– Бродвей! Я иду на Бродвей!
– Спасибо, – поблагодарил меня папа, обнимая жену.
Они казались счастливой семейной парой, но меня тяготил их тайный разговор. Отчего вся иллюзия относительно настоящей семьи трескалась, как лед весной. Они стали просматривать программку, а я думала о том, что за все эти годы мы с братом и не могли подумать о том, что между родителями может стоять измена. Она ведь как пропасть, через которую не каждый перепрыгивает. Ни одного намека, ни одного сомнения за долгие годы.
Я пыталась сосредоточиться на спектакле, но каждую минуту поглядывала на родителей. Они смотрели его с полным воодушевлением, в отличие от меня. На волнительных моментах мама брала отца за руку, и я видела, как они вместе смеялись, но я как-будто ждала от них подвоха.
На обратной дороге мама не могла остановиться в своих эмоциях. Я улыбалась и одобрительно кивала на все, что она говорила. А папа постоянно добавлял одну и ту же фразу: «Холли, это наш лучший вечер в Нью-Йорке».
Я отказалась подняться к ним в номер на чай, сославшись на усталость и на раннюю тренировку.
Мы все совершаем ошибки, думала я по дороге домой. И папа когда-то оступился. Но почему я так переживаю из-за этого? Как будто мне четырнадцать, а не двадцать два.
Уже дома и под душем я смогла о них забыть. Джен не ночевала дома, и я залезла в ее кровать. Заснуть мне не дал телефонный звонок.
– Привет, – голос Дина звучал бодро. – Я тебя разбудил?
– Нет, – соврала я.
– Хотел пригласить тебя на концерт. Ребятам понравилась твоя идея, и мы решили выступить завтра в парке. Вечером, в пять. Ты придешь?
– Конечно, – мое настроение мгновенно улучшилось. – Давно хотела послушать вашу музыку.
– Ну, тогда до завтра, – сказал он. – Мы пошли репетировать. И честно, я соскучился по тебе.
Я улыбнулась, закрыв глаза.
– Я тоже. До завтра.
На часах было одиннадцать вечера, а он пошел репетировать.
Следом за его звонком пришло сообщение: «Тебе понравится». А во вложение была песня. Я надела наушники, включила и закрыла глаза. На удивление, она была медленной и на третьем круге я заснула.
Апрель был не только теплым, но и романтичным. Моя жизнь после знакомства с Дином стала другой. Она наполнилась безумной энергией, множеством новых увлечений. Расширился круг любимой музыки. Он научил меня быть смелее и знакомил с интересными людьми. Иногда мне казалось, что до него я жила на сто процентов, а с ним на двести. Если раньше я думала, что все началось в тот день, когда мы танцевали под «Нирвану», то сейчас поняла – все началось в парке. В тот самый момент, когда я стояла среди толпы людей и слушала их музыку. Среди незнакомых людей я смотрела на него и ловила каждый его взгляд. Я чувствовала себя особенной для него. И мне нравилось в нем все. Его белые кеды, черные джинсы и куртка. И эта белая бейсболка козырьком назад идеально смотрелась на нем. Его странные браслеты. И то, как он умело обращается со струнами гитары.
Концерт длился сорок минут и закончился достаточно неплохими аплодисментами собравшихся здесь людей. На барабанах было написано сокращенное название группы – TOR и небольшой баннер был расположен впереди них. Когда все закончилось, Дин познакомил меня с ребятами из группы.
– Ребята, это было круто, правда, – сказала я.
– Спасибо за идею, – ответил Брэд.
Я смущенно посмотрела на Дина.
– Все честно, – сказал он, убирая гитару в чехол. – Кто придумал, тот и автор.
– Увидимся завтра на репетиции. Напоминаю, что завтра будет ответ, – сказал Брэд и, ответив на телефонный звонок, ушел прочь.
– Зак, тебе помочь?
– Нет, я справлюсь, – ответил он Дину, аккуратно складывая барабаны. – Можете идти. Том мне поможет.
– О’кей, до завтра.
Повесив гитару на плечо, Дин попрощался с ними, и мы пошли гулять.
– Что за ответ? – поинтересовалась я, как только мы отошли от них.
– Это насчет нашего альбома. Мы с Брэдом очень долго добивались встречи с одним влиятельным человеком. Если он согласится, то у нас появится доступ к лучшей музыкальной студии города, и мы сможем записать альбом.
– Нервничаешь?
– Заметно? – спросил он, и я кивнула.
– Это очень важно для меня. Музыка моя жизнь.
– Я понимаю.
– Проводила родителей?
– Ага. Они сказали, что Нью-Йорк слишком шумный. От этого у мамы по вечерам болит голова.
Дин улыбнулся.
– «Чувствуй жизнь» – что значит для тебя эта фраза?
– В смысле? – непонимающе посмотрел он на меня.
– Я про твою татуировку.
– А-а… – вспомнил он. – Моя первая татуировка. Я сделал ее в девятнадцать лет. Откровенно говоря, в этом возрасте у меня был не самый хороший период. Юноша, искавший смысл своей жизни и самого себя. Я пришел в татусалон без понятия, что буду делать. Когда сел в кресло, то увидел плакат с девушкой, на котором от руки было подписано «Чувствуй жизнь». И я такой – «Да!» – Дин крикнул, и люди, сидевшие на лавочке, посмотрели на нас. – Это оно. Это то, что мне нужно.
– И что потом? Дела наладились?
– Как видишь, – Дин развел руки в стороны. – Я чувствую ее по полной. Хочешь, кое-что покажу?
Он снял гитару со своего плеча и протянул ее мне.
– Подержи.
Сняв куртку, он бросил ее на землю и остался в белой майке. Отойдя на несколько шагов в сторону, он сделал сальто вперед, затем еще одно. Его прыжки поразили не только меня. Мальчишки остановились в стороне, чтобы посмотреть. Затем он встал на руки и прошел так несколько метров. Оттолкнувшись руками от земли, он встал на ноги и подошел ко мне.
– Что насчет нас? – спросил он, тяжело дыша. – Попробуем?
– Танцовщица и гитарист – опасная смесь. Слишком много творчества, – прошептала я.
– Чувствуй жизнь, Сара, – сказал он, приближаясь ко мне. – Ты мне очень нравишься.
– Я готова попробовать, – ответила я, и он поцеловал меня. Его тело было горячим среди прохладного апрельского ветра.