Два такта до обрыва. Смычок виолончели для пианиста

Два такта до обрыва. Смычок виолончели для пианиста
Анна Сергеевна Патина

Эта маленькая история из жизни неопытной пианистки, которая после смерти родителей потеряла смысл жизни, затерявшись между клавиш ненавистного рояля.Однажды в её университете появляется известный виолончелист-виртуоз, который цепляет девушку своей музыкой, заставляя её попросить научить играть так же, как он. Виолончелист соглашается, но перед тем предупреждает, что болен глиомой ствола головного мозга.Так смогут ли они избежать настигнувшую их болезнь?

Два такта до обрыва

Смычок виолончели для пианиста

Анна Сергеевна Патина

© Анна Сергеевна Патина, 2016

© Екатерина Васильевна Катунова, дизайн обложки, 2016

Корректор Галина Андреевна Малиновская

Редактор Дарья Сергеевна Мысовских

ISBN 978-5-4483-2318-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сначала вы будете улыбаться, а потом плакать – и не говорите, что вас не предупреждали.

© Николас Спаркс; «Спеши любить.»

Это был муторный понедельник. Ветер хлестает бетонные стены музыкального университета. Солнце сияет лишь для красоты, не желая греть никчёмную Землю. От весны присутствует только название жалкого месяца марта, который больше подходит к зимнему времени года, но так как у зимы кончился трехмесячный лимит, этот месяц просто приплюсовали к отстраненной весне. Высший идиотизм…

Карен была кем-то вроде марта среди других месяцев, зачисленных в весну. Отстранённая, ненужная, другая. Одним словом – отброс общества. Она не имела ни смазливых уз, ни эгоистичных связей. Была похоронена заживо в воспоминаниях о зиме, в которых были друзья, семья и счастье. Сейчас же было только одиночество.

Ты понимаешь свою ничтожность, когда видишь отражение незнакомого тебе человека в обляпанном зеркале туалета музыкального университета штата Вирджиния. Выжженные чёрные волосы сочетались с жёлто-коричневыми кругами под глазами. Искусанные в кровь губы, что отвратительно шелушились и облезали, подчеркивали бледность кожи, от которой хотелось блевать на месте. Это лицо человека под именем Карен Батлер, но не она сама. Смешно и противно.

Боль тоски и одиночество заглушало лезвие бритвы, что плавно скользило по запястью девушки. Поверх старых шрамов образовались новые, кровоточащие сильнее предыдущих. Возможно, обляпанное зеркало, обшарпанные стены и грязные унитазы, выглядывающие из открытых кабинок – последнее, что увидит юная особа. Отвратительный запах и мрак – идеальное сочетание с Карен.

Тишину мыслей разрезал резкий хлопок шпингалета в одной из закрытых кабинок туалета. В страхе девушка выронила алое лезвие из дрожащих пальцев в раковину, спрятав красные порезы за рукав серого кардигана.

Мужчина лет двадцати пяти поражает своим высоким ростом и кричащим красным цветом волос. Именно сегодня мужской туалет закрыли по причине ремонта, эгоистично заставляя целый день делить один туалет между мужчинами и женщинами. Из его пальцев медленно упал в унитаз бумажный окурок от сигареты. Взгляд томил в себе замкнутость и отстранённость и в тоже время презрительность к жалкому отражению себя через стеклянное зеркало. Он напоминал некий цветок хиганбана в весеннюю стужу.

Даже его шаги были изящными и медленными, будто он боялся напугать дрожащую малышку Батлер, но на деле кротко брошенный взгляд на девушку был наполнен отвращением и осуждением. Кажется, то, что соседняя раковина была полностью в крови, никак не волновало мужчину. Он просто безэмоционально тёр ладони друг об друга под сильным напором воды.

Карен была подавлена, но не могла оторвать обеспокоенный взгляд с этого человека. Резко шум воды прекратился и вновь эхом отражалась тишина, разбавленная только дыханием обоих.

