четверенили потихоньку, как муравьи.
Не отмыть под ногтями и в пальцах
суровый такт —
сама соль земли, сама боль земли.
Словно стон роженицы – выдох, вдох.
Нарастает рокот внутренних галерей.
Уповай на Бога, но помни, что этот Бог
не жалеет даже собственных сыновей.
Но руда-земля тебя любит – вторая мать,
подземелий пыль не похожа на стылый
прах.
Если цель твоя – выстоять, так учись
стоять,
но тебе в этом не помощник страх.
«Странная моя девочка с растрёпанной головой…»
Странная моя девочка с растрёпанной
головой,
я всегда разговариваю с тобой, как
на передовой,
я спешу к тебе так, как спешат приходить
домой
после длинного дня, чтоб обняться
с пустой софой.
Я боюсь поворачивать голову резко,
как в вещем сне,
всё мне кажется, ты растворишься
в сплошной зиме,
свет искусственный льётся по шее
и по спине,
твоя тень – Атлантида, что лежит глубоко
в воде.
Ты похожа на берег Кубы, вокруг
сиреневая вода,
я умею с тобой быть грубым, я умею играть
врага
или самого нежного друга, ты слишком мне
дорога,
это жуткое «слишком» превращает умника
в дурака.
Ты дрожишь губой, хлюпаешь носом,
и меркнет свет,
я пытаюсь собраться с мыслями, только
мыслей нет,
я пытаюсь отчаянно вспомнить, что
слишком сед,
и твой вес вряд ли выдержит мой
шатающийся хребет.
Я твержу тебе в сотый раз: «Нам с тобою
не по пути!»
Ты глядишь на меня испуганно, я считаю
до десяти,
прижимаю тебя к себе, Господи, вразуми,
но мне кажется, разум – последнее, что
имеется у любви.
«Этот город покинули птицы. И неспроста…»
Этот город покинули птицы. И неспроста.
Я хочу о тебе молиться и ждать поста.
По весне не открылось небо для птичьих
стай,
я хочу в тебя вечно верить, мой дикий край.
Моё сложное счастье – верить в пустую
клеть,
я хочу для тебя рождаться, в тебе звенеть.
В этом слишком высоком небе из пустоты
появляются лица предков и те стихи,
что остались великими ненаписанными
о нас.
Этот город не справится с болью
от новых язв.
Этот город покинули птицы, ушли
на фронт,
я брожу вдоль больной границы, сжимаю
зонт
и невидящими глазами ищу твой след.
Этот город покинули птицы, оставив хлеб
засыхать и плесневеть на ладонях моих
весной.
И не слышно песен, и воздух пропах
войной.
«Любить тебя до неприличия…»
Любить тебя до неприличия
громко, устно, уста в уста.
Птица моя грустная,
птица моя, отведавшая креста.
Я – твоё пугало посреди полей,
полчеловека, одни глаза.
Птица моя, пожалей меня, пожалей.
Воротись назад!
Сон – та же явь, только наоборот,
мой горизонт – пятно.