Восемь. Донбасских. Лет

Птица с чужой ладони зерно клюёт,
но небо у нас одно.
И в небе, как призраки, корабли,
железные птицы крылом к крылу.
Знай, птица моя, у моей любви
нет склонности
птиц подавать к столу.

Родная речь

Мой язык кому-то становится поперёк
горла.
Говорить на нём – всё равно что терпеть
свёрла
по металлу в кости подъязычной и рядом
с нёбом.
Мой язык поэтичный уродлив
для русофоба.
Моя личная фобия – договаривать всё
до точки,
моя личная точка там, где ушная мочка
переходит в хрящ. В нём нервическая
основа,
перевод синхронный влетевшего птицей
слова.
Отстранившись прилюдно, перебираю
смыслы,
мой язык гениален, выдыхается
углекислым.
Лишний повод расти деревьям, цветам
и травам,
лишний повод закату стать навсегда
кровавым.
Мой язык для кого-то сложен
и неприемлем,
он впитал весь пот, что отдан был русским
землям,
он звучит внутри, как то, что молчать
не может.
Мой язык – пятно несмываемое на коже.

«Брести переулочком…»

Брести переулочком,
проситься под локоток.
Купи мне булочку
или какой цветок.
Гляди, как светятся
звёздочки над Кремлём.
Сытым – краюху месяца,
голодному – в горле ком.
Будешь моим ли дитятком?
Здешние ночи лгут.
Я не люблю политику.
Не ты в ней ведёшь. Ведут.
Видишь, мои окошечки,
жёлтым горит ночник,
давай помолчим, хороший мой.
Забудь, на что дан язык.
Улица под подошвами
похрустывает, что лёд.
В ладони моей – горошина,
в ладони твоей – народ.
И где-то за краем зрения
мир вертится, как юла.
Пожалуйста, не разменивай
молчание на слова.

«Я люблю этот город…»

Я люблю этот город —
обетованную степь,
на лице его порох,
он видел воочию смерть.
Он безумен, как шляпник,
разливший нечаянно ртуть.
Этот город внезапен,
но мне не в чем его упрекнуть.
Он стоит на границе —
силы света и силы тьмы.
Он немножечко рыцарь,
его горы – всего-то холмы.
Его вены, усталые вены —
потемневший асфальт дорог.
Его все обвиняют в измене,
сочиняют ему некролог.
Я люблю его, как ребёнка,
не болеет ли, не озяб?
Как же тонко в нём всё, так тонко,
но об этом сейчас нельзя.
Впрочем, в тонкости тоже сила,
тоже правда и благодать.
Я заранье его простила,
если будет за что прощать.

«Город мой. Тот, где с детства отсутствует море…»

Город мой. Тот, где с детства отсутствует
море,
и повсюду степь – невозможно рыжая,