– Кто будет совершать самоубийство в общественных местах? – грубым басом сделал замечание незнакомец, бросив взгляд на лезвие, окровавленную руку и на красные линии, вычерченные на ней, что выглядывали из под короткого кардигана. – Вроде собралась совершать суицид, а не знает даже основ.

– Я знаю, – нервозно заявила Карен, приглушая тон на минимум.

Щекотливое ощущение от его ухмылки и презренного взгляда давали повод задуматься над значимостью этого места и встречи. Возможно, именно эта физиономия встряхнет девушку и полностью избавит от мыслей о суициде.

– Значит, просто стараешься давить на жалость, – эти слова, как тысячи осколок лжи пронзили трёхсоткилограммовое сердце. – Таких, как ты называют симулянтами, которые кроме самолюбия ничего не имеют, – бросив последний взгляд, он направился в сторону выхода, забрав с собой всю гордость юной леди.

– Ты хоть осознаешь всю боль одиночества, имея только память, заполненную воспоминаниями о прошлом? – голос будто был на пике срыва, что заставило мужчину остановиться. Всё, что копилось все эти годы, выплеснулось одним криком. – Я чувствую, как умираю…

Гулкая тишина сопровождалась глубокими вздохами. Батлер не видела его лица. Была только красная голова и монотонное дыхание.

– Ты хотя бы знаешь значение глагола «умираю»? – сжал кулак незнакомец, будто ухватился за самоконтроль и так старательно не выпускал его из своих слабых пальцев. – Кто-то сейчас, в эту минуту, в эту секунду так усердно старается выжить, а ты… – процедил сквозь зубы мужчина. – Умирай, но только без меня, – закончил красноволосый, покидая стены холодного туалета.

Он оставил Карен наедине со стыдом и позором. Девушке было настолько противно от самой себя, что слёзы стекали ручьём по ледяным щекам. Чувство одиночества перебивало чувство ответственности за свои действия, ведь тот мужчина в какой-то мере прав.

Батлер быстро обвязала раны тонким бинтом, что начал щипать кровоточащие порезы. В спешке промыв раковину от улик и запихав лезвие в рюкзак, она удалилась из помещения.

Чистый запах коридора, смешанный с резкими женскими духами был как бальзам для маленького чувствительного носика Карен. Она медленными шагами пошла на свою скучную пару со скучными студентами и скучным преподавателем. Пусть она не умерла сегодня, это не означает, что можно пропускать неохотные занятия в университете, ведь это будет слишком подозрительно.

Аудитория присутствующих была равна одной третей из всей группы. Шум шёпота разносился по всему помещению, заглушая звук спокойствия. Студентка осторожно села на третий ряд, положив тяжелую от мыслей голову, причиной которых являлся тот незнакомец, на искалеченные руки.

– Добрый день, – зашёл преподаватель в кабинет, поднимая пыль от резкого хлопка учебников 90-ых годов об деревянный стол. – Я хочу всем вам представить одного моего очень хорошего друга.

Все студенты направили своё внимание на дверь, прекращая шептаться и шуршать ненужными сейчас листами бумаги. Из-за двери мелькнули только алые локоны волос, но девушка сразу поняла, кто этот мужчина. Как только этот человек сделал пару грубых, но медленных шага, демонстрируя свою личность всей аудитории, Карен не сомневалась в том, что это тот самый незнакомец. Тот, что впервые за четыре года заставил задуматься о смысле своих поступков. Острые уши, потрёпанная ухмылка, измученный взгляд, не зажжённая сигарета во рту и вызывающий цвет волос – вот что заставляло Батлер затаить дыхание.

– Его зовут Ричард Браун, – положил тяжелую руку на плечо самодовольной личности профессор. – Он – известный виолончелист-виртуоз и композитор. Приехал из Англии несколько месяцев назад. Студент Оксфордского университета. – гордость за то, что его друг – это этот измученный парень, который больше похож на живого покойника, чем на виолончелиста, настораживала. – С сегодняшнего дня он будет заменять меня по случаю нехватки преподавателей. Я же, к сожалению, вынужден уехать на несколько месяцев по личным причинам, – накинул он на себя пиджак и поспешил к двери аудитории.

На лице профессора мелькнула грусть и обеспокоенность за что-то очень важное. Наверное, именно это и заставляет его уехать на некоторое время, оставляя группу пианистов какому-то виолончелисту.

– Стив, – позвал Ричард своего друга, сверкнувший ели-заметной улыбкой и подбадривающим взглядом теплы и заботы. – Всё будет хорошо, правда.

– Да, – улыбнулся в ответ профессор, будто говорил заветное: «Всё хорошо. Я буду есть, буду спать. Проблемы никак не повлияют на меня», – чего добивался услышать Браун.

Мертвую тишину аудитории хоть как-то оживил щелчок почти пустой зажигалки. Громко выдохнув из себя токсины, виолончелист небрежно осмотрел каждого, останавливая свой ленивый взгляд на Карен Батлер. Он будто смотрел сквозь неё. Куда-то в безэмоциональную, бездушную пустоту. Он видел в девушке пустоту, который не видел никто из присутствующих. Слышал именно её бесшумное дыхание среди многих, чувствовал именно её обжигающий взгляд, что изучал каждый уголок его угловатого тела, понимал только её немые, но глубокие слова.

– Зовите меня просто Ричард, – мужчина не отрывал взгляд от неё ещё несколько секунд, но потом просто перевёл его на дозу никотина, обёрнутую в бумагу, в собственных руках. – Мне двадцать шесть лет и, как вы уже поняли, я ваш временный преподаватель. Это всё, что вам нужно знать.

Его прокуренный голос, круглая осанка, немного серые зубы и ореховые глаза заставляли не отводить взгляд от этого загадочного мужчины, который несколько минут назад выставил маленькую Карен посмешищем.

– Сегодня, завтра и послезавтра пройдет мой концерт в этом университете в концертном зале, – сел на преподавательский стол мужчина. – Вы должны написать эссе по произведениям, которые будут исполняться на этом концерте. По окончанию тура все без исключений должны сдать работы ко мне на стол в ординаторскую. Всем всё ясно?

– А что, если я не смогу придти? – неожиданно тихо сообщила девушка, касаясь неуклюже крылышек носа.

– А что Вам мешает? – эти слова были для студентки, как своеобразный блейзер. Углекислый газ, смешанный с никотиновым дымом и разбавленный простодушными словами. Девушка словно пьянела по щелчку от такого сочетания, вызывающего эйфорию[1 - Эйфори?я (др.-греч. ??????? «плодовитость», из ?? «хорошо» + ????? «несу, ношу», то есть буквально «хорошо несущая») – положительно окрашенный аффект или эмоция.].

– … Дела.

Ричард откровенно усмехнулся, двигая бровями так, что задумываешься, о чем он размышляет. Какие мысли посещают красноволосого виолончелиста? Тяжелыми шагами он подошёл ближе к сидячей студентки. Парень наклонялся всё ниже и ниже, опираясь на деревянную основу с кучей ненужных бумаг, что не имели никакого отношения к слову «музыка», пока губы двух музыкантов не оказались в миллиметрах от друг друга. Горячее дыхание обжигало искусанные губы Батлер из-за чего та не могла впустить в свои легкие ни грамма кислорода. Даже не дыша можно унюхать сильный перегар со стороны Ричарда.

– Изволь освободить лишний часок между твоими симулированными суицидами, пожалуйста, – как только прозвучала эта угрожающая просьба, он отошёл на два шага назад, с осуждающим взглядом и обескураженной улыбкой, что заставляет Карен каждый раз невольно закусить алую губу. Уже начинает казаться, что именно по этим чертам лица можно составить идеально схожий фоторобот Ричарда Брауна. – Договорились?

Он курил медленно, но развязно и глубоко, прожигая все легкие ста сорока градусами, стараясь каждый раз согреться в холодном марте.

– А что, если я скажу, что не люблю музыку? – продолжала настаивать студентка.

Это был диалог для двоих. Здесь будто не существовало ничего живого, кроме их самих, не считая маленькое пространство, что держало их на расстоянии друг от друга.