– В Сибири так любят пить чай, – Софья сделала большие глаза от удивления, – особенно после бани. В гостинице, где мы с мисс Матер снимали номер, останавливались рыбопромышленники, прибывшие из северного города Березова. При гостинице есть русская баня. Так вот, в тот вечер, когда мы прибыли в Тобольск, купцы с купчихами, сидя в столовой с жутко красными лицами, наслаждались обильным чаепитием с малиновым вареньем, баранками и пирожками. Это было любопытное зрелище!
Учителя и графиня рассмеялись.
– Раньше я думала, что люди, живущие возле Полярного круга, бледные и хилые, – добавила баронесса. – Встреченные же в гостинице купцы были наглядным подтверждением обратного. Почти все они были под два метра ростом!
Анастасия Гендрикова после воцарившегося за столом недолгого молчания сказала, держа в руках чашку с блюдцем:
– Со мной недавно произошел такой интересный случай: несколько недель назад я получила письмо от Анны Вырубовой, в нем она пишет, что отправила мне коробку шоколада для Цесаревича. Однако сладости с письмом солдаты не передали! Странное дело. Вчера мне снова пришло от нее письмо, в котором она меня известила, что повторно отправила порцию лакомства, как я просила! Вообразите! И приложила в конверт почтовую карточку с почерком как у меня. В ней было написано – пришлите побольше шоколада и поскорее, так как Семью скоро переведут из Тобольска. Она поверила, купила эту роскошь и отправила!
Сидящие за столом снова рассмеялись, их смех смешался с солдатским гомоном.
– Наверное, охрана насладилась им вдоволь! – улыбнулся мьсе Жильяр.
В столовую вошли князь Долгоруков и генерал Татищев, они вернулись со свидания с Царской Семьей. Оглянувшись на них, графиня Гендрикова встала из-за стола, поправив юбки.
– Что ж, пойду теперь и я проведать Августейших Узников.
– Как жаль, что мне нельзя пойти вместе с тобой, – сказала баронесса. – Комиссар Панкратов не разрешает мне даже приближаться к дому!
– Иза, я передам от тебя привет и добрые пожелания с Рождеством. Хотя ты можешь сама написать им весточку, а я отнесу.
– Одевайтесь теплее, Анастасия, сегодня жутко холодно! – поежился князь Долгоруков, наливая в кружку горячего чаю.
– Пожалуй, надену шубу, – подумала вслух графиня, посмотрев в окно. – Кстати, точно такую же, как у тебя, Софья, – серого сукна и с пышным собольим воротником!
– Нам всегда нравились вещи одного цвета и фасона, – улыбнулась баронесса в ответ, не подозревая о приближающихся неприятностях.
Глава 5. Перезвоны золотой чулпы
Тобольск, 1974
Елка в гостиной светилась разноцветными огоньками. Вчера Ефим Петрович, сидя в сарае, весь вечер собирал и паял гирлянду с маленькими круглыми лампочками и собственноручно раскрашивал их тушью в разные цвета.
Зоя очень удивилась, когда услышала его голос в столовой из своей комнаты. Он не пошел сегодня на работу? На носочках она пробралась к перекрытию второго этажа и наблюдала, как отец что-то подкручивал отверткой возле праздничного дерева, но, услышав шорох наверху, обернулся. Зоя облокотилась на перила и наблюдала за ним сонная, с растрепанными косами и с улыбкой на лице.
– Зойка! Смотри! – он загадочно подмигнул и вставил вилку в розетку.
Елка, припорошенная ватой, словно снегом, начала вращаться, отблескивая мишурой. Серпантин струился с самой вершины – от красной звезды и до крестовины. На ветках покачивались стеклянные игрушки – грибочки, перчики, шишки, космонавты, шарики и разноцветные сосульки.
Зоя запрыгала и захлопала в ладоши.
– Папа, какой же ты выдумщик! – крикнула она и припустила бежать по лестнице, быстро переступая с одной ступеньки на другую.
Она подпрыгнула к деревцу и поздоровалась с ним за колючую лапу.
– Привет, елка!
Зоя растерла несколько иголочек между пальцами, и ее носа мгновенно коснулись ноты праздника. Она закрыла глаза и отчетливо услышала смех гостей, звон хрусталя, треск бенгальских огней и бой курантов. Из мечтаний ее выдернул отец, накидывающий тяжелый тулуп возле входной двери.
– Зоя, когда позавтракаешь, выходи помогать мне чистить дорожки.
– Хорошо, – она послушно кивнула, уже тыкая пальцем в стеклянную шишку и заставляя ее кружиться на нитке.
Зоя собралась быстро. Сделала первый шаг из сеней, и белый снег ослепил ее. Пришлось некоторое время прикрывать глаза варежками. В тени крыш дворовых построек голубой и фиолетовый тона смешивались и растворялись друг в друге, создавая гармоничную цветовую симфонию. Ефим Петрович уже выбивал дорожки и ковры, закинутые на перекладины. Зоя кидала в них снежки, а потом запустила несколько и в отца. Тут же ей прилетел озорной холодный ответ. Они смеялись и валяли ковры в белом месиве. Зоя ходила по ним в валенках, отчего на снегу оставались серые пыльные пятна. В минуты отдыха она садилась в большую картонную коробку, и отец катал ее по двору дома.
– Папа, нам нужна собака! – крикнула ему Зоя, выпуская теплые облачка пара в морозный воздух. – Она бы сейчас бегала и резвилась вместе с нами.
Ефим Петрович подмигнул ей.
– Я подумаю.
Ковры и дорожки были вычищены. Свернув рулонами, отец и дочь заносили их в дом, комнаты при этом наполнялись морозной свежестью. Их особнячок был хоть и двухэтажный, но совсем не большой. На первом – разместилась библиотека с невысокой сценой для домашних выступлений, столовая, кухня и ванная комната. На втором этаже четыре спальни. Две теперь были закрыты и ждали новых жильцов. Зоя тайно надеялась, что Калерия Ксенофонтовна все-таки согласится когда-нибудь переехать к ним из деревни и поселится в одной из них.
Она вернулась на улицу за последним круглым ковриком. По пути домой залезла в почтовый ящик варежкой с прилипшим мокрым снегом и достала стопочку открыток и пару писем.
– Смотри, папа, сколько нам пришло поздравлений к празднику!
– Отнеси маме, она будет зачитывать их вечером за столом, – глухо крикнул отец из сарая.
Бережно сложив открытки в карман потертой шубы, рукава которой удивительным образом укоротились сами по себе с прошлой зимы, Зоя зашла в холодные сени, где на подоконнике остывала заливная стерлядь с морковкой и зеленым горошком. Рядом в эмалированных тарелках красовался холодец. Даже отсюда было слышно, как мать стучит кастрюлями и сковородками, продолжая готовить праздничные блюда. С самого утра она ходила в бигуди, варила овощи, разделывала рыбу и делала нарезки.
Зоя открыла дверь в дом, и на нее хлынула теплая волна праздничных ароматов: газовая духовка работала весь день.
– Хватит по улице шарахаться. Ты мне в доме нужна, снимай шубу, – мать перекрикивала концерт на телевизоре и натирала свеклу на салат.
– Вот, – Зоя протянула ей бумажную стопку, – были в почтовом ящике.
– Положи на комод в спальне и возвращайся.
Зоя спустилась на кухню.
– Что мне нужно готовить?
– Ты думаешь, я тебе доверю готовку? Украшай гостиную, вырезай снежинки.
Разложив на кухонном столе цветную бумагу, ножницы, Зоя занялась делом. Мать ненадолго отвлеклась от терки, подошла к стене и оторвала последний листочек календаря, откуда Дед Мороз приветливо подмигивал и поздравлял граждан большой страны с наступающим Новым годом.
Дверь в сенях хлопнула: отец вернулся из универмага, где достал торт с розочками, лимонад, шампанское и апельсины, отстояв огромную очередь.
– Я сейчас уеду в деревню за матерью. Зойка, ты со мной?
– Нет, – ответила за нее Исталина, – она нужна мне дома.
Зоя очень любила кататься с отцом на его ласточке – зеленом «Москвиче». Особенно к бабушке. Это было настоящее трехчасовое путешествие! Обычно они брали с собой бутерброды и чай в термосе. Зоя сама настраивала радиоприемник в салоне автомобиля, и начиналось приключение. Маленькая машинка с выпученными глазами-фарами весело подскакивала на дороге, неся их среди полей и лесов.
«Могла бы и отпустить… Как будто специально хочет испортить настроение в праздник. Она же знает, как я люблю такие поездки!..», – сердилась Зоя, но посмотрев, как мама нарезает тыкву на салат, смягчилась. – «Ладно, раз ей требуется помощь, конечно, придется остаться. Подготовиться к такому большому празднику непросто».
Папа махнул на прощание рукой и вышел. Зоя хотела крикнуть ему вслед: «Нет! Подожди! Я с тобой!», но она только подошла к окну и отодвинула простенькие, накрахмаленные до хруста кухонные занавесочки. Отцовская машина удалялась по улице старинных особняков, мимо разрушенного большевиками храма Захария и Елизаветы, на крыше которого от заброшенности уже начала расти молодая поросль берез и мох. Еще мгновение, и фары скрылись за поворотом.