Кольцо разбойника

– Рискну предположить, что нотариус.

– Правильно. Я видел, как вы глянули на его часы, и понял, что гравировку заметили. Так? Ну что же – да, Густав Шаванн является нотариусом королевской нотариальной палаты, и должен был удостоверить факт того, что вы – действительно вы.

– Для кого?

– Пока только удостоверить.

– Основания у него, согласитесь, были бы странные.

– Соглашусь. Но бывали прецеденты установления факта путем выявления неоспоримой цепочки других фактов, и ваше кольцо в такой прецедент укладывается, – он прошелся вдоль стола и отодвинул кресло. – Вы наверняка слышали про такие вещи. Описание печатки содержится во всех официальных гербовниках, и то, что записал бы Шаванн, могло бы являться доказательством. Не желаете присесть?

– Мне удобно и так.

– Как знаете. Хотя зря – беседа предстоит долгая. Возможно, вашей обворожительной камеристке стоит устроиться тут на ночлег.

– Оставьте уже этот мерзкий тон. Кем вам приходится ваша сестра?

– Луиза? Секретарша Густава. Должна была отвлечь внимание, переведя ваши мысли в мирное русло. Судя по всему, не слишком удачно с этим справилась.

– Как раз она-то справилась. Завалили все дело именно вы.

Эрик приподнял бровь.

– Да? И каким образом?

– Самым откровенным. Тоже мне – сын торговца. Кстати, про себя вы так ничего и не сказали. Кто вы такой?

– Сейчас это не имеет значения и вряд ли будет интересно. Итак, про нашу компанию вы узнали предостаточно, теперь поговорим о вас. Итак, госпожа Альяни, она же Анна-Леста Вандервельт, составила подметное письмо и обманным путем явилась сюда, чтобы разузнать кое-что насчет своих таинственных гостей, – он помедлил, ожидая, что я выйду из себя, не дождался и продолжил: – а если подвернется случай, то и выкрасть кольцо. Знаменитое кольцо Разбойника…

– Слово «выкрасть» не слишком точно отражает намерение вернуть вещь, принадлежащую мне по праву. Кольцо Разбойника относится к фамильным реликвиям дома Вандервельтов, и согласия на передачу его в другие руки не было! Во всяком случае, мне об этом неизвестно, а единственным наследником всего состояния, – я запнулась, потому что слово «состояние» в значении того, что сейчас имелось, звучало нелепо, – являюсь именно я. И только я.

Эрик облокотился о спинку кресла и вкрадчиво произнес:

– Очень хорошо, что вы завели разговор о правах. Кольцо Разбойника ведь указано в вашем свидетельстве о праве на наследство? Указано, мадам? – с нажимом повторил он.

Вот здесь разозлиться уже не составило ни малейшего труда!

– Судя по вопросу, вы и сами знаете, что нет – лишь в описи наследственного дела! Для оформления прав вещь должна быть в наличии и подлежит предъявлению! И с вашей стороны просто отвратительно об этом напоминать! Вся коллекция Вандервельтов в розыске, а в моем распоряжении только… Погодите-ка… – я прищурилась. – Кажется, вам и вправду это известно? И откуда?

– Да, кое-что мне известно, – бесстрастно ответил он. – Во всяком случае, об этой громкой истории – с пропавшей коллекцией, арестом имущества – наслышан в подробностях. Знаю и то, что люди, в чьем распоряжении сейчас имущество Вандервельтов, ничего не могут с ним делать. На законных, разумеется, основаниях. – Эрик оттолкнулся от кресла. – К слову, законных оснований нет и у вас.

– Еще раз благодарю, что напомнили! – грубо ответила я. – Говорите быстрее, что от меня хотели, сударь, мне не терпится избавиться от вашего противного общества…

Эрик подпер рукой подбородок.

– Нахальство ваше так непосредственно, что даже подкупает. Это ведь я влез к вам в дом, чтобы порыться в чужих вещах. Что ж, как хотите. Мы взялись за ваши поиски… назовем это просьбой… По просьбе Рудольфа Вандервельт-Немена.

Я вздрогнула. Дядя?

– И кольцо получили именно от него. Равно как и описание того, как оно поведет себя при встрече с вами. И если бы не ваша проделка вчера днем – видимо, что-то сделали со своими руками – все бы выяснилось сразу.

– А кто подбросил идею, что Элен Альяни и Анна-Леста Вандервельт могут быть одним лицом?

– Нам посодействовал в этом профессор Иезекиил, – просто ответил мой собеседник.

От его слов мне стало совсем неуютно. Мысль о том, что мой пьяница-учитель, чудак и умница, который, несмотря на свои недостатки, все же был мне другом, знал мою историю и, как казалось, уважал меня и сочувствовал, мог выдать ученицу непонятно кому, повергла в шок. Но лучше уж так, чем по-другому… Например, если бы эта шайка развязала Иезекиилу язык иными способами.

– Не волнуйтесь за вашего наставника, – сказал Эрик, разом прочитав на моем лице все мысли, – он к вам искренне привязан, и ему ничего не угрожает. Разве что спиться раньше времени. Профессор долго вещал о талантливой студентке из бедной семьи, у которой даже денег толком не было на учебу, пришлось окончить курс заочно. Матушка ваша, с его слов, давала уроки иностранных языков и рисования. А отец днем чинил цепочки в мастерской, а ночами чертил эскизы шедевров…

Да, это была наша с ним легенда, которая появилась у персонажа Элен Альяни.

– В жизни, я так понимаю, все было несколько иначе. Так вот, раза два Иезекиил проговорился и неумышленно выдал несколько деталей вашей истинной биографии, из чего я сделал вывод, что ищу в правильном направлении. Профессор не умеет врать. Да еще в нетрезвом виде, – с насмешливой улыбкой добавил Эрик. – А то, что любитель выпить, видно с первого взгляда.

– Вы его напоили, да? – еле сдерживая ярость, спросила я.

– Ну почему же сразу напоили, – он пожал плечами. – Предложили слегка угоститься в приятном обществе. И в ходе беседы немного понизили крепость благородных напитков. Без его ведома.

– Мне ясно, с кем имею дело.

– Тем лучше – я не расположен рассказывать. Не стоит злиться на меня, сударыня. Я честно пытался разузнать о вас у прежних знакомых и друзей, но со времени разорения дома Вандервельтов судьбой его единственной наследницы мало кто интересовался. Должно быть, вам и самой это известно.

– Вы на редкость деликатны, сударь. Что с дядей? Судя по всему, сидит под замком где-то в сарае… или в подвале гостиницы на задворках какой-нибудь деревни. После такой же вот приятной беседы.

– Да нет, с ним-то как раз все хорошо. Он посещает планетарий, любуется видами реки с Часовой башни… Словом, живет в свое удовольствие.

В голосе Эрика прозвучало что-то похожее на пренебрежение или даже презрение, и это мне крайне не понравилось: не его дело решать, что собой представляет дядя – человек, возможно, и легкомысленный, но по-своему добрый и великодушный.

– Впрочем, это меня не касается, – добавил Эрик. – Мне нужно было вас разыскать.

Непонятно все это было… Совершенно непонятно.

Да, дядя действительно вряд ли знал что-нибудь об Элен Альяни – это имя появилось после смерти бабушки, а тогда Рудольф уже не один год жил на другом конце страны. Все отношения между ним и Ванессой-Терезией, которые и так-то не отличались теплотой, к тому времени давно прекратились.

Мы с ним были друзьями – во всяком случае, мне так казалось. Он был беспечный, веселый, похожий на игристое вино. Мама говорила – копия отца в молодости, бабушка с кривой улыбкой это подтверждала. Жил на доходы от расстроенного семейного имения, где-то иногда служил, но служба ему быстро надоедала. На просьбы родителей определиться и заняться делами часто отвечал, то ли в шутку, то ли серьезно, что великий ум его не создан для скучных дел… А таких слов, как служба и жалованье, приличный дворянин и знать не должен.

После его отъезда я еще получала открытки со штемпелями разных городов – Рудольф все так же колесил по стране и жил то в одном месте, то в другом – а потом перестал и писать.

Несколько раз я отправляла письма по его старым адресам, пытаясь разыскать дядю, но все мои эпистолы вернулись назад.

Последнюю весточку я получила через месяц после бабушки – событие было громкое, о нем писали в газетах. Соболезнование дядино было корректно, вежливо, и слово в слово взято из официальных посланий, которые обычно направляются в таких случаях. Я понимала, что скорбеть по поводу кончины Ванессы-Терезии дядя Рудольф не будет, и все же мне стало грустно. Казалось, тогда он мог найти для меня другие слова…

Из этого письма я сделала два вывода: что с дядей все в порядке, он живет своей жизнью где-то в приличном месте, куда доходят столичные газеты, и что общаться с нашей семьей даже в моем лице ему не хочется. Что ж, это было его дело, и он имел на то полное право. Потом и я сменила место жительства, покинув Брокхольм и переселившись в домик на окраине провинции, который бабушка заблаговременно приобрела на мое имя.

А теперь, значит, дядя все же захотел встретиться. Или вынужден…

– Где Рудольф? – спросила я.

– Не слишком далеко от Бестама. Это все, что вам пока следует знать. – Эрик перегнулся через стол. – А я бы на вашем месте задал другой вопрос. Не интересуетесь, откуда у него кольцо?