. Если докажут, что он совершил это преднамеренно, виселицы парню не избежать. Но если, допустим, окажется, что он только защищался, то…

Мара вновь вспомнила шатуна, бормочущего одно-единственное слово. «Мирно, мирно, мирно…» Она так и видела, как широко распахнулись глаза Базиля, когда Вендим всадил деревянный кол ему в грудь.

– Неужели ничего сделать нельзя? – горячо шептала женщина, сжав в ладонях ледяные руки Мары. – Оживить хоть на минуточку? Спросить, как все было?

– Вообще-то есть один способ, – нехотя призналась Мара.

Тело привезли в Выселенки довольно быстро и оставили лежать на телеге посреди двора.

– Я только возьму немного крови, и можете вернуть его матери, – сказала Мара.

Она держала в руках узкий нож и жестяную миску. Эрл высовывал из-за дверного косяка любопытный нос: ближе подходить боялся, но и уйти был не в силах. Мара снова вздохнула про себя: хорошо, что он не помнит, что с ним случилось, и вид мертвого тела не пугает его.

– Фу-у, – протянул Эрл, подсматривая за действиями Мары сквозь прижатые к лицу растопыренные пальцы. – Мертвая кро-овь!

– Брысь! – в один голос крикнули Мара и Бьярн.