Городские легенды

– Шатун – слово не обидное, – Шал опустил ладонь.

– А какое?

– Скорее страшное.

Юм огляделся по сторонам. Простое убранство. Стол. Два стула. Часы-ходики. Двухъярусная кровать у стены. Чудна?я люстра с подставками для свечей, с которой до самого пола свисали цепи. Два окна. В простенке между ними глубокая ниша.

– Почему страшное? – спросил Юм.

– Загадочные вы существа. Да ты садись, – Шал указал на стул. – Всех нормальных людей на поезде сюда привозят, а вы неизвестно откуда появляетесь.

– Слушай, – Юм присел, – да что это за место вообще?

– Нормальное место, – Шал вытащил из кармана огарок свечи. – Жить можно. Если порядок не нарушаешь.

– Какой на фиг порядок?

– Расскажу, – Шал вставил огарок в залитый воском подсвечник, – слушай. Каждый тут своим делом занят. Есть цеха – мусорщики, огородники, городовые… Мы с тобою жестянщики. Все работают с восьми до шести. Каждый седьмой день – выходной. В этот день мы моем и чистим город. До пяти часов вечера. После – личное время.

– Да. Весёлая жизнь!

– Я не жалуюсь.

Смеркалось. Шал чиркнул спичкой, зажёг огарок.

– У вас что, света нет? – спросил Юм.

– Электричества мало. Оно только для палок городовых.

– Знаю. Меня такой штукой вырубили ваши сволочи.

– Драться нельзя. Ругаться нельзя. За это положены наказания, – флегматичным тоном провещал Шал.

– Какие наказания?

– Разные. А городовые – не сволочи. Они за порядком следят.

– А что ещё у вас нельзя? – Юм презрительно щурился.

– Опаздывать. Режим нарушать. Лениться. Болтать лишнее. Если часто нарушать правила, случится самое страшное – из дому на ночь выгонят.

– Вот как? – шатун рассмеялся. – А что у вас можно-то?

– Работать. Соблюдать порядок.

Юм скривился.

– Слушай, а если просто сбежать из вашего сраного города?

Шал побелел. Руки его задрожали.

– Тихо! Закройся! Об этом даже думать нельзя, не то что вслух говорить. А если…

– Что «если»?

Пол качнуло, как при землетрясении. Подсвечник на столе подпрыгнул. И Юм снова услышал голос. Не такой громовой, как в Умном Доме, не такой раскатистый, как на вокзале. Этот голос был тише и мягче, но точно также звучал словно отовсюду.

«Объясни ему, Шал!»

– Да. Да. Сейчас, – залепетал Шал, – прости его. Он же не знает.

– С кем это ты разговариваешь? – спросил сбитый с толку шатун.

– С домом!

– Чего?

– Все дома здесь живые. Они имеют глаза и уши. Они говорят с нами. Они наши учителя и хозяева. Все они связаны между собой. Что знает один, тут же узнаю?т и другие. Ты сказал про побег – теперь про это знает весь город.

В этот миг на улице раздался отчаянный крик. Шал метнулся к окнам. Двумя рывками задёрнул шторы. Шумно выдохнул.

– Кто кричал? – Юм пытался отдёрнуть занавесь.

– Отойди! Нельзя! – Шал оттолкнул его от окна. – Потом узнаешь. А сейчас спать!

* * *

Этой ночью Юм видел сон. Неясный и беспокойный. Смутно напоминающий ему о чём-то. Старшеклассники. Молодая учительница. Они зло подшутили над ней. Даже не зло – жестоко. Из сна непонятно, что именно они сделали, но сделали они нечто ужасное.

Девушка. Образ её размыт. Она учится в этом классе. Она против. Она сообщает учительнице, кто это сделал. Девушке обещана месть.

* * *

Первый рабочий день в мастерской жестянщиков показался Юму солёным и жгучим. Солёным от пота. Жгучим от натёршихся на пальцах мозолей. Сотня парней гнула листы металла под вёдра и обручи, вальцевала, клепала, паяла, кроила, резала. Юму, как новичку, вручили молоток и зубило, заставив нарезать заготовки для ковшей совковых лопат. Выходило паршиво, что заметно злило Шефа – упитанного паренька – предводителя клана жестянщиков. Стоял лязг и грохот. Болели уши и голова.

Шал стоял рядом, ловко сшивая заклёпками послушные его слабым на вид рукам жестяные листы.

– Слушай, – Юм наклонился к его уху, – здесь поболтать можно?

– О чём? – Шал отодвинулся.

– О том, как сбежать отсюда. Шум же. Мастерская ничего не услышит. И не увидит. Глаза домов, как я понял, наружу смотрят.

– Мастерская-то не услышит. И не увидит, – Шал покачал головой. – Зато другие увидят. Донесут, что видели шептунов.

– Кого?

– Шептуны – это те, кто шепчется, – пояснил Шал. – Если шепчутся, значит говорят о запретном. Усёк?