Прихватив метёлки и вёдра, Женька спустилась вниз, в цокольный этаж, где с арочными окошками под потолком и громоздкой антуражной печкой-швейцаркой гудела закипавшим чайником кухня. Чайник грелся на обычной газовой плите, а печку в свое время тётя Феня, видать, не стала ломать, поскольку работы эти уж больно грязные: замучаешься потом дом отмывать да ремонт делать. Двери из кухни вели в кладовку, в санузел с симпатичной медной ванной на львиных лапах, со ступеньками наверх – на террасу, и в подвал. Подвальная замыкалась на засов и большой амбарный замок. Женька ещё по приезде попыталась подобрать к нему ключ. Подходящего во вручённой ей связке не нашлось.
– Мария Ивановна! – окликнула она тогда свою проводницу, сдающую ей хозяйство. – Ключ не найду…
– Да неужто? Должон быть…
– Так нету.
– А раз нету, стал быть и не было. Что получила на сбережение, то и сдала – в полном порядке и неприкосновенности, – она махнула рукой. – Да на кой он тебе сдался, этот подвал? Самосвал картошки что ли у ворот разгружается?
– В общем-то…
– Ну и бес с ним! Пошли лучше двор тебе покажу… И зови меня баб Маней. А то, как учительницу, ей-богу, по отчеству… Да не привыкла я к такому величанию…
Ну нет, так нет, – подумала она тогда. Потом, может, слесаря вызовет, замок перевесит. Если… Если, конечно, решит остаться здесь…
Женька допила кофе и потянулась. Вчерашняя злость на подставу со стороны отца успешно рассеялась уже к вечеру. А утром и раскаяние подоспело. Отцу всё-таки надо перезвонить. Небось Вовчик не будет около него сидеть вечно… Отставив цветастую чашку, она вздохнула и полезла в малинник на поиски.
Телефон был вскоре найден. А вместе с ним – узкая давно нехоженая тропка, приведшая изыскательницу к покосившемуся штакетнику на задах. Женька с трудом сдвинула заросшую бурьяном калитку и замерла от восторга: извилистая тропинка, путаясь меж зарослями шиповника сбегала от калитки прямо к реке. К уединённому пяточку песчаного пляжа. От незваных гостей его прятал с обеих сторон густой ивняк.
– Мой личный, домашний пляж! – прошептала Женька, вытаращив глаза.
Стоптав с ног кроссовки, она ринулась вприпрыжку к воде. Босые ноги утонули в горячем песке. Мелкая рябь прозрачной по-весеннему воды лизнула пальцы. Женька тихонько засмеялась, стащила одежду и, разбежавшись, обрушилась в холодную, до ломоты в костях, воду. У неё перехватило дыхание от ледяных объятий реки, но ненадолго. Широко загребая руками, чтобы разогнать кровь, поплыла к песчаной отмели.
Её белый, искрящийся песок обжигал, словно в середине лета. Упав на него грудью, Женька подгребла под бока сыпучую благодать, подставила спину солнцу. Прижавшись щекой, рассматривала вблизи разноцветные песчинки, вспархивающие от её дыхания. Потом перевернулась на спину и улыбнулась безупречно голубому небу:
– Я в раю? – прошептала она.
* * *
Директорша риэлторского агентства оказалась дамой видной. В том смысле, что издалека. Высокой, худой, жилистой, с жёлчным, прагматичным лицом и стильной стрижкой. Золотом она была увешана, как ацтекский жрец.
– Вообще-то, – встретила она следователя строго, – из полиции к нам уже приходили и со всеми беседовали. Вряд ли мы сможем сообщить вам что-то новое.
– Видите ли, – Марамыжиков попытался скрыть под официозной вежливостью некоторое смущение: строгая дама очень уж напомнила ему суровые школьные годы и завучку, которую все без исключения дети боялись, словно чумы. – Это было предварительное дознание. Теперь дело отдано в производство мне, и я обязан опросить лично всех фигурантов…
– Ну что ж, – директорша поджала губы, – если обязан… Повторюсь: видела я его последний раз в прошлую пятницу, в офисе. По словам родителей, вечером, после работы, он домой не приходил. И не ночевал. Они, правда, не забеспокоились – парень-то взрослый, да и с девушкой встречался… Хватились на следующий день. Потому как в субботу у него должен был состояться показ квартиры, на который он не явился. Мне позвонил с жалобой клиент. Я стала его разыскивать, телефон не отвечал. Позвонила родителям, те всполошились. Заявление у них приняли только в понедельник. По закону какое-то время, что ли, должно пройти с момента исчезновения… Вот, собственно, и всё. Вопросы?
– А… квартира, показ которой должен был состояться в субботу, случайно не на Заовражной находилась?
– Нет, насколько мне известно. На Заовражную вообще редко мы водим смотрителей.
– Вот как? – Гришка попытался изобразить искреннюю заинтересованность.
Директорша глянула на него как-то странно:
– Вы не местный?
Марамыжиков покачал головой:
– Нет, распределился сюда после следственной школы. Я вообще-то из…
– Понятно. Заовражная – не самый презентабельный район Старого города. Собственно, весь Старый город не перспективен в коммерческом плане. Если только для любителей антиквариата. Но да сколько их… Разруха, запустение, старухи и дома допотопного периода, слабо развитая инфраструктура. Вот и нет покупателей. Мы, конечно, стараемся распределить между сотрудниками перспективные и неперспективные районы, чтобы всем дать равные возможности заработать. За Забедняевым была закреплена Заовражная, да…
– В том числе дом номер пять?
– Ну, – недовольно скривила тонкие губы бизнес-леди, – если он значился в продаже, то естественно… – она пощелкала кнопкой мыши, глядя в экран монитора: – Владелец Чернодед В. П., заявок на просмотр за весь период продажи – то есть за год – не поступало.
– Вы знаете, – следователь доверительно понизил голос, будто по секрету лучшему другу сообщал, – этот гражданин Чернодед В. П., как выяснилось, торговал наркотиками…
Женщина оказалась непробиваема. Она недоумённо вскинула брови и нетерпеливо посмотрела на часы:
– Какое мне до этого дело? Обязанность риэлторской компании интересоваться документами на жильё, а не биографией его хозяина. Разве нет?
– Конечно, конечно. Безусловно! Выходит, то, что он убит, вы тоже не в курсе?
Собеседница откинулась на спинку кожаного кресла и скрестила руки на дорогой шёлковой блузке в том месте, где у женщин обычно бывает грудь.
– Слышала, – процедила она. – И что? Намекаете, что это сделал мой сотрудник, разочаровавшись в возможности продать Чернодедову развалюху?
Марамыжиков натянуто улыбнулся шутке:
– Ну что вы! Я просто хотел спросить: не кажется ли вам странным, что эти два события – столь редкие в нашем тихом городе – убийство одного и исчезновение другого человека, произошли одновременно? Можно сказать, в один день?
– Спросить у МЕНЯ? – медленно и угрожающе произнесла директорша. – С какой стати?
Под гнётом тяжёлого, недоумённо-презрительного взгляда Марамыжиков почувствовал себя круглым дураком.
– Просто… ваше мнение… – проблеял он.
– Я, молодой человек, детективами не увлекаюсь, не читаю их и не смотрю. И в данном случае строить дилетантские догадки на пустом месте не считаю правильным. Это ваше дело – разобраться по существу произошедшего. У вас всё?
– Да, извините, – Гришка вылез из-за стола заседаний побитой собакой. Чёртова баба. – Можно последний вопрос? – обернулся от двери. – Как звали девушку, с которой встречался Забедняев?
– Я личной жизнью своих сотрудников не интересуюсь, – отрезала хозяйка кабинета.
… С этими самыми сотрудниками следователю тоже не очень повезло. Из оставшихся после пропажи Забедняева троих – двое были на выезде. В офисе скучала девица, похожая на встрёпанного ежа.
– Анфиса Пална? – представитель закона сверился со списком.
Девица подтвердила, попросила называть её просто по имени и оказалась совсем не против побеседовать.
– Вы знаете, – заговорщически подмигнула она, – у меня сейчас как раз обеденный перерыв. Может, перекусим где?
Марамыжиков вяло поддержал. Он совсем не любил тратить денег на девушек, с которыми не планировалось более тесное знакомство ближайшей ночью.
Девчонка провела расчёской по розовому ёжику на голове и бойко понеслась в развевающемся плаще вдоль облезлого коридора Дома быта впереди следователя. На бегу стрекотала она без умолку.
«Надеюсь, – мрачно думал Гришка, безрезультатно пытаясь вычленить из её болтовни полезное зерно, – я не зря потрачусь на прокорм этой свиристелки